Прежде, чем их повесят - Джо Аберкромби

Женщина, которая поднялась, чтобы поприветствовать вошедшего Глокту, выглядела под стать этому великолепному убранству. Поистине.

— Я Карлотта дан Эйдер, — сказала она, свободно улыбаясь и протягивая к нему руки, словно они были старыми друзьями, — магистр гильдии торговцев пряностями.

Следовало признать, Глокта был впечатлён. И если бы только её выдержкой. Ни малейших признаков ужаса. Она встречает меня так, словно я вовсе не обезображенная, дёргающаяся, скрюченная развалина. Она встречает меня так, словно я выгляжу столь же прекрасно, как и она. Карлотта дан Эйдер носила длинное платье в южном стиле: синий шёлк, вышитый серебром, мерцал на ней от прохладного ветерка, задувавшего через высокие окна. На её пальцах, запястьях, на шее блестели украшения обескураживающей ценности. Глокта почуял странный аромат, когда она подошла ближе. Сладкий. Может, как пряности, которые сделали её такой богатой. Всё это на него подействовало. В конце концов, я до сих пор мужчина. Просто уже не настолько, как был когда-то.

— Я должна попросить прощения за свой наряд, но в жару кантийские одежды настолько удобнее. За годы, проведённые здесь, я к ним сильно привыкла.

Её извинения за свой внешний вид — это всё равно, что извинения гения за свою глупость.

— Не стоит упоминания. — Глокта поклонился так низко, как только мог, с учетом бесполезной ноги и острой боли в спине. — Наставник Глокта, к вашим услугам.

— Мы очень рады, что вы к нам присоединились. Все мы очень обеспокоены после исчезновения вашего предшественника, наставника Давуста. — Полагаю, некоторые из вас обеспокоены меньше других.

— Я надеюсь пролить свет на эту загадку.

— Мы все на это надеемся. — С непринуждённой уверенностью она взяла Глокту под локоть. — Прошу вас, позвольте мне всех представить.

Глокта не дал сдвинуть себя с места.

— Благодарю вас, магистр, но думаю, я и сам справлюсь. — Он своими силами — какие уж у него были — добрался до стола. — Вы, должно быть, генерал Виссбрук, глава обороны города. — Генералу было за сорок, он несколько облысел и обильно потел в вычурном мундире, застёгнутом, несмотря на жару, на все пуговицы до самой шеи. Я тебя помню. Ты был в Гуркхуле во время войны. Майор Личной Королевской, и все отлично знали, какой ты засранец. Похоже, в конце концов ты неплохо устроился, как всегда засранцам и удаётся.

— Рад, — сказал Виссбрук, едва отрывая взгляд от документов.

— Всегда приятно возобновить старое знакомство.

— Мы уже встречались?

— Мы вместе сражались в Гуркхуле.

— Неужели? — По потному лицу Виссбрука прошла судорога. — Вы… тот самый Глокта?

— Я именно, как вы и сказали, тот самый Глокта.

Генерал удивлённо моргнул.

— Э-э-э, ну, э-э-э… как поживали?

— В ужасных страданиях, спасибо, что спросили. Но, вижу, вы процветаете, и это для меня громадное утешение. — Виссбрук моргнул, но Глокта не дал ему времени на ответ. — А это должно быть лорд-губернатор Вюрмс. Большая честь, ваша милость.

Старик был карикатурно дряхлым — усохшее тело в огромной парадной мантии, словно высохшая слива в ворсистой кожуре. Его руки заметно дрожали, несмотря на жару, а голова облысела, за исключением нескольких белых прядей. Он прищурился, глядя на Глокту слабыми слезящимися глазами.

— Что он сказал? — лорд-губернатор растерянно посмотрел вокруг. — Кто этот человек?

Генерал Виссбрук наклонился к нему так близко, что его губы почти касались уха старика. — Наставник Глокта, ваша милость! Замена Давусту!

— Глокта? Глокта? А где Давуст, чёрт его дери? — Никто не потрудился ответить.

— Я Корстен дан Вюрмс. — Сын лорд-губернатора произнес своё имя так, будто оно было колдовским заклинанием, и протянул Глокте руку, словно бесценный дар. Он небрежно развалился в своём кресле — светловолосый и красивый, загорелый и пышущий здоровьем, гибкий и атлетичный в той же степени, в какой его отец был древним и высохшим. Я его уже презираю.

— Как я понимаю, когда-то вы были отличным фехтовальщиком. — Вюрмс осмотрел Глокту сверху донизу с насмешливой улыбочкой. — Я и сам фехтую, и здесь никто не может со мной сравниться. Может, устроим поединок? — Я бы с удовольствием, мелкий ублюдок. Если бы у меня была цела нога, я мигом выбил бы из тебя всё дерьмо.

— Раньше я действительно фехтовал, но, увы, мне пришлось от этого отказаться. Здоровье не позволяет. — Глокта и сам в ответ улыбнулся своей беззубой улыбкой. — Впрочем, думаю, я мог бы дать вам несколько советов, если хотите улучшить своё мастерство. — Вюрмс в ответ на это нахмурился, но Глокта уже продолжал:

— А вы, должно быть, хаддиш Кадия?

Хаддиш был высоким, стройным мужчиной с длинной шеей и усталыми глазами. Он носил простую белую робу и скромный белый тюрбан, намотанный на голову. Он выглядит не более процветающим, чем остальные местные в Нижнем Городе, и всё же, в нём есть определённое достоинство.

— Я Кадия, и жители Дагоски выбрали меня говорить от их лица. Но я уже не называю себя хаддишем. Священник без храма — это не священник вовсе.

— Неужели мы снова будем говорить о храме? — простонал Вюрмс.

— Боюсь, будем, раз уж я сижу в совете. — Он снова посмотрел на Глокту. — Так значит, в городе новый инквизитор? Новый дьявол. Новый носитель смерти. Ваши приходы и уходы мне не интересны, палач.

Глокта улыбнулся. Признаётся в своей ненависти к Инквизиции, а я даже инструменты ещё не достал. Но вряд ли стоит ожидать, что его люди будут сильно любить Союз, они же чуть лучше рабов в своём собственном городе. Может ли он быть нашим предателем?

Или этот? Генерал Виссбрук каждым своим дюймом производил впечатление преданного делу вояки — человека, чувство долга которого слишком сильно, а воображение слишком слабо для интриг. Но немногие становятся генералами, не преследуя собственной выгоды, не подмазывая никого и ничего не скрывая.

Или этот? Корстен дан Вюрмс презрительно смотрел на Глокту, как на плохо вычищенную уборную, которой ему придётся воспользоваться. Я тысячу раз видел таких, как он, высокомерных щенков. Он, может, и сын лорд-губернатора, но очевидно, что верности в нём нет ни к кому, кроме себя.

Или она? Магистр Эйдер была воплощением милых улыбок и любезности, но её глаза были жёсткими, как алмазы. Оценивает меня, как торговец — покупателя-простофилю. За прекрасными манерами и слабостью к заморским нарядам скрывается нечто большее. Намного большее.