Сварливые пташки - Милдред Эбботт

С этими словами она и Сайлес ушли.

Когда они оказались вне пределов слышимости, Кэти повернулась, посмотрела на нас с Лео, а когда увидела наши взгляды, на ее лице появилось выражение ошеломления.

– Десять тысяч долларов? В год? Впрочем, какая разница – хоть до конца столетия. Кто может позволить себе отвалить такую сумму?

– Что вы хотите, это же Эстес-Парк, у половины здешних жителей денег куры не клюют, в то время как остальные едва перебиваются с хлеба на воду, – пожал плечами Лео. – Хотя в данном случае я только благодарен за эти взносы. Из них каждый цент идет на борьбу с браконьерством, и касается это не только птиц.

Сумма такого порядка, поражавшая воображение, оказалась полной неожиданностью. И хотя меня вряд ли можно было отнести к категории тех, кто с трудом сводит концы с концами, я в страшном сне представить не могла, как можно заплатить десять тысяч долларов за членство в каком бы то ни было клубе, даже если эти деньги шли на благое дело.

– И то хорошо, – сказала Кэти, посмотрела на меня, ухмыльнулась и покачала головой, – что-то мне расхотелось напяливать на себя куртку, увешанную значками за победы в птичьих викторинах. – После чего взяла Лео под ручку и добавила: – Ведите нас, медвежонок Смоуки[1].

Лео грубо хохотнул, но все же заставил себя сохранять спокойствие.

– Это что, мое новое прозвище?

– Да, я понимаю, для рейнджера заповедника оно не самое оригинальное, но тем не менее. – Кэти взяла другой рукой меня под локоток и сказала: – Идемте же. Если мы выбрались в это стылое захолустье без всякой надежды получить в награду значок, давайте хотя бы устроим экскурсию с личным гидом. Если конечно же Смоуки не даст нам скучать.

Лео не стал прилагать особых усилий, чтобы заинтересовать нас своим рассказом, да это и не требовалось. Лишь сообщил несколько разрозненных фактов и, главное, не мешал, когда матушка-природа говорила за себя. Затем отвел нас среди деревьев ярдов на двадцать в сторону, остановился и улыбнулся:

– А теперь слушайте. Замрите неподвижно, самое большее можете крутить головой. Обратитесь в зрение и слух.

Кэти хихикнула, но тут же успокоилась.

Примерно через минуту я почти позабыла об их присутствии. В Эстес-Парке я бывала с детского возраста, пару раз в год навещая мамину семью. Но теперь почему-то забыла, как на самом деле выглядят колорадские горы. Невзирая на сияние луны, нам с ясного неба в прозрачном воздухе подмигивали завихрения звездных галактик, на фоне которых мистикой выделялись силуэты деревьев и высившихся вокруг скалистых горных вершин.

В тишине ночь буквально ожила. Легкий ветерок щекотал мои щеки своими холодными пальцами и колыхал на безлистых ветках осины снег, водопадом низвергавшийся вниз. Где-то под ногами хрустнула ветка лесной подстилки, но я так и не смогла ничего увидеть – даже легкого трепетания подлеска.

Мои глаза все больше привыкали к темноте, тем более что им в этом помогало отражавшееся от снега лунное сияние, озаряя разбросанные меж деревьев валуны и позволяя проникать взором глубже в густой лес.

Справа от нас что-то зашуршало, на этот раз громче. Я повернулась посмотреть, ожидая увидеть перед собой кого-то из членов «Бригады друзей пернатых». Но вместо них на меня самое большее футах в тридцати взирал лось, рога которого, казавшиеся поистине необъятными, образовали на голове что-то вроде короны. Само по себе это зрелище не было чем-то из ряда вон выходящим. Лосей в Эстес-Парке давно приручили не хуже собак, до такой степени, что они порой даже разгуливали по центральным улицам. Но какой бы замечательной ни была подобная картина, она все же не шла ни в какое сравнение с видом этого величественного создания в его собственном царстве, ничем не потревоженном людьми. Лось дохнул облаком пара и пошел дальше. И только в этот момент я заметила дальше среди деревьев полдюжины его собратьев.

Кэти, явно довольная, тихо вздохнула. Я всем сердцем с ней согласилась.

Я поменяла старую жизнь на новую, наполненную книгами, семьей и магией. Но даже не ожидала, что она будет вот такой.

Ночь прорезал пронзительный крик, напрочь разрушив очарование. Лоси синхронно подняли головы и в едином порыве исчезли за деревьями.

Воздух разорвал еще один крик. Мы с Лео и Кэти быстро переглянулись и, подобно лосям, двинулись как одно целое, только в другую сторону – на звук.

А затем услышали, что по лесу побежали и другие – туда же, куда и мы.

Воплей больше не было, но, когда мы подошли ближе, ориентиром нам стали рыдания женщины, задыхавшейся от гипервентиляции легких.

Выйдя на небольшую поляну, мы увидели Элис и какую-то женщину постарше, которые стояли над темным силуэтом на земле.

Еще несколько шагов, и силуэт благодаря лунному свету, снегу и моим глазам, к этому моменту уже приспособившимся видеть в потемках, обрел конкретные очертания. Генри лежал на спине, уставившись невидящим взором на деревья. На его шее зияла огромная рана.

Глава 5

Хотя Анна и Карл, надо признать, всегда могли прийти на помощь, когда мне надо было что-то узнать, порой я все равно осуждала их за чрезмерное пристрастие к сплетням. Иногда даже доходило до того, что они перемывали кости моим дядьям. На следующее утро в течение получаса после открытия «Милого корги» я всеми силами гнала от себя любые приходившие в голову плохие мысли. Если ты владеешь магазином, то тебе не нужно никогда ходить за сплетнями – они найдут тебя сами. А на фоне огромного количества народа, пробегавшего по магазину и поднимавшегося наверх в кондитерскую Кэти – причем обратно возвращались лишь очень немногие, – у меня возникло ощущение, что судьба уготовила нам вскоре превратиться в новый центр событий.

Подумав опять, что мне надо бы взять сотрудницу управляться за кассой, я оставила пост и тоже поднялась в кондитерскую. Рядом со мной потрусил и Ватсон, хотя и без особой охоты.

Слова о Ватсоне тоже пришлось проглотить. Потому как я могла бы поспорить на что угодно, что он ни в жизнь не вернется обратно в книжный, когда у Кэти все в самом разгаре. Но не учла толпы посетительниц, которым не терпелось подольше посидеть в очаровательном помещении, которое создала моя подруга. Оказалось, что Ватсон, невзирая на всю свою любовь к еде, еще больше ценил возможность избежать прикосновения тянувшихся к нему бесчисленных рук. В книжном же он постоянно крутился под ногами, что мне,