Письмо королевы - Елена Арсеньева

Впрочем, этот восторг немедленно улетучился, когда Диего Малгастадор проговорил:

– Прошу вас предъявить документы. Паспорт, права – что угодно.

– Но что, но почему, но у меня нет времени, да я вообще иностранка… – беспомощно залопотала Алёна, покорно открывая сумку и перетряхивая ее.

Паспорт она оставила дома, прав у нее отродясь не было, потому что она не водила машину. Диего внимательно смотрел в недра обширной Алёниной сумки и мог видеть, что она не врет. Она демонстративно открыла перед ним косметичку, кошелек, выпотрошила внутренние и внешние карманы. На одноразовые платки, ключи и мобильный телефон он внимания не обратил, но сделал стойку при виде желтого узкого бумажного прямоугольничка с изображением двух танцующих фигурок и надписью «Milonga «Retro Dancing».

– Откуда это у вас? – Диего выхватил билет из кучки.

– Это билет на милонгу, – гордо сказала Алёна. Надо сказать, что все, кто танцует аргентинское танго, ощущают себя возвышающимися над остальным человечеством как минимум на голову и поглядывают на прочих весьма покровительственно. – Вы знаете, что такое милонга?

– Конечно, знаю, – проговорил Диего. – Это вечеринка, где танцуют только аргентинское танго.

– Ну, тогда вы должны понимать, что танцующему человеку иметь при себе билет – самое обычное дело.

– Конечно, – кивнул Диего. – Но знаете, хоть я и не танцую аргентинское танго, у меня есть аналогичный. Правда, не мой. Взгляните.

И он протянул нашей героине точно такой же бумажный прямоугольник, правда, кроме печатного текста «Milonga «Retro Dancing», на нем было еще написано от руки – Canavin, и стояла какая-то странная закорючка.

– Канавин? – прочитала Алёна. – А это кто?

– Я бы тоже хотел знать, кто такой Канавэн, – проговорил Диего, глядя на нее испытующе.

Алёна вспомнила, где находится. Окончания in французами произносятся как эн, например, Пьер Карден, хотя он Pierre Cardin, Реми Мартен, хотя коньяк называется «Remy Martin», ну и так далее. Канавэн, значит… Ее что-то беспокоило, она не могла понять, что именно. Может, пристальный взгляд Диего?

– А почему вы так на меня смотрите с подозрением? – спросила Алёна вызывающе.

– Потому что этот билет был найден там, где застрелили двоих. Потому что у вас есть такой же билет. Потому что вы интересовались человеком, которого вчера застрелили. Потому что вчера ваша серая шубка попадалась мне на глаза в тех местах, где…

Он осекся, потому что в запертую дверь кто-то начал с силой стучать.

– Merde, – пробормотал Диего. – Момент.

Агент Малгастадор отошел к двери, открыл ее. Мелькнуло встревоженное лицо портье, он что-то прошептал. Диего снова ругнулся, вынул ключ из замка и вышел, бросив:

– Я сейчас вернусь, извините.

И запер дверь.

Алёна посмотрел ему вслед, потом перевела задумчивый взгляд на два билетика, лежащие на столе. Подошла, взяла свой – без корявой надписи, сунула его в сумку, шагнула ко второй двери, ключ от которой по-прежнему торчал в замке, и отомкнула ее. Перед ней оказался короткий и узкий коридор с дверью в конце и надписью над ней: «Sortie». Это слово имело замечательное значение – выход.

В метро такие надписи мелькают тут и там. И в аэропорте…

Впервые в жизни Алёна порадовалась, что скоро уезжает из Парижа!

Не раздумывая, она выдернула ключ из замка и заперла дверь со стороны коридора, оставив ключ в ней. И ринулась к выходу, стараясь не думать, что будет, если окажется заперто. Так и есть!.. Ф-фу, всего лишь задвижка. Легкое движение – и Алёна вырвалась на какую-то узкую улочку, по которой поспешно пошла до поворота, потом снова повернула, и снова, и снова… Она шла куда глаза глядят, не разбирая дороги, понимая, что может заблудиться, но думая только о том, как бы оказаться как можно дальше от опасного места. Вдруг перед ней открылась площадь Мадлен со знаменитой церковью.

– В поле бес нас водит, видно, да кружит по сторонам! – пробормотала Алёна, делая знак проплывающему мимо такси, и велела везти себя на рю Друо.

У нее оставалось время дойти до Танечкиной эколь матернэль пешком, но она не хотела рисковать, убедившись за последние два дня, что такое неконтролируемая случайность! Смугло-бледный Диего Малгастадор слишком часто попадался на ее пути, и если против встречи с ним как с крайне, ну очень, ну просто весьма симпатичным мужчиной она ничего против не имела, то в качестве полицейского агента он ей нравился значительно меньше. То есть, положа руку на сердце, совершенно не нравился! Век бы его не видать!

Но у Диего профессиональный, цепкий взгляд, он запомнил Алёнину серую шубку, и, разумеется, не только шубку. Все-таки она дама приметная. В этом большое достоинство ее внешности – и главный недостаток. С агента Малгастадора запросто станется сделать Алёнин фоторобот и разослать по всем отделениям полиции, раздать всем агентам, отправить на вокзалы и в аэропорты…

Алёну начала бить дрожь, когда она представила, как завтра вечером подаст паспорт на пограничном контроле, а пограничник достанет из стола листовку с дурацким, но все же очень похожим изображением ее физиономии (нет, скорее всего изображение выдаст ему компьютер!) – и скажет, пристально вглядываясь то в лицо Алёны, то в ее паспорт:

– Извините, мадам Я-рюч-кин, не соблаговолите ли вы пройти на минуточку вон туда?

И ее отведут в кабинет, и навстречу выйдет смугло-бледный и беспощадный Диего Малгастадор… и загребет мадам Ярючкин в лапы французского правосудия отнюдь не на минуточку!

Впрочем, подумала Алёна, высаживаясь из такси, такую расторопность служители порядка проявляют только в дамских детективах, которые в изобилии сочиняет так называемый псевдописательский планктон, а наяву все сложнее и медленней. Фоторобот в аэропорту – это, конечно, но не сейчас. А вот случайные встречи сбрасывать со счетов не стоит. Полагаться на авось не следует. Береженого Бог бережет. Следует использовать самые элементарные средства защиты, прежде всего – изменить имидж.

Алёна отлично помнила, до какой степени неузнаваемости меняла ее зализанная прическа. Без кудряшек она просто другой человек! Значит, нужно изменить прическу, а еще – избавиться от серой шубки. В России она, конечно, пригодится, но в Париже – безнадежно скомпрометирована. Нужно срочно купить куртку, все равно скоро весна, нужна новая приличная куртка, наша-то совсем раскололась, в смысле, обносилась, как старухино корыто. Но до того, как появится новая…в этой из дому ни ногой!

Едва войдя в квартиру, Алёна достала из шкафа старую-престарую Маринину кожаную куртку, в которой она иногда ходила за продуктами на рынок. Дальше пошла в ванную – менять внешность.

Раздался звонок. Алёну на миг бросило в жар от ужаса – а вдруг пронырливый Диего с его проницательными глазищами умудрился выведать номер ее мобильного?! – но на дисплее высветилось имя Марина.

– Привет, – сказала она таким веселым голосом, что у Алёны мигом полегчало на душе. Ну что за чудный голосок у ее молоденькой подружки, услышишь – и сразу все неприятности тускнеют и вообще отступают! – Что делает нянька?

– Нянька готовится заступать на вахту, – сказала Алёна. – Зашла домой переодеться, что-то мне жарко стало, можно, я твою старую куртку надену? И вообще я бы новую купила…

– Жарко? – ужасно удивилась Марина. – Да-а-а? Ну, если жарко, надевай, конечно, само собой. Кстати о куртках. Морис звонил, он уже в четыре будет дома, сказал, что заберет девок сам и сходит с ними на вторую часть «Артура», он им обещал. В кино и поедят. Так что у нас свободен вечер. Я хотела в «Галери Лафайет» показать тебе одно пальто… Это просто с ума сойти, что такое, но цена соответствующая. А ты посмотришь себе куртку. Поесть зайдем в плохое место, давно там не были.

«Плохим местом» в этой семье назывался МакДоналдс. Морис, рафинированный эстет и поборник здорового питания, презирал эти кафе так, как американскую еду и американский образ жизни могут презирать только французы. В послевоенные годы Франция отдала Штатам непомерно большую дань любви и уважения (ну, было за что, помогли не только от фашистов освободиться, но и от «коммунистической заразы», поразившей половину Европы, защитили!), вплоть до того, что национальная гордость, чудесный рок-певец, забыл данное ему матушкой-француженской имя Жан-Филипп Смет и начал зваться Джонни Холлидей, Johnny Hallyday… Кстати, французы произносят его имя как Жонни Олидей, но не в том суть. Морис запрещал своей семье ходить в МакДоналдс, а Марина, год проучившаяся в Америке и питавшая к биг-макам нежные ностальгические чувства, все же иногда прорывалась туда в сопровождении девчонок, эти чувства, так сказать, унаследовавших. Марина была барышня разумная и демарши совершала не часто, отчего запретный плод становился еще более сладок. Алёна, прямо скажем, тоже не питала к МакДоналдсу особого презрения – ну хотя бы потому, что бывала там «раз в год или два года», как некогда выразился поэт Михаил Кузмин.