Письмо королевы - Елена Арсеньева

А самое главное, все кавалеры бесподобно музыкальны, а Алёна, которая давно уже излечилась от детской болезни танго-ногомашества и страсти к танго-эпатажу, именно больше всего ценила изысканное умение обыгрывать музыку на простых и изящных движениях. Собственно, к этому в свое время приходят все тангерос, оставляя танцевальную акробатику только для шоу, для танго-рекламы, для привлечения неофитов, которые начинают именно с пылкой страсти к изощренным фигурам и нуэвской музыке, а потом постепенно уходят в спокойный «салон»[13] и одухотворенную музыкальность старых оркестров.

– Элена! – бросился к ней мужчина лет сорока, стройный, подвижный, одетый в цветастую рубашку, джинсы и черно-белые танцевальные туфли – классика танго, хотя такие туфли чуточку походили на башмаки чикагских гангстеров, скажем, на те, которые носят гангстеры в фильме «В джазе только девушки». Его голова была окружена массой весело вьющихся волос, типично галльская смугловатая физиономия сияла улыбкой, темные глаза блестели: – Как я рад вас видеть, знал бы, что вы придете, и сам появился бы пораньше! Танцуете со мной? Слышите? Ваш любимый Ортис, я отлично помню, как вы говорили, что любите Ортиса!

Алёна не стала спорить. Она обожала классические оркестры и знала за собой эту особенность: стоило зазвучать, Карабелли, Ортису, Хуану Маглио Пачо, Ди Сарли, Д’Арьенсо, Фреседо, Донато, Канаро (Канаро, ах, Канаро!!!), как она начинала умиленно причитать: «Ах, как я люблю этот оркестр!», в самом деле искренне и от души любя его в это мгновение больше прочих.

Оркестр Ортиса звучал мелодично, однако голова Алёны сейчас была занята не музыкой. Она пыталась вспомнить имя партнера. Жоэль? Мартин? Себастьян? Оливье? Даниэль?

К счастью, он, как бы ни звался, не принадлежал к числу болтунов: предпочитал молчать во время танго, да и в паузах между ними помалкивал, улыбаясь с загадочным выражениям, как бы уверяя, что лично знаком с диджеем, и обещая, что следующая мелодия будет еще лучше. Ну что ж, обещания сбывались!

– Хотите отдохнуть? – спросил партнер, когда началась кортина. Так называются короткие музыкальные перерывы между тандами, ну а танда – это несколько, обычно четыре, танго, которые танцуются подряд, без перерыва.

– А вы? – дипломатично спросила Алёна, которая, хотя часа два уже практически не присаживалась, отдыхать совершенно не хотела, но опасалась быть надоедливой.

– Я бы с удовольствием еще потанцевал. Сейчас вроде бы милонги будут. С вами их замечательно танцевать, у вас такие ноги легкие! С прошлого года помню, как вы летаете!

Алёна радостно зарделась, нежно улыбнулась – и полетела танцевать милонгу. Ну да, это кроме того, что название вечеринки, еще и быстрый-быстрый танец, иногда напоминающий танго, а иногда – совсем даже нет. И на третьей милонге – это был канаровский «Negrito» – она внезапно вспомнила, как зовут этого тангеро в цветастой рубашке и с веселыми кудрями. Оливье, ну конечно!

– Как классно вы ведете, Оливье! – радостно выдохнула она, утыкаясь носом в немножко колючую, но вкусно пахнущую щеку партнера. – Так легко!

– Я – Даниэль, – усмехнулся он. – А Оливье – мой сын. Вон он стоит у стены, посмотрите направо.

Алёна немножко напряглась, вспоминая, на которой руке у нее браслет и кольцо, и посмотрела в том направлении. И расхохоталась: у стены стояла точная копия ее партнера, в такой же цветастой рубашке, джинсах, туфлях, с тучкой таких же буйных кудрей, только без промельков седины и с меньшим количеством лучиков-морщинок на смуглой физиономии.

– Оливье, иди сюда, – махнул рукой Даниэль. – Я тебя познакомлю с настоящей русской красавицей.

Ах ты Боже ж ты мой, ну до чего же приятный народ – французы!

Впрочем, нет, не все. Этот Оливье явно уродился не в своего обаятельнейшего папеньку. Экая постная физиономия!

– Его партнерша – тоже русская, – болтал Даниэль, нимало не обращая внимания на замкнутость сына. – Ее зовут Ольга. Тоже очень хорошо танцует, как и вы. Оливье нравится танцевать только с Ольгой, все остальные для него просто не существуют. С ней всегда приходит ее молодой человек, который в танго полный профан, но любит смотреть, как танцуют Оливье и Ольга. А чего ты такой унылый сегодня, mon fils, сын мой? – наконец-то заметил он.

Fils смотрел с тоскою:

– Да Ольга куда-то пропала с самого утра. Мы договаривались созвониться, а у нее телефон молчит, не отвечает. Начал звонить Виктору – та же история.

Виктор, догадалась Алёна, наверное, вышеупомянутый молодой человек.

– Ну мало ли какие дела, – начал было успокаивать Даниэль, однако Оливье не успокаивался:

– Что-то недоброе произошло. Когда я позвонил десять минут назад, ответил какой-то мужчина и начал спрашивать, кто я такой. А когда я отключился, подумав, что ошибся номером, он сразу перезвонил мне и опять спросил, кто я и почему интересуюсь Ольгой Шумиловой. С ней какая-то беда!

На самом деле Оливье сказал – Ольга Шумилофф. Вот так они обращаются с нашими русскими фамилиями, эти господа буржуи! Алёна, впрочем, к этому привыкла, потому что ее настоящую фамилию, Ярушкина (как положено настоящему писателю, она творила и издавалась под псевдонимом), произносили вообще как Ярючкин. Так что Шумилофф – это еще вполне корректно.

– Да ладно, успокойся, все будет нормально, – уже гораздо жестче проговорил Даниэль, и Алёна поняла, что в действие начал вступать один из главных законов французского общения: никто не должен знать, что на самом деле у тебя на душе, и, как бы тебе ни было плохо, никого, кроме тебя, это не касается. – Пойдемте лучше выпьем. Сегодня на билеты обещали очень недурное «Cheval Blanc», вообразите, ординарное, конечно, но оно из тех вин, которому зрелость не слишком-то и нужна, оно и молодое прекрасно на вкус.

– А что такое – на билеты? – удивилась Алёна.

– Разве вы не знаете? В стоимость билета входит бокал вина или два любых прохладительных. – И Даниэль вынул из кармана желтый бумажный прямоугольничек с изящным изображением танцующей пары и надписью «Milonga «Retro Dancing». – У вас должен быть такой же.

– Ну да, – пробормотала Алёна, которая, между нами говоря, с редкостной небрежностью обращалась со всеми и всяческими билетами, чеками и прочими, не побоимся этого слова, финансовыми документами. Она совершенно не могла поручиться, что не бросила в мусорную корзинку, едва приобретя его. А может, сунула в сумку? Или в карман шубки? Может, пойти поискать? Вообще, совсем неплохо было бы выпить белого горьковатого, прохладного вина…

– Это белое вино? – уточнила она, и Даниэль усмехнулся в ответ:

– Лошадь – белая. А вино – одно из лучших бордо, настоящий рубин. Очень пряное, терпкое, я бы сказал, с дымком. Жаркий такой вкус, экзотический!

Да, «Cheval Blanc» – белая лошадь, но вино, которое так называется, все же красное. Ну нет, этот номер с Алёной Дмитриевой не пройдет. Она не пьет красных вин, ну не нравятся они ей, бывают такие чудеса в природе… Так что искать свой билет она не станет.

– Я, пожалуй, воздержусь, – сказала Алёна дипломатично. – Слышите, вальс играют? Я так люблю вальсы, а от вина у меня мигом голова закружится.

– Вы танцуете, прекрасная дама? – спросил в эту минуту мужской голос. Это был Себастьян – чудный танцор, учившийся, между прочим, в самом Буэнос-Айресе, Мекке всех тангерос!

– Конечно! – радостно кивнула Алёна и умчалась танцевать вальс.

– У вас такое блаженное выражение лица, – сказал Себастьян, когда наступил перерыв между мелодиями. – Нравится вам здесь?

– Ужасно нравится! – восторженно выдохнула Алёна. – Моя любимая милонга. Мне кажется, это лучшее место в Париже.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Себастьян. – Правда, мне еще нравятся милонги студии «Le 18». Вы там бывали?

– Нет, но, наверное… это уж совсем для молодежи…

– Вы думаете, 18 – это возраст? – засмеялся Себастьян. – Вовсе нет. Студия находится на rue Andrй del Sarte, номер 18, кроме того, это восемнадцатый арондисман[14]. А публика там примерно такая же, как здесь, – самая разнообразная. Будет время – сходите.

– Вряд ли будет, – вздохнула Алёна. – Я через два дня уезжаю. Завтра опять приду сюда, жалко пропускать!

Снова зазвучал вальс, Себастьян обнял Алёну… все-таки замечательно его научили обниматься!

Потом ее еще кто-то приглашал, а когда настало время Золушке бежать к своей тыкве, ни Даниэля, ни его печального сына в зале уже не было.

«Ничего, завтра приду и опять потанцуем!» – подумала Алёна и убежала переодеваться. Собственно, переодевание состояло в том, что она надела под платье новые брюки, сунула ноги в сапоги и накинула короткую шубку. И так, из-под пятницы суббота, отправилась домой.

Что характерно, в родном Нижнем Горьком она бы отродясь носа на улицу в таком виде не высунула, а вот Париж располагал к фривольностям и некоторому нигилизму. Столица мировой моды, что поделать!