Величайшее благо - Оливия Мэннинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока она ложилась, Гай изучал себя в зеркале.
— Как ты считаешь, я похож на Оскара Уайльда? — спросил он.
— Пожалуй.
Некоторое время он гримасничал перед зеркалом, представляя себя разными кинозвездами. Гарриет задумалась, не настал ли удачный момент, чтобы спросить его про Софи, и решила, что нет, не настал. Вместо этого она сказала:
— Ты совсем как ребенок. Давай спать.
Отвернувшись от зеркала, он сказал с нетрезвым самодовольством:
— Старина Прингл ничего так. Совсем неплох.
4
Якимов обнаружил, что его одежду вычистили, отгладили и сложили на кровать. Переодевшись, он надел один черный и один коричневый ботинок. На вечеринке кто-нибудь обязательно обратит на это внимание, и тогда он удивленно взглянет себе на ноги и скажет: «Вы не поверите, дорогой мой, дома у меня осталась точно такая же пара».
Он считал это одним из самых тонких своих розыгрышей и не прибегал к нему со времен смерти милой Долли, приберегая его на более счастливые времени. Теперь же он чувствовал, что в его жизни началась белая полоса и может случиться всё что угодно.
Одевшись, он еще некоторое время сидел и перечитывал письмо, над которым трудился в настоящий момент. Письмо было адресовано его матери. Он уже сообщил ей, как его найти, и попросил как можно скорее выслать его содержание. Он сообщил, что занимается важной волонтерской работой в военных интересах, но не стал вдаваться в подробности, чтобы она не переоценила его благосостояние.
После продолжительных размышлений он взял карандашный огрызок и дописал, чтобы порадовать ее: «Сегодня вечером я собираюсь на прием к княгине Теодореску». Обычно он уставал после первого же предложения, но в нынешнем своем настроении он продолжил писать. Некоторые слова выходили у него очень крупными, другие — совсем мелкими, но все были написаны четко и разборчиво, как у старательного ребенка. «Всего наилучшего, старушка, и не вешай нос. Твоему Яки снова повезло».
Ощущая удовлетворение от выполненного дела и предвкушая удовольствие, он отправился вниз, чтобы встретиться с князем Хаджимоскосом.
Этот день выдался удачным. Якимов был доволен; такого довольства он не испытывал со времен смерти Долли, после которой остался без гроша. Поспав днем, он спустился в гостиничный бар, знаменитый Английский бар, где, как и надеялся, встретил знакомого. Это был английский журналист Галпин.
Увидев Якимова, Галпин стал смотреть в другую сторону, но Якимова этого не смутило: он встал прямо перед журналистом со словами: «Приветствую, в прошлый раз мы виделись в Белграде!» — и, не успел Галпин ответить, добавил: «Что вы пьете?» Что бы Галпин ни собирался произнести вначале, в итоге он лишь что-то проворчал и сказал:
— Скотч.
Галпин был не один. Когда Якимов с улыбкой огляделся, намереваясь спросить, что пьют окружающие, они закрылись, как устрица, которая сжимает створки раковины вокруг жемчужины. Он рассказал о встрече с Маккенном; рассказ был встречен вежливым вниманием.
— Только подумайте, друзья, — сказал он. — Ваш бедный старый Яки — и вдруг аккредитованный военный корреспондент!
— А вы передали историю Маккенна? — спросил Галпин.
— Естественно. До последнего слова.
— Ему повезло.
Галпин мрачно заглянул в пустой стакан.
Якимов настоял, что закажет всем еще выпить. Журналисты приняли его угощение, после чего заговорили между собой. Перед его приходом они обсуждали прибытие в Бухарест Мортимера Тафтона и теперь вернулись к прерванному разговору. У Тафтона был нюх на события, говорили они. Куда бы он ни приехал, там что-то происходит. Якимов был забыт, но его это не смущало. Он был счастлив, что вновь может угощать других. После такого знакомства можно было надеяться на то, что эти люди не будут с ним слишком грубы.
Исторгнутый компанией журналистов, он столкнулся с местными завсегдатаями, которых привлекла щедрость Якимова. Они смотрели на него с восхищением. Он позволил им представиться: Чичи Палу, граф Игнотус Хорват и князь Хаджимоскос. Если в улыбке Якимова и присутствовала легкая снисходительность, заметить ее было очень сложно. Он понимал, что именно эти люди — подобающая ему компания, и не предполагал, что они питают хоть какие-то иллюзии на его счет. И всё же ему было приятно выступить в роли их покровителя. Он заказал им выпить. Они заказали виски, как того требовала мода: это был самый дорогой напиток в баре.
— Потом мне надо будет спешить, — сказал Якимов. — Я сегодня ужинаю с моим другом Добби Добсоном, который служит в миссии.
Услышав это, глава троицы, Хаджимоскос, сказал:
— Не хотели бы вы, mon cher prince, поприсутствовать сегодня ночью на небольшой вечеринке, которую устраивает княгиня Теодореску в своем номере? Вы встретите там настоящих румынских аристократов. Это вовсе не те политики и парвеню, которые притворяются beau monde в наше время. Мы так любим англичан.
Якимов просиял в улыбке:
— Буду счастлив, дорогой мой.
Бар закрывался в полночь. Якимов уговорился встретиться с Хаджимоскосом в главном зале, где напитки подавали до тех пор, пока находились желающие их заказывать.
В центре комнаты на столе, стоявшем под самой большой люстрой, лежали экземпляры всех приличных английских газет. Рядом Хаджимоскос сгорбился над позавчерашним выпуском «Таймс». Как сообщил Добсон, Хаджимоскос был последним представителем одной из семей греческих фанариотов[15], которые управляли Румынией в годы Османской империи. Низкорослый и худой Хаджимоскос выглядел странно мягкотелым, словно его одежда скрывала не плоть и кости, а вату. Он носил детские черные тапочки самой искусной работы и теперь бесшумно заскользил в них к Якимову и взял его руки в свои маленькие белые ладони.
— Как радостно снова видеть вас, cher prince, — пролепетал он. Его лицо было покрыто старушечьей сеточкой морщин и всё же сохраняло некоторую детскость, узкие маленькие темные глаза были налиты кровью, череп восково просвечивал сквозь тонкие черные волосы.
Мужчины выжидающе смотрели друг на друга, пока Хаджимоскос не отвернулся и не сказал со вздохом:
— Я счастлив был бы вас угостить, но, к несчастью, забыл бумажник.
— Дорогой мой! — Якимов вдруг вспомнил, что он здесь главный. — Это я должен вас угостить. Чего бы вам хотелось?
— Виски, конечно. Ничего другого я не пью.
Они уселись на один из гобеленовых диванов, и Якимов заказал выпивку. Хаджимоскос склонил голову, словно хотел поделиться постыдным секретом, и заговорил:
— Так неловко, что я забыл деньги. Княгиня наверняка захочет, чтобы мы играли в chemin[16] или что-то вроде этого. Я так люблю эти игры. Не могли бы вы, mon cher prince, одолжить мне
