Одиссея одинокого волка - Владимир Лиштванов

В период коллективизации всё там вырубили и вырезали на дрова, топить хаты.

До этого пахали, сеяли, соломой топили, заготавливали дрова в лесу, торф резали, а тут такое создалось, что вынуждены были всё вырезать.

Потом там осталось чистое поле.

Дорога из деревни деда Прокопа вела через глубокий овраг. Когда мужики собирались ехать на базар, то брали с собой всякие оглобли, брёвна.

При подъезде к этому оврагу, всё это вставлялось в колеса, и так тормозили. Чтоб при спуске, телега не убила лошадь. На дне оврага они вынимали оглобли и брёвна.

Другой склон был пологим. Когда ж возвращались назад, то на дне оврага слезали с телеги и помогали лошади подняться на крутой склон оврага.

Неподалёку от деревни был заказной лес, то есть государственный, под охраной. Дубы росли вековые.

Его периодически чистили, хворост можно было собирать только под присмотром лесника. Дубы пилить нельзя было.

При И. В. Сталине если кто пойдёт, то расстреляют за рубку леса.

Этот лес был с качественной древесиной, хозяйский. Где росла лоза, хворост, то это считалось сорным.

Выпиливание там даже приветствовалось, чтоб меньше зарастало земли. Ночами вырезали и вывозили, а утром все делали вид, что ничего не произошло.

В колхозе тоже топили, кто, чем мог.

Ещё до войны стали заготавливать торф, И. В. Сталин дал команду, обрабатывать торфяники. Торф резали, сушили.

Потом начали централизованно завозить. В Глушково была суконная фабрика. Торф туда возили, а люди на фабрике покупали себе торф.

Значительно позже начали возить уголь, через сельсовет выписывали. Вначале был наш антрацит, потом тульский, а потом польский. Самый плохой был польский.

Топили и соломой. Уборка прошла, в колхозе свозят солому скоту, что на корм, что на подстилку, и выписывали людям на топку. Кто сколько сможет.

А сейчас вся солома сжигается.

До войны в деревне построили приличную, для тех времён, школу.

Старики умели деньги считать, печатные буквы читали.

У каждого был Евангелий и старики читали его.

До войны большинство населения имели четыре – семь классов, а десятилетка, это считалось: «Ого – го!». Она тогда считалась, как сейчас институт.

Во время Великой Отечественной войны много испытаний досталось дедовой деревне.

Осенью 1941 года эти места уже были оккупированы немецко-фашистскими войсками.

Во время оккупации, немцев не было в деревне, они были в Коренево.

Однажды в деревню пришли два немца, берут двух мужиков идти в лес. Дубы надо смотреть, метить.

Приказали мужикам, чтоб те взяли пилу и топор, чтоб потом напилить брёвен и куда-то доставить для своих нужд.

Пошли в лес. Два немца впереди, два мужика сзади. Немного углубившись в чащу, один мужик говорит другому:

– Ну что? Давай!

– А давай!

– Я этого, а ты этого!

– Давай!

Мужики ускорили шаг, размахиваются. Один хрясть немца по каски – готов. А второй что-то замешкался и мимо.

Второй немец срывается и ходу. Первый мужик автомат снимает с упавшего и принялся стрелять по тому, что бежит, но не попал, второй немец убежал.

Мужики в деревню вернулись, рассказали, что произошло, так и так. Народ в ужасе: «Что делать?».

А у гитлеровцев было заведено, что за одного немца сто русских казнили.

В четыре часа утра, народ только начал вставать, а лето было, и немцы с трёх сторон деревню охватывают, и всех подряд стреляли.

В хату заходят, автоматом, да карабином убивали и мужиков с женщинами, и стариков, и детей.

Затем пригнали танки со стороны Коренево.

Только с одной стороны можно было подъехать к деревне на танках, с других сторон нельзя было подойти, там речка, лес мешали.

И вот откуда они шли, как захватили первую улицу, она по пути была, так всю под чистую танками и раздавили.

Снесли все дома и строения, так после войны и не отстроили.

Называлась эта улица почему-то Предвещена. Вообще в деревне названия улиц непонятные.

Николаич жил на улице Живоубовке, возможно когда-то кого-то живого убили, что ли. Не понятно, почему так назвали.

Ещё одна улица была Петуховка, другая – Штанобаловка, была Киргизня, Брылетка.

Как рассказывали старожилы, когда немцы начали стрелять, народ схватились и кто остался жив, бросились в лес на окраину деревни, а дальше там гора, а чуть дальше – красные. Все туда убежали, кто мог.

Немцы тогда поубивали кучу народа, а улицу «Предвещена» совсем снесли.

В 1943 году, когда немцы отступали, мадьяры – венгры, факельщики, идут и все хаты поджигают, да уходят. Так народ разбежался, а они всё подожгли, всё сгорело.

Долго люди боялись возвращаться на пепелище. Но потом начали возвращаться.

У кого крыша сгорела, у кого весь дом. Печи только остались, до погреба.

Мать Николаича с родителями вернулись лишь к осени.

На огороде просо выросло, да такое, что его выкосили, и пшена хватило на всё зиму, кашу варить. У других на огородах само по себе у кого что повырастало: овёс, рожь.

А у матери просо сеяли, и оно хорошо уродилось.

Конец ознакомительного фрагмента.