Одиссея одинокого волка - Владимир Лиштванов

Дома у деда кухня большая была, квадратных метров пятнадцать, и какая-то она квадратная.

Стол стоял большой круглый, в радиусе метров полтора, стулья хорошие вокруг. Стол уже накрыт, в центре возвышалась какая-то пирамида, вся салфетками укрыта.

После дороги Николаич пошёл в ванну, помылся. Потом зашёл на кухню, сел с дедом за стол. Там уже посуда, всё расставлено: горшки, шкварчки, наготовлены.

Дед снимает с пирамиды салфетки, а там из чешского стекла фиолетового графин такой высокий, рюмки, фужеры.

– Давай внучок, за приезд, – проговорил дед Василий.

– Давай дедушка, – согласился внук.

Дед наливает из графина в рюмки.

«Водку в графин слил дед что ли, наверно напиток благородный какой-нибудь», – подумал Николаич.

Выпивают, а это – самогон, градусов пятьдесят.

Внук быстрей запивать.

– Дедушка, ты что, самогон гонишь? – удивился Николаич.

– Да нет, это не я! Это Маринка!

– Хорош напиток!

– Я вот думаю, внучок, может тебе квартиру сделать?

– А зачем она мне? Я служу, государство по увольнению бесплатную квартиру даст.

– Вот за это я тебя уважаю! Это я проверял, каким ты стал.

Легли спать.

Ночью Николаич спит, слышит, кто-то ковыряется во входной двери.

«Ёкарный бабай! Это ж надо! – подумал внук, – Только приехал, и в эту ночь пришли деда грабить!».

Он встал, зашумел.

– Чего ты там? – удивился дед.

– Да кто-то шебаршит!

– Да ты ложись, – успокоил дед, – это Маринка с работы пришла, она во вторую смену.

Николаич посмотрел на часы, время около двенадцати ночи. Успокоенный дедом, он лег и заснул.

Утром раздался стук в дверь.

– Вставай, ванная налита, – раздался женский голос.

Николаич посмотрел на часы – начало седьмого.

Встал, пошёл в ванну. Ванна такая глубокая, чуть ли не по пояс. Голубого цвета.

Помылся, вода прекрасная, даже синевой отливает. Помыл ванну, открыл воду, чтоб деду набирало.

Подошел к комнате деда и постучал:

– Дедушка.

– Да, да!

– Я там ванну помыл, сейчас набираю тебе.

– А, ну хорошо, сейчас иду.

Дед вышел из комнаты, внук смотрит, а возле кровати её тапочки стоят и дедовы шлёпанцы рядом, друг перед другом.

Николаич посмотрел на Маринку, а она – босяком. «С ней дедушка явно спит!», – радуясь за деда, подумал внук, – «Там глядишь, у меня племянник появится!».

Вспомнив всё это в свой последний визит, Николаич пожалел, что Маринки нет рядом с дедом.

Внук уехал от деда весь расстроенный, но с надеждой, что тот выздоровеет, но этому не суждено было сбыться.

Вскоре дед Василий умер.

Глава седьмая. Родители Николаича

В 1943 году отцу Николаича исполнилось 18 лет и его призвали в действующую армию. Василий Терентьевич пристроил его к другу, командиру полка, и попросил присмотреть за сыном.

Друг направил Николая в орудийный расчёт противотанкового орудия.

В конце войны Николая избрали комсоргов полка.

Он молил Бога, чтоб его не приняли в партию. Так как во время атаки при наступлении первыми погибали комиссар и коммунисты.

Потому, что там было действительно так, как потом показывали в послевоенных фильмах.

Чтоб поднять солдат в атаку, бросался клич: «Коммунисты, вперёд!».

Коммунисты крестились, вставали и шли за своим комиссаром, а не коммунисты уже шли за ними.

В то время на передовой, вступление в партию в среде пехотинцев не было почётно, а равносильно, что человек сам себе подписал расстрел.

После войны вступление в партию начали потихоньку опошлять. Вступали в партию то завистники, то попутчики, то примазывавшиеся, то из-за карьеры.

Это стало одной из причин, по которой произошло то, что случилось в 1991 году.

К 1945 году Николай стал командиром противотанкового орудия.

Шло наступление, в одном из боёв, его орудие разбило.

Их всех собрали и поставили задачу: надо прорваться на ту сторону к немцам. «Вот я с трёхлинейкой бегу, – вспоминал позже Николай, – и молю Бога, чтоб не меня убило…».

В Берлине в 1945 году в атаку шли наши с винтовками, с карабинами, автоматы были у немногих.

У немцев артиллеристы, и танкисты были хорошо обучены, они были снайперы.

Больше трёх раз немец в одно место не стрелял. Если с двух раз не попал, то с третьего раза точно попадёт. А мы бухали, бухали и не всегда попадали.

В Берлине был случай, непосредственным свидетелем которого оказался Николай.

Это произошло когда брали дворец Гиммлера.

Перед дворцом немцы поставили три танка, и они всё стреляют по очереди: один, второй, третий. Улица прямая и они всю расстреливают, невозможно ни орудие выкатить, ни самим солдатам выбежать.

Была дана команда: «Орудие на прямую наводку!».

Наши орудие хватают и принялись выполнять команду. Но пока выкатили, пока прицелились, танки бух, бух, и нет орудия. Второе также разгромили.

У одного из орудий командиром был сержант, русский, шёл из Сталинграда.

Сам рыжий, рыжий, а вся прислуга, орудийный расчёт – узбеки. Они по-русски плохо понимали, так он выучил узбекский быстрее, чем они русский.

Командир орудия говорит:

– Разрешите, я!

– Да ради Бога, – с радостью согласились все, хоть на десять, двадцать минут отсрочка от расстрела.

Он даёт своим команду, заряжают орудие, он сам к прицелу, подвёл, а бойцов просит:

– Вы нас разгоните, а дальше мы сами.

Бойцы разгоняют орудие с расчётом из-под арки. Орудие под арку покатилось, а бойцы назад спрятались.

Выскочив на улицу, его расчёт разворачивает орудие, он уже за прицелом, стреляет и попадает первому танку под башню.

Тут же стоит узбек, кидает второй снаряд, и стреляют во второй танк.

Два они успели подбить, оба танка не успели выстрелить, растерялись немцы от такого напора.

В это время в них стреляет третий танк и сразу попал. Он был снайпер: два раза выстрелил и два раза попал. Орудие разбито, всех разметало.

Командир орудия остался жив, но ему повредило позвоночник.

Выбежавшие бойцы положили его на доску и оттащили во двор. Начали оказывать первую медицинскую помощь и звонить, вызывать санитарную машину.

Бойцы кругом прошли, смотрят: два танка горят, третий ничего не видит. Уже его можно добить. Командир орудия решил исход боя.

Приехал командующий. Снял со своей груди звезду героя, навесил ему. Дал указание написать представление на Героя Советского Союза.

Командира погрузили в санитарную машину и увезли. Что стало с ним в дальнейшем – неизвестно.

Когда взяли Рейхстаг, после взятия Берлина, начался грабёж магазинов, брошенных убежавшими владельцами.

Дали команду: посылки домой можно отсылать. Всем назначили вес. Рядовому по пять килограмм, командиры – больше.

Командир полка говорит:

– Коль, ну проедься по их магазинам. Собери мне чего-нибудь, отправь жене и двум дочкам.

Николай сел в американскую эмку и поехал. Подъехал к одному из магазинов, оказался шляпным.

Он подумал: «Что по магазинам ездить, можно и здесь взять!».

Он набрал кучу шляп, тюк целый упаковал, они лёгкие, вес проходил, и отправил это жене командира. Потом ещё что-то отправляли.

Вскоре жена прислала письмо, где писала мужу про шляпы, что некуда в них ходить, лучше бы трусов прислал.

Командир вызвал Николая и говорит:

– Коль, я ж тебя просил, как человека, ну а ты что? Наверно рассказал всем, что шляпы ей отправил, теперь уже весь полк смеётся.

В том же 1945 году Николая демобилизовали из армии, вернулся домой и вскоре отец отправил его с матерью жить в деревню под Сумами.

С фронта Николай пришел возмужавшим, весь в орденах, красавец. Многие девчата были влюблены в него.

Шестнадцатилетняя Мария всё бегала за ним.

Он ей тоже оказывал знаки внимания, был даже влюблён в неё, что привело потом к интимной близости. Но она закончила восемь классов и уехала в Севастополь учиться в училище на моляра и их связь прервалась.

После смерти матери, в 1947 году, Николай уехал в Киев к отцу и брату с сёстрами. Там он стал возить директора фабрики музыкальных инструментов, и был на хорошем счету.

Директор его оставлял в городе, предлагая выделить от фабрики квартиру, но Василий Терентьевич ругался:

– Сколько можно быть здесь? В деревне, сколько хозяйства брошено, езжай!

Под натиском отца, Николай вынуждено вернулся в деревню. Там он устроился в школе делопроизводителем.

Выдавал зарплату, книги в школьной библиотеке и выполнял другие обязанности.

В конце лета к ним пришла на работу, по распределению из пединститута, новая учительница, Мария Прокопьевна Гончарова.