Право на творчество. Судьбы художниц Российской империи - Надежда Дёмкина

она очень любила и уважала. Знавшие его говорили, что он вышел как живой. Между тем тогда Анна не то что еще нигде не училась — она даже не видела настоящих скульптур, только фотографии в иллюстрированных журналах.

Наконец, решившись, девушка в 1889 году отправилась в Москву поступать в училище архитектора Анатолия Гунста с самым скромным желанием научиться расписывать посуду (нужно же зарабатывать деньги!). Сначала брать ее не хотели — готовых этюдов у Анны не было, а сделанное на месте задание не впечатлило профессоров. Однако она увидела в одном из классов глину, попросила кусок и за пару дней вылепила фигурку «Молящаяся старуха», после чего ее приняли учиться на скульптора и даже освободили от платы за учебу. Через два года художница перешла в Училище живописи, ваяния и зодчества. Среди ее соучеников был Сергей Конёнков, с которым они подружились. Тот заметил, что Голубкина время от времени отходит от своего станка и, забравшись по стоявшей у стены лестнице к самому потолку, подолгу молча стоит там.

— Что вы там делаете, Анна Семёновна? — однажды спросил Конёнков.

— Набираюсь высоких мыслей! — ответила Голубкина.

Рассказы современников о художнице полны подобных эпизодов — она выражалась оригинально, ярко, заменяя отсутствие систематического образования постоянным саморазвитием.

Анна быстро бросала учебное заведение, если не видела для себя смысла заниматься дальше. Всего она поучилась в пяти местах: в Классах изящных искусств А. О. Гунста, в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, в петербургской Императорской Академии художеств, потом дважды — в Париже: в Академии Филиппо Коларосси и частным образом. Все это Голубкина делала, имея очень мало денег, — семья выделяла ей все, что могла, но этого, конечно, не хватало. Учеба, плюс материалы, плюс съемное жилье, еда, проезд — дорого! Кругом дворянки или дочери купцов, а она из мещан, фактически чуть более зажиточных крестьян, доходы которых зависят от урожая, погоды и прочих непредвиденных обстоятельств. Учение давалось ей неимоверным трудом и упорством.

Голубкина — высокая, держится очень прямо, ходит в черной присборенной юбке до пола и простой холщовой блузе, не придерживаясь моды. На фотографии, где она снята с одногруппницами по Академии Коларосси в большой шляпе с лентами и перьями, возможно, купленной в Париже, заметно, насколько эта шляпа ей не подходит. Вероятно, дело и не в шляпе вовсе, а в отсутствии какого-то выражения кокетства, позы. Одни считают Голубкину красавицей, другие — наоборот. Смотрит в глаза, много молчит и вообще не ведет светских разговоров. Выделяется из толпы, не предпринимая для этого специальных усилий. Она другая.

Кстати, из статьи в статью кочует утверждение, что Голубкина была первой женщиной-скульптором. Это далеко не так. Женщин, занимавшихся скульптурой, конечно, гораздо меньше, чем женщин-живописцев, но они были и до Голубкиной. Например, первой женщиной, которая официально получила образование по классу скульптуры в Академии художеств, была Мария Диллон. В 1888 году она уже выпустилась из Академии. До нее были девушки, которые учились там вольнослушательницами (посещали классы, но не числились студентками) или же затем были признаны почетными вольными общниками: Мария Анненкова, Елизавета Майкова, Адель Вернер, Жозефина Полонская, Ольга Мечникова, Елена Беклемишева и др. — все они жили и работали раньше Голубкиной или одновременно с ней. Но так сложилось, что лишь наследие Голубкиной (да еще Веры Мухиной) ценилось в советское время, поскольку она была связана с революционной деятельностью, слепила бюст Карла Маркса и происходила «из своих», тогда как творчество аристократок, тем более живших за границей, не сохранилось, не выставлялось и не принималось в расчет при описании истории искусства второй половины XIX века.

Голубкина без особого сожаления расставалась с учебными заведениями, поскольку ее художественное видение было иным по сравнению с общепринятым. Она искренне хотела учиться, но при этом не была готова подстраиваться под других и становиться копией своих профессоров. В Академии художеств она училась у Владимира Беклемишева, прославленного скульптора того времени, — он красив, знаменит, успешен. Анна же пишет домой, в письме к матери: «Он очень крупный художник, только я с ним не согласна. Знаете, он по своим работам мистик, а я ни одной нотки такой не найду в себе… Наконец, пришла к тому убеждению, что надо все-таки, худо ли, хорошо, а надо работать по-своему… У меня же во всех работах какая-то необузданность. Обещают, что она обратится во что-то порядочное, но это еще вопрос. Во всяком случае теперешние мои работы считаются переходными. Ну а я что-то не надеюсь, что могу дать иное, да и не хочу. Я хочу остаться самостоятельной. Мне тошны всякие подражания. Потому я и боюсь ихних надежд»[26].

Анна долго и упорно искала преподавателя, который поймет ее манеру и научит выражать то, что хочет она, и так, как видит она. Работы молодой художницы с самого начала отличались экспрессией, поверхность ее скульптур не была заглажена, как было принято в то время, — наоборот, глина хранила следы пальцев. Голубкину не интересовала нарочитая красивость, она была сосредоточена на психологизме и мечтала передавать прежде всего внутренний мир, свой и своих моделей, ее интересовало движение — как тела, так и взгляда, мыслей. Это скульптура уже не XIX, а нового, XX века. Именно поэтому Голубкиной-ученице, тем более с ее прямолинейным характером, было так трудно найти своего учителя.

Решительно (как и все, что она предпринимает в жизни) Голубкина едет в Париж, Мекку искусства. Где же еще учиться, если в Петербурге и Москве она уже все попробовала? Ей 30 лет, а такой возраст для женщины в конце XIX века больше чем зрелость… Но ее не останавливают ни годы, ни то, что она не знает языка и средств у нее, как обычно, очень мало. Кроме семьи, ей материально помогает Общество любителей художеств (потом Анна будет много лет выплачивать долги). В Париже она селится в мансарде с двумя художницами, тоже приехавшими учиться. Но если те имеют средства на магазины, театры, развлечения и свободно владеют французским (как все представители высшего сословия), то Анна фактически изолирована: она только и делает, что работает в мастерской Коларосси над лепкой и рисунком, иногда выбираясь в музеи. Девушки зовут ее с собой, но застенчивость и гордость не позволяют принимать помощь. Она исступленно работает по 12 часов в сутки, ни с кем не общается, живет впроголодь, на хлебе и чае. Ссорится с соседками. Все это заканчивается нервным срывом…

Возможно, одной из его причин стала несчастная любовная история — толком неизвестно, как, с кем и почему; современники обходят эту тему стороной.