Годзюон - Нина Гладкова

земли, в которых я бывала, оказался самым мягким. Токио настойчиво хотел мне нравиться, несмотря на первоначальный очень-очень критический настрой с моей стороны. Бывает, возвращаясь из путешествий, я чувствую ревность Токио. Да, да, города ревнуют, как мужчины! Тогда Токио встречает меня потухшим, обиженным и мокрым. Как вчера. Вчера, за порогом самолета, Токио встретил меня дождем и жалобой. Он стучал в стёкла желтого такси и говорил мне: «Я так старался! Моё солнце, мои рестораны, магазины, цветы, восхищенные взгляды моих мужчин — всё тебе! Но ты всегда уезжаешь».

Но я всегда возвращаюсь. Сейчас доем грейпфрут, оденусь в белое и поеду на Гиндзу, где мы, Токио и я, неизменно восхищаем друг друга.

НАРЯДЫ ТОКИО

Как я одета — для меня важно и интересно. Могу целое утро обдумывать покупку красного бюстгальтера, да что поверх надеть, чтобы слегка просвечивало. Мне нравится, когда одежда рассказывает о человеке. Уникальные возможности в поиске себя и своей внешности мне предложила именно Япония, Токио.

Когда на миниатюрных женщинах надеты вещи слегка не по-размеру, в облике появляется специфический изъян — недоделанность, незавершенность во времени и пространстве. Как у младших девочек, одетых в одежды старших сестёр. Я из таких, из младших сестёр человечества. Всегда покупала самый маленький размер европейской одежды. Но маленький размер не предусматривает женских пропорций в некоторых местах — излишне морщится.

В Токио, первый же визит за покупками изменил мою размерную нишу. Самый маленький японский размер был мне безнадёжно мал. Японская продавщица, глядя на моё замешательство в процессе примерки, сказала:

- У вас другой размер, средний азиатский.

И для меня наступили райские токийские времена — всё, что я мерила, было впору. Почти все вещи в Японии моего размера — среднеазиатского. Основной камень преткновения, размер одежды, перестал для меня существовать, а в плане стиля Токио может предложить женщине бесконечность. Я до сих пор не остановилась. Потому что стиль устаревает в соответствии с метаморфозами личности.

Мне интересно не только одевать себя, мне интересно и важно, как одеваются люди, как одевается нация, как одет Токио. Лучшие дома моделей стремятся открыть в Токио свои магазины. Брэндомания японцев — общеизвестное явление. Действительно, в Токио Barberri и Fendi носят даже микроскопические домашние собачки. Но я думаю, что у любого народа возникает брэндомания, как только появляются возможности, аналогичные японским. Москва только сейчас заболевает тем, чем Токио давно переболел. А о том, как же одет сегодняшний Токио, у меня было два убеждённых и прямо противоположных ответа. Первый сложился под впечатлением коротких поездок в Токио. Второй — после продолжительной жизни.

Токийская толпа очень густая, как крепкий, густо заваренный чай. Скользя взглядом по поверхности — не различить дна. Оттого, поначалу, мне казалось, что токийцы одеты, мягко говоря, некрасиво. Странно и безвкусно. При погружении в глубину меня ожидали открытия.

Первое открытие состояло в том, что токийская толпа чутко и безошибочно улавливает самую общую, самую яркую, самую звучную модную тенденцию в мире. Улавливает и отражает, и послушно следует этой тенденции во всех деталях, задуманных воспалённым мозгом дизайнеров. Токийцы в массе — барометр общемировой волны предпочтений. Это нынешняя волна предпочтений такова, что достаточно просто следовать ей, чтобы выглядеть безумно. Потому что на рубеже тысячелетий мир захватил винтаж, узаконивая, канонизируя поношенность.

Тысячелетие линяло и вместе с ним выцветали и человеческие мысли, и мечты, и одежда. Даже лица. В моде стала моль. Из книг и ртов посыпались затёртые, как варёные джинсы, тексты. В психике достигло апогея желание вывернуться наизнанку, сопливо смакуя мельчайшие детали повседневных физиологических актов. Наизнанку вывернулась и одежда. Видимые швы, рваньё — всё то, что предыдущие века тщательно скрывали. Теперь вывернутость и капустный облик обитателей ночлежек — это модно. Винтаж подзадержался и перекатился в новый век. Ведь так одеваться очень удобно! Конечно удобно, как удобно пописать там где стоишь, не утруждаясь поиском туалета. Моделям стало удобно фотографироваться с облезлым маникюром. Популярным людям — признаваться в том, что грызут ногти или покупают в секонд-хенде «чудесные» вещи.

Уродство облика и привычек — это модно. И японцы, уникальные копировальные машинки, великолепно и точно показывают направление ветра времени.

В дополнении к этому токийцы, с детской непосредственностью молоденькой желтой расы демонстрируют общечеловеческий психологический феномен. Он состоит в том, что рядовой человек за несколько десятилетий своей жизни, вырастая и старея, не взрослеет. Семидесятилетние Евы, одетые в оборки розового детства, и мужчины в галстуках с орнаментом в виде нагадившей собачки, меня с непривычки просто ошарашивали. Но то, что японцы с огромным удовольствием покупают детские расцветки и детские фасоны одежды — медицинский факт.

Однако бомжачий облик и детский стиль это ещё не весь спектр явления — токийской толпы. Из окон ресторанов и кафе самого центра Токио я каждый день наблюдаю прогулку жирненьких японских сливок. Никакого винтажа и рюшек, лишь отголоски. В подавляющем большинстве случаев это со вкусом одетые люди. Со вкусом, но и с одной оговоркой — если рассматривать их одежды как бы абстрактно, отдельно от тел! Во время коротких наездов в Токио, изучая ассортимент гиндзовских магазинов, я на каждой полке обнаруживала великолепные вещи. И никак не могла сообразить, где и кто всё это великолепие носит.

Второе открытие состояло в том, что все эти вещи одеты на японские тела. А это всё равно, что одеть прямоходящего большеголового динозаврика. На японцах по-другому выглядят вещи. Что такое «другое» есть в японских телах, я не знаю. Может быть центр тяжести, прикрепление и взаимо-

НИХОНКАИ

В каждом из нас живёт море. Море в человеке — это воспоминания, сны и слёзы. А люди живут на земле и мечтают о море. Потому что людям нужен сон, потому что они любят свои воспоминания, потому что их сердца облегчают слёзы. Они ездят к морю, лежат на берегу под солнцем, немного купаются, уезжают и снова мечтают. Но даже такие встречи с морем смягчают сухопутную человеческую жизнь. Ярче становятся сны, воспоминания и слёзы — море раскрашивает их.

Когда я поднимаюсь из моря в лодку, он говорит, что