Сверх отпущенного срока - Екатерина Островская

— Не бывает плохого времени или хорошего. Добро и зло внутри человека. Помните об этом. А тебе, Денис, хочу пожелать побольше настоящих друзей и поменьше случайных связей. Помнится, тебе как-то понравились мои часы…

Максим Михайлович оторвал от стола левую руку, поставил бокал, и опытный оператор вновь увеличил план, чтобы показать, как расстегивается золотой браслет.

— Возьми их себе на память о своем семнадцатилетии и о том, что я пожелал тебе сегодня.

— Лучше бы деньгами, — пробурчал довольно громко Денис. И тут же залпом осушил свой бокал.

Потапов наблюдал за ним внимательно, потом поднялся из-за стола.

— Извините, у меня дела…

Бросил короткий взгляд на жену и ушел. Опытный оператор сфокусировал внимание зрителей на бокале с шампанским, к которому олигарх так и не притронулся.

Герман Владимирович вновь остановил запись и посмотрел на Дальского.

— Ну и какова судьба часов? — спросил тот.

Главный секьюрити олигарха усмехнулся:

— А ты не так прост…

Затем Герман Владимирович достал из кармана и положил на стол те самые часы.

— На следующий день Максим Михайлович дал сыну денег, а часы забрал. Только ни разу их больше не надел, а купил себе точно такие же. Эти можешь взять на период действия контракта.

Они еще около часа крутили домашнее видео семьи Потаповых. Потом Герману Владимировичу позвонили, и он умчался куда-то. Дальский продолжал смотреть на экран, хотя уже без особого внимания: типаж персонажа, которого ему предстояло сыграть, был понятен, многие характерные жесты и любимые словечки Максима Михайловича запомнились. Несколько дней репетиций, и Алексей сможет стать похожим на Потапова больше, чем тот сам похож на себя. Вот только небольшая горбинка носа да почти незаметная родинка на щеке возле мочки уха…

Зазвонил мобильник. Алексей взглянул на экран телефона — Вадим. Пришлось отвечать.

— Ты про сибирский чес правду сказал или так, трепался? — Голос друга был напряженным и резким.

— А в чем дело? — не понял Дальский.

— По театру слух пошел, будто бы тебя в Голливуд выписали.

— Вранье.

— Сволочь ты! — рявкнул Карнович. — Не меньше десяти человек могут подтвердить, что видели, как ты садился в «Роллс-ройс».

— Это был «Бентли», — уточнил Алексей.

— Ага, ты не сволочь. Ты — подлец!

— Хорошо, — вздохнул Дальский, — я возвращаюсь в театр. Долгополов сказал, что примет меня обратно, а то мои роли некому исполнять.

В трубке наступила тишина: было похоже, что Карнович растерялся.

— Ты это, не обижайся, — произнес наконец Вадим. — Мало ли чего я ляпнул сгоряча. Прости. Езжай в свою Сибирь или в Голливуд. Куда хочешь, одним словом. Только меня не забывай, звони хоть иногда.

Они поговорили еще немного.

Попрощавшись с другом, Дальский заглянул в холодильник. И обнаружил там начатую бутылку виски — «Hankey Bannister», двадцать один год выдержки.

Выпил рюмочку.

Потом вспомнил, что он олигарх, и выпил еще две.

Вскоре вернулся Герман Владимировичем с костюмом от Потапова. Одежда оказалась в самый раз. Рубашку и галстук надевать не пришлось, так как в будничной жизни олигарх предпочитал носить под пиджаком пуловер из тонкого хлопка. Пуловер тоже оказался в самый раз.

Затем Дальского опрыскали любимым парфюмом олигарха и отправили на свидание с актрисой.

Потапов не только назначил прощальную встречу с любовницей в ресторане, принадлежащем своему главному охраннику, но и в том самом кабинете, где накануне Алексей давал согласие на работу в качестве дублера олигарха. Но на сей раз Дальского подвезли не к парадному входу, а к тому, что во дворе. Водитель Сергей вышел и открыл перед Алексеем дверцу лимузина, оставшийся в машине Герман Владимирович вручил ему большой букет орхидей. Створка тайного входа в ресторан была узкая и металлическая, но когда она как бы нехотя отворилась, актер увидел, что не всякий сейф оборудован подобными запорами. Дальского встретил охранник, который выпрямился и доложил:

— Ресторан закрыт. В зале никого. Персонал заблокирован в служебных помещениях.

— Расслабься, — посоветовал парню Алексей и двинулся вперед по неширокому коридору, в конце которого должен был находиться кабинет.

Вика уже сидела за столом. Она приподнялась, вернее — попыталась подняться при его появлении, но Дальский опустил на ее плечико ладонь и не позволил встать. Положил цветы на стол и поцеловал в подставленную щечку. При этом подумал: «А может, следовало наоборот: сначала поцеловать, а потом уж расставаться с букетом?» И сам же понял, что это мелочь, на которую не стоит обращать внимание.

— Мой любимый запах! — восхитилась Виктория ароматом мужского парфюма. Затем улыбнулась ласково: — И виски.

— «Hankey Bannister», — подтвердил Алексей, — пятьдесят граммов за окончание рабочего дня, для снятия усталости.

Он опустился за стол и посмотрел, чем же сегодня их собрался угостить Герман Владимирович. В ведерке со льдом покоились две бутылки шампанского. Дальский достал одну и начал открывать. Виктория внимательно наблюдала.

— Ты не хочешь шампанского? — удивился Алексей.

— Хочу, — кивнула девушка. — Просто ты сегодня открываешь бутылку, как официант, через салфетку. А всегда любил, чтобы пена брызнула.

— Времена меняются, — усмехнулся Дальский, — и мы вместе с ними.

Произнес эти слова и понял, что теперь будет легче перейти к главному.

Наполнил бокалы, подождал, когда осядет пена, и долил Вике.

— А почему орхидеи? — спросила актриса. — Обычно ты дарил розы…

— Все меняется, — напомнил Алексей.

Ему вдруг стало жалко простенькую дурочку. Хотя почему дурочку? Вика завела роман с одним из богатейших людей страны, и дела у нее сразу пошли в гору. Она со своими весьма средними способностями и в театральное-то училище попала, потому что муж старшей сестры был известным деятелем театра и кино. Потом, кое-как закончив учебу, с трудом устроилась в театр, где перспективы были более чем туманные — разве что произносить «Кушать подано!». Для провинциалки это верх мечтаний. Потом Виктория познакомилась с олигархом, снялась в нескольких популярных сериалах, стала ведущей актрисой театра, и на спектакли валом валят молоденькие девочки лишь для того, чтобы поглядеть на Соснину. А таланта как не было, так и нет, только хорошая фигура и обаяние наивной молодости. Умение хлопать ресницами, изображая соблазненную и покинутую в телевизионном «мыле», вряд ли сделает из расчетливой девочки великую актрису, зато дает возможность получать за съемочный день столько, сколько получает в театре отнюдь не бесталанный Вадим Карнович за год.

Алексей поднял бокал.

— Выпьем за то, чтобы у тебя было побольше настоящих друзей и поменьше случайных связей.

Вика поднесла бокал к губам и даже сделала небольшой глоток, но вдруг замерла.

— Ты о чем?

— Пей, — улыбнулся Дальский и подмигнул, совсем как Потапов, — сейчас объясню.

Осушить бокал для Виктории оказалось непростым делом. Она пила маленькими глотками. Шампанское, судя по всему, ударило ей в нос, и девушка ладошкой провела по лицу. Дальский отвернулся, чтобы не смущать свою визави.

— Орхидеи… Когда Сергея Борисовича хоронили, вся могила его была завалена орхидеями, — не к месту вспомнила актриса.

Она говорила о похоронах мужа старшей сестры, на которые, естественно, Дальский приглашен не был.

— Милая… — машинально произнес Дальский голосом своего бывшего ректора и осекся, поняв, что близок к провалу. Тут же перестроился и продолжил голосом Потапова: — Театр — это театр, а жизнь — это жизнь. Когда видишь предательство на сцене или на экране, сопереживаешь, может быть, но когда тебя используют в жизни, то на сопереживание лучше не рассчитывать. Мне тут подкинули пачку с кое-какими фотографиями… Я даже не стал просматривать их до конца, только забрал у папарацци камеру, чтобы тот не смог сделать копии.

Алексей достал из внутреннего кармана пиджака конверт со снимками и положил перед Викой.

— Возьми их на память.

Соснина вынула из конверта отпечатки и почти сразу стала пунцовой.

— Какая грязь! — Голос ее упал до шепота.

— Почему? — удивился Дальский. — Вы прекрасная пара — смотритесь рядом замечательно. Только я не привык хлебать с кем-то из одной плошки. Думаю, ты меня поняла?

Однако Виктория еще надеялась на что-то.

— Понимаешь, нам предложили роли в одном проекте, где мы должны будем играть влюбленных, вот я… то есть мы…

— Успокойся, я не в обиде.

Лицо Вики стало совсем красным. Наконец ей стало ясно, что жизнь меняется, причем явно не в лучшую сторону.

— Мы просто… — Девушка была готова расплакаться.