Герой на все времена (ЛП) - Риди Сара

Я смеюсь над выражением ее лица.

— Все по-честному, — говорю я.

— Наверное, я это заслужила, — соглашается она.

— Ага. А может, я просто злодей.

— Неа. Думаю, у тебя лучше получается играть героя, — заявляет Джинни.

Меня наполняет легкость. Но вместе с тем и беспокойство. Не слишком ли я сблизился с ней? Становлюсь слишком зависимым от нее? Спустя всего десять дней?

Она подплывает к уступу и хватается руками за камни, но не выныривает из воды. Просто держится на месте, глядя на скальную стену.

Я начинаю понимать, что прыжок в воду был триумфом для меня, но что насчет нее? Разве она не сказала, что чуть не утонула?

Подплываю к ней и смотрю на ее профиль. Джинни не выглядит грустной или испуганной. Я не могу прочитать ее выражение лица.

Вода стекает по ее лицу, и я поднимаю руку, чтобы вытереть, но потом останавливаю себя.

— Как ты до сих пор плаваешь? — наконец спрашиваю я.

Она смотрит на меня, и в ее глазах появляется улыбка.

— Я никогда не боялась плавать, — говорит она. — Только утонуть.

— А спать?

— Больше нет.

Я подтягиваюсь на уступ, и холодная вода стекает с меня.

Протягиваю руку, и она берет ее. Я подтягиваю ее к себе. Она достаточно сильна, и вместо того, чтобы плюхнуться на камень, как рыба, Джинни забирается на него грациозно и уверенно.

— Я бы не подумал, что ты чего-то боишься, — говорю я.

Она поворачивает голову в мою сторону, и ее глаза расширяются.

— Все чего-то боятся.

Джинни начинает подниматься по тропинке к верхнему выступу, где лежит наша одежда и обувь. Она надевает майку и кроссовки, и я следую ее примеру. Ткань футболки прилипает к моей мокрой коже, а кроссовки едва налезают.

Я не хочу спрашивать, чего еще она боится. Мне кажется, я знаю.

Может быть, я уже слишком глубоко увяз. Потому что больше всего на свете хочу избавить ее от всех страхов.

Глава 10

Джинни

Проходит две недели тренировок. Каждое утро я встаю в четыре тридцать и успеваю к пяти к Лиаму. Бабушка Энид, благослови ее Бог, согласилась, когда начались ранние утренние тренировки, присматривать за Бин и кормить ее завтраком в мое отсутствие. Хотя она ясно дала понять, что думает о моем плане. А именно, что я двигаюсь по дороге, ведущей прямиком в ад.

Я начинаю с ней соглашаться. Зачем я потащила его в плавательный карьер? Почему позволила обнять меня на стрельбище? Почему открылась ему и поделилась?

Он собирается уехать. Это временно.

Бабушка Энид в каком-то смысле права. Она думает, что ад и мучения — это надежда Бин, но настоящий ад — это то, что я снова начинаю чувствовать. Верить, что могу быть счастлива. Что Лиам, Бин и я можем... что? Ничего. Мы ничего не можем.

Это счастье и надежда, они уничтожат меня. Потому что из этого ничего не выйдет.

Вчера у Бин состоялась еще одна процедура. Ее рвало, когда ей вставляли иглы в спину. Я храбрилась и все время держала ее за руку, она крепко сжимала ее в ответ. Но потом, когда мы вернулись домой, я отправила ее рисовать модели с дедушкой, а сама пошла в душ. Я сидела на полу, обхватив руками колени, вода текла по мне, и казалось, что меня сейчас разорвет пополам. Я позволила своим рыданиям утекать в слив. Они вырвались из меня, я больше не могла их остановить. Не смогла сдержать их, и разрешила им вырваться. Потом, когда у меня заболел живот от всего этого, я встала и позволила эмоциям утихнуть. Отбросила их в сторону, оделась, пошла и сделала Бин сэндвич с ветчиной и сыром.

Я поцеловала ее в голову. Заставила выпить молоко. Похвалила нарисованную модель танка, рассмешила, дала ей почувствовать себя любимой и в безопасности.

Это все, что я могу сделать.

Еще одно утро тренировок. Я оставила Бин свернувшейся калачиком под одеялом, крепко спящей. Бабушка Энид готовила блины на кухне. Она отказалась от лекций, только помахала лопаточкой, когда я уходила.

Лиам ждал меня на крыльце, когда я приехала.

Пока мне не на что жаловаться. Он усердно работает и выполняет все упражнения, которые я требую. Я прошу сто отжиманий, он делает двести. Прошу пятьдесят приседаний, он делает семьдесят пять. Кажется, он даже более решительно, чем я, настроен вернуться в форму. Чаще всего он заходит вечером, чтобы пригласить нас с Бин на тренировку супергероев. К радости Бин, после стрельбы из лука мы отправились в парк, где занимались скалолазанием, катались на лошадях и ходили в библиотеку за книгами (потому что главное оружие супергероя — это ее ум). Каждый раз, когда Лиам приходит, у него запланирован новый урок для Бин. В последнее время она вся светится, такая радостная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это все благодаря Лиаму.

Солнце только что взошло над деревьями. Поют птицы, под ногами хрустят листья. Позволяю своим ногам нести меня вперед. Я люблю бег. Я стала тренером потому, что в самые тяжелые времена бег, этот твердый стук ног по земле — единственное, что заставляло меня идти вперед.

Лиам оглядывается на меня и ухмыляется. Пот стекает по его лицу, и он вытирает его. Я машу ему рукой и подгоняю. Он оборачивается и бежит дальше.

Я стараюсь выделить два часа на физические упражнения по утрам, пока не стало слишком жарко и влажно. Вечером Лиам занимается самостоятельно. Сейчас у нас ежедневная пробежка по тропе, это три мили по лесу. Мы двигаемся по узкой туристической тропе через парк округа рядом с участком Лиама.

Я бегу за ним. Он уже избавился от футболки. Его мышцы спины напрягаются, когда он перепрыгивает через пень. Впереди ручей, и Лиам преодолевает его в прыжке. Мои ноги не такие длинные, поэтому я скачу по мшистому камню и перепрыгиваю на противоположный берег. Прохладный воздух поднимается от ручья, и я вдыхаю запах прохладной воды, грязи и летних листьев.

Мы бежим вниз по короткому крутому склону. Я отвлекаюсь, глядя на его плечи, поэтому не так осторожна, как должна бы. Скольжу по рыхлой грязи. Я не могу затормозить.

Я вскрикиваю, и врезаюсь в Лиама. Мои руки оказываются на его голой спине. Он весь в поту, и я скольжу руками по гладкой влажной коже.

— Прости.

Он поворачивается и хватает меня за руки. Удерживает меня.

Я тяжело и с трудом дышу. Он все еще сжимает мои руки, и вдруг я чувствую головокружение. Он тоже часто дышит, его грудь поднимается и опускается, когда он вдыхает утренний воздух.

— Нет проблем, — говорит он. Медленно переплетая свои пальцы с моими, он бессознательно то сжимает, то разжимает руки. Я не двигаюсь, просто остаюсь в его объятиях.

Затем он одаривает меня улыбкой сердцееда, к которой я уже успела привыкнуть. Той самой, что заставляет женщин по всему миру обмахиваться от волнения и сжимать свои женские прелести. Я бы хотела сказать, что у меня к ней иммунитет. Но не могу. Даже если знаю, что это всего лишь его киношная улыбка, та, которая появляется, когда он шутит или пытается быть очаровательным, у меня нет иммунитета.

Наконец, выражение его лица меняется. Утренний солнечный свет пробивается сквозь деревья и превращает его глаза из веселых в какие-то другие.

— Что? — я не могу расшифровать его взгляд. Медленно, он отпускает мои руки и тянется вверх, чтобы убрать прядь волос за ухо. Задевает пальцами мою кожу, заправляя волосы на место. Странно, но его действия кажутся мне более интимными, чем все, что он делал раньше.

Он сглатывает, и я смотрю, как капелька пота стекает по его шее и падает на голую грудь.

Я хочу провести по нему руками. Пройтись пальцами по его волосам в ответ на то, что он сделал со мной.

— Прости, — говорит он. — Прости за это.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лиам делает шаг назад.

Я качаю головой. Пытаюсь отмахнуться от странного эффекта его прикосновения.

— Нет проблем, — возвращаю его слова, затем:

— Разве ты не должен бежать?

Лиам усмехается, и на его лице снова появляется веселье.

— Тебе когда-нибудь надоест командовать мной?

Он пускается в бег, и я отстаю от него. Тропинка слишком узкая, чтобы бежать бок о бок. Обычно мы не разговариваем, просто слушаем ритм наших шагов по дороге. Но сегодня что-то изменилось, и теперь кажется, что тишина может оказаться более интимной, чем разговор. Поэтому...