Преступление и наказание в английской общественной мысли XVIII века: очерки интеллектуальной истории - Ирина Мариковна Эрлихсон

отделена от туловища. Потом он спустился вниз и сообщил одной из постоялиц, что он убил жену, которую любил больше жизни»[189]. Биограф Уилфорда подчеркивал, что тот демонстрировал искреннее раскаяние, но, несмотря на это, его приговорили к смертной казни, приведенной в исполнение 22 июня 1752 г.: «В этом злоумышленнике, выходце из самых низких и обездоленных слоев населения метрополиса мы обнаруживаем пагубное влияние зеленоглазого монстра – ревности, перед которым беспомощно склоняются и великие люди»[190].

Ревность стала мотивом преступления в деле уроженца Ганновера Роджера Лоуэна, представшего перед судом Олд-Бейли за убийство Ричарда Ллойда 20 сентября 1706 г. Его счастливый брак продлился до 1697 г., когда он уехал Рисквик, сопровождая короля Вильгельма[191], и оставил юную супругу на попечение ее кузины и ее мужа – вышеупомянутого мистера Ллойда из Терхнем Грин. Когда он вернулся из Голландии, у него возникли подозрения, но на убийство он решился спустя почти десять лет, когда обзавелся неопровержимыми доказательствами адюльтера. По логике изложения «Календаря», это было предумышленное, тщательно спланированное убийство. Лоуэн пригласил Ллойда с супругой на обед, после чего предложил прогуляться по саду, чтобы полюбоваться цветами, а заодно продемонстрировать новую шпагу, которая и стала орудием убийства. Завершает повествование нравоучительный пассаж о ревности, которая является самой опасной из страстей, овладевающих человеком. «Обычно она проистекает из излишеств любви, усугубленных мелочностью духа и подозрениями, и мы приписываем другим то, что является плодом нашего воображения и бесчисленных страхов[192].

Еще одним примером жестокого предумышленного убийства стала расправа над Элизабет Прайс, учиненная ее сожителем Джорджем Кэдделом. Он работал аптекарем, и его репутация обходительного и респектабельного вдовца была безупречна до того момента, когда он решил жениться на дочери местного хирурга мистера Дина. В отличие от него, репутация Элизабет была изрядно скомпрометирована: некогда соблазненная армейским офицером, она жила в одиночестве, и сама себя содержала, работая белошвейкой. Она стала любовницей Кэддэла, подтвердив распространённую точку зрения, что «потеря добродетели настолько развращает женщин, что они никогда не изменят образ жизни и не восстановят доброе имя»[193]. «Результатом их близости явилась беременность, и она настаивала на том, чтобы он женился на ней. Когда Элизабет узнала, что он делает авансы мисс Дин, просьбы превратились в угрозы. Тогда-то у Кэддэла и созрел дьявольский план избавиться от нее, так как мысль о том, чтобы лишиться расположения любимой женщины и жениться на той, до которой он снизошел, были одинаково нетерпимы»[194]. Субботним вечером он пригласил ее на прогулку под предлогом обсуждения будущего бракосочетания, завел в уединенное место и зарезал. Когда тело несчастной было обнаружено, началось расследование, в ходе которого женщина, у которой мисс Прайс снимала комнату, подтвердила факт совместной прогулки в день, когда девушку видели живой в последний раз. Кэддэла заключили в тюрьму, после чего суд вынес смертный приговор, приведенный в исполнение 21 июля 1700 г.

В этой биографии показательно резюме, предупреждающее молодых людей об опасности любовных связей с несколькими женщинами одновременно. Но акцент все же сделан на моральном облике потерпевшей, чье развратное поведение и стало первопричиной «фатальной катастрофы». На наш взгляд, это отражение концепта двойных стандартов и убеждения в том, что женская добродетель исключительно хрупка вне зависимости от возраста, внешних данных, социального, материального, семейного положения. К тому же она является объектом посягательств со стороны мужчин, чей арсенал обольщения едва ли обогатился со времен Овидия[195]: «История амурной стратегии эпохи Просвещения не исчерпывается стремлением к любовной игре. Некоторым надоедало осаждать неприступные твердыни… Были и такие, кто в искусстве любовного сближения видели лишь способ пополнить список своих охотничьих трофеев»[196], не останавливаясь даже перед применением физической силы. «Такое деяние, как изнасилование женщины, во все времена у различных народов, исповедующих разные религии, являлось наказуемым и противоправным. Законодатели, устанавливая ответственность за изнасилование, определяли достаточно суровое наказание виновному лицу. Однако вне зависимости от вероисповедания можно проследить тенденцию законодателей к градации ответственности за изнасилование. Суровость наказания зависела от многих аспектов: социального статуса виновного и жертвы (в том числе от ее семейного положения), их материального положения, места и времени насилия, возраста женщины»[197].

Применительно к рассматриваемому периоду, отметим, что большинство эпизодов, связанных с проявлением сексуального насилия в отношении женщин, оказывались похороненными в альковах фешенебельных особняков, пасторальной тиши сельской идиллии и темноте лондонских трущоб. На страницы «Календаря» попадали самые вопиющие случаи, спровоцировавшие широкий общественный резонанс, как например, дело «величайшего из негодяев, которые водились в Англии» полковника Фрэнсиса Чартериса. Потомок знатного шотландского рода и обладатель обширных земельных угодий, он избрал военную карьеру, начав службу под командованием герцога Мальборо. Александр Поуп предельно лаконично изложил его биографию: «Когда он был прапорщиком в армии, его с барабанным боем выставили из полка за мошенничество. Таким же образом его изгоняли из Брюсселя, из Гента. Понаторев в жульничестве за карточным столом, он занялся ссудой денег под огромные проценты и с невероятными штрафами; он кропотливо наращивал долг до той самой минуты, когда его можно было предъявить к оплате; коротко говоря, потворством пороку, нужде и глупости людской он нажил громадное состояние. Свой дом он превратил в бордель. Дважды его судили за насилие, и оба раза прощали; во второй раз, правда, ему пришлось посидеть в Ньюгейте и заплатить порядочный штраф»[198].

В «Календаре» очевидно речь идет о втором случае, связанном с изнасилованием Анны Бонд, служившей горничной в его доме, но до определенного момента не знавшей настоящее имя своего работодателя. Распутство Чартериса стало притчей во языцех даже в далеко не пуританском Лондоне: «его имя было настоящим кошмаром для девичьей невинности»[199] и потому у него было множество «псевдонимов», используя которые работавшие на него сводни приводили в дом девушек. Так и произошло с Анной Бонд, которой он обещал «кошелек полный золота, пожизненное содержание, дом, если она с ним возляжет, но добродетельная особа устояла перед искушением, заявив, что будет исполнять лишь свои прямые обязанности, а если он будет недоволен, то вправе дать ей расчет»[200]. В один из дней она случайно услышала, как посетитель спрашивает полковника Чартериса, что до крайности испугало ее. Она удалилась в свою комнату, сказавшись больной, но ее силой привели в спальню хозяина, где тот совершил над ней акт насилия. Когда же она заявила, что привлечет его к ответственности, он отстегал ее лошадиным хлыстом, осыпал непристойной бранью и выгнал, обвинив в краже тридцати гиней. По-видимому, полковник приберегал искусство обольщения для равных себе, в