Край неба - Марк Дж. Грегсон

в Низинную бойцовую яму. Тренировка с тростью не прекращается. Мои сила и выносливость выросли, тело наконец-то способно выполнить все то, чего требует разум. Я побеждаю в дуэлях – легко, да еще и зарабатываю какие-никакие деньги. Деньги, которые Макгилл заслужил в благодарность за то, что позволял нам с матерью жить у себя все эти годы задаром. Деньги, которые я плачу ему за то, что сейчас он позволяет мне жить с ним и его семьей.

Наконец приходит Отборочный день, и я проталкиваюсь через толпу на срединных улицах. Я только что из местной библиотеки, где прошел рекрутский тест, и в кармане куртки у меня надежно припрятан запечатанный конверт с результатами. Отборочный день – самый важный праздник в году. Улицы гудят от возбужденных голосов. В переполненных тавернах пьют, музыканты на тротуарах исполняют веселые песни, в лавках продают значки с символикой цехов. И хотя в этом году всего два цеха пополняют ряды за счет рекрутов с Холмстэда, все остальные тоже прислали представителей к нам на остров.

Через толпу несется человек из Водопроводчиков. За спиной у него развеваются полы небесно-голубой мантии с символом цеха – низвергающимся водопадом; на форме поблескивает серебряная медаль. Это лидер. Несколько низинников стреляют в него недобрыми взглядами. Они-то еле-еле могут наполнить водой свои ведра, а он тут на праздник явился. В этом году Водопроводчики даже новеньких не берут.

Крепче прижимая к себе отцовскую трость, иду дальше через галдящую подвыпившую толпу. Тест вымотал меня, пришлось вспоминать лекции, что читала мне годы назад мама. Впрочем, уроков я не забыл, и ее голос провел меня через раздел кристаллической инженерии. И хотя в некоторых местах пришлось особенно непросто, я уверен: ее труды окупились.

Из ворот Средины попадаю на битком забитые низинные улицы. В ноздри бьет вонища отходов. Так и подмывает нырнуть в переулок, подальше от карманников, но в моих теплых вещичках лучше держаться солнечной стороны с ее воришками, чем бродить в тени, где грабители рады будут пришить меня ради куртки.

Свернув за угол, натыкаюсь на огромнейшую кучу крачьего дерьма.

Громила выходит из переулка, лицо у него в красных пятнах от гнева. А когда наши взгляды встречаются, мир вокруг словно бы замирает.

Громила из Атвудов – то есть я думаю, что он все еще Атвуд, – пробыл в Низине всего пару недель, а уже выглядит голодным и опасным, как никогда прежде.

– Урвин, – выплевывает он.

Здоровенная уродливая морда делает его похожим на лысого хряка.

– Я не Урвин, – говорю. – Я сын Элис.

– Это не меняет того, чья кровь в твоих жилах. – Он смотрит на мою трость.

– А как насчет тебя, Задвуд? Родня еще не прогнала?

Он до хруста сжимает кулаки, роняя с ладоней хлопья запекшейся крови. Позади него в переулке лежит человек без сознания с вывернутыми карманами.

Громила окидывает взглядом мою теплую одежду:

– Вы посмотрите-ка. Снова разбогател? Гони монету.

– Перебьешься.

Он издает рычание и кидается на меня. Нырнув ему под руку, раскладываю трость. Кончиком бью его в подбородок, а потом бегу.

– Трус! – воет Громила.

Ненавижу бежать. Бегство – в духе лотчеров, но я этому зверюге макушкой достаю до груди и не могу рисковать. Он ведь запросто отнимет у меня все.

Позади грохочут подошвы его огромных ботинок. Громила, конечно, много чего умеет, но только не бегать быстро. Каждый его шаг словно бы сотрясает землю, заставляя дрожать дома.

Обогнув угол, прыгаю в проезжающий мимо ржавый экипаж. Миную на нем группу поющих низинников.

Громила останавливается и, прищурившись, пытается найти меня взглядом. А когда наконец замечает, я смеюсь и салютую ему средним пальцем. Громиле остается только смотреть, но что-то в его взоре пробуждает во мне недоброе предчувствие. Наша война никогда не закончится. Он будет гоняться за мной до края небес.

Отъехав на пару улиц, спрыгиваю со старого экипажа, готовый провести следующие несколько часов, помогая Макгиллу с таверной. Но всякий раз, приходя туда, где погибла мать, я ощущаю внутри пустоту. Мне дурно.

– Ступай, – говорит Макгилл. – Сегодня же Отборочный день. Очередь длинная. А если тебя отберут, то тебе, возможно, никогда не придется драться на дуэлях.

– Ты уверен?

– Я еще силен, – говорит он, забирая у меня молоток. – Ступай. – С улыбкой треплет меня по щеке. – Удачи, Конрад, сын Элис. Не посрами память матери.

– Удачи? В этом году тысячи претендентов. Она мне понадобится.

Даже с дядиным влиянием шансы невелики.

Я пробегаю Низину, прыгаю сзади на экипаж и на нем еду по Средине, к гигантскому имперскому зданию с двенадцатью белыми колоннами. Это Эквилибриум, его огромные окна сверкают на солнце. Здесь любой может официально бросить кому-нибудь вызов. Эквилибриум – сердце меритократии Холмстэда. Однако мне некогда любоваться величественным видом здания; сердце опускается при виде большущей очереди, что змеится наружу из вращающихся стеклянных дверей. Кругом молодежь: те, кого я знал, еще будучи высотником; те, с кем сражался на Низкой арене; те, кто некогда звал меня другом, но бросил замерзать в ледяных канавах, когда я опустился в Низину.

У входа стоит парень, Сергей из семьи Кузнецовых, который когда-то играл со мной в живом лабиринте поместья Урвинов. В детстве он клялся, что ничто не разорвет нашу дружбу – скорее небо расколется.

Он смеется за компанию с другим пареньком, но вот оборачивается, и мы встречаемся взглядами.

Я жду, пока он рассмотрит меня. Вспомнит.

Закрыв рот, Сергей быстро отворачивается к дверям, а я смотрю ему в затылок. Поверить не могу, что когда-то считал его другом.

Встаю в конец очереди. Впереди меня – ровесники или ребята чуть старше. У каждого три попытки пройти Отбор, на них дается три года. Если кого-то к двадцати годам не отберут, то надежды у него больше нет. Некоторые цеха вроде Науки и Политики предпочитают претендентов постарше, девятнадцатилетних, зато цеха Охоты и Стражи порядка берут молодых и податливых.

Миновал час, я прохожу во вращающиеся стеклянные двери и оказываюсь в белой палате со сводчатым потолком. Надо мной возвышаются четыре колонны, столпы меритократии: отобранные, высотники, срединники, низинники.

Последний раз я входил в Эквилибриум еще мальчишкой. Отец взял меня сюда выбрать дуэльную трость, которая была бы моей до тех пор, пока я не унаследую его. Я выбрал изготовленную на заказ, из дуба и стали горгантавна. Обошлась она в пять сотен монет. О, я не мог дождаться, когда получу ее, однако накануне заветного дня отец умер.

Меня окружают срединники, но и высотников пришло тоже немало. Статус отобранного –