Край неба - Марк Дж. Грегсон

пытаются утащить кошели с деньгами, старинные вазы и прочие ценные вещи, однако Стража отнимает у них все, кроме тростей и курток.

Все, чем до этого обладал род Атвудов, отныне принадлежит другому человеку. Глинда из Мюриэлей улыбается, стоя позади шеренги стражей, смотрит, как это семейство топает к вратам. Отныне поместье Атвудов называется Мюриэль. Оно принадлежит Глинде – вместе со всем, что есть у нее в Средине. Может быть, она продаст ту собственность. Так поступают большинство новоиспеченных высотников.

Бесславное падение Атвудов не проходит тихо. Они кричат во тьму ночи.

Такова система. Меритократия. Только сильный имеет право оставаться на Вершине, пока остальные дерутся за крохи.

– Высотники всегда впереди, потому что им предначертано вести, – говорит дядя. – Наши низинники выработали твердость духа, непоколебимость. Даже они могут защитить нас, случись великому врагу когда-либо вернуться. – Сделав паузу, дядя смотрит на горизонт, на цепочку крохотных островов вдали, светящихся огоньками. – Он где-то там.

Я молча вспоминаю, как отец временами говорил то же самое. Предупреждал об угрозах Скайленду. Острова, мол, не просто так парят в воздухе, и черные облака тоже не сами по себе появились.

Мой взгляд падает на разрушенные домишки низинников. Дядя ошибается насчет высотников. Они не сильные, свою власть поддерживают за счет того, что внизу люди слабые и голодные, а многие соседи с Вершины – ненасытные. Истинная меритократия на Холмстэде – это мираж. Дядя в своем неизбывном коварстве вовсю пользуется лазейками в нашей системе. Платит срединникам, чтобы те бросали вызов его высотным врагам, подбивает друзей-высотников на поединки с соперниками-герцогами с соседних островов. И еще он окружил себя богатыми лотчерами, для которых пик амбиций – покупать дорогие шмотки, сшитые по мерке, и наедаться от пуза. Возможно, Глинда из Мюриэлей поднимется выше. Возможно, однажды бросит вызов какой-нибудь герцогине, однако я слишком часто видел, как высотники довольствуются однажды завоеванным статусом.

– Глянь-ка, вон и твой детский соперник, – говорит дядя, указывая на Громилу, идущего последним в цепочке Атвудов. Младшая из сестренок берет его за руку, и он опускает голову. – Разве тебе не радостно, Конрад? Его растили, чтобы однажды он бросил вызов тебе.

Лысая башка Громилы поблескивает в свете луны, а когда он поднимает взгляд на поместье Урвинов, на его лице отражается гнев.

– Теперь, когда Атвуды все потеряли, – посмеивается дядя, – его отринут. Как бы я ни презирал эту отвратную семейку, но их умение безжалостно избавляться от балласта уважаю.

Громила плетется в хвосте, осыпаемый оскорблениями, однако я отказываюсь испытывать к нему жалость. Разве я могу забыть, как его кулаки месили мой голодный живот? Или как он выбросил в стоки лекарство для моей матери?

– Урвинов не должна постигнуть судьба Атвудов, – говорит дядя, затем оборачивается и смотрит на меня решительно; в его взгляде – сталь горгантавна. – Ты хочешь вернуть сестру, чтобы семья воссоединилась, Конрад. Так ведь и я желаю твоего возвращения, чтобы вновь написать твое имя на Стене Урвинов. Однако сперва ты должен показать, что наделен нашей силой, что в твоих венах течет кровь победителя и ты умеешь возвыситься даже среди цехов.

Широким шагом он направляется в кабинет, где пульсирует свет теплошара. Напоследок я еще раз бросаю взгляд на семейство Атвудов, сломленных и опозоренных, бредущих вниз по склону горы. Им суждено поселиться в каком-нибудь безымянном домишке в Низине, и это еще при условии, что таковой для них там найдется. Возможно, они вышвырнут кого-то на улицу, и не один раз. А то и целый район к рукам приберут.

– Идем, – зовет дядя.

Я вхожу в кабинет. Луна заглядывает в сводчатые окна, освещая знакомую стену из книг и украшенную тростями предков каминную полку. Дядя смотрит на меня, сидя за столом и сложив у подбородка унизанные перстнями пальцы.

– Урвины поколениями занимали Вершину, – произносит он, – но еще никого в истории рода не проводили через Цеховой отбор. – Он делает паузу. – В этом году Стража порядка и Охотники набирают большое число рекрутов.

– Охотники и Стража? Я погибну. Наверняка.

– А если нет… получишь все, чего хотел, и даже больше.

– Все? Мать мертва.

– Да, я слышал.

Я стискиваю зубы. Этот человек совершенно ничего не испытывает. Его сердце выжали досуха, оставив мертвую оболочку в груди. Но я стискиваю в руке кулон Эллы. Только из-за нее я стою здесь. Я должен разлучить сестру с дядей.

– Так ты из-за смерти матери, – тихо произносит он, – изменил решение?

– Ради семьи я готов на все.

Ему явно весело.

– Будь это правдой, твоя мать осталась бы жива. Согласись ты на испытание месяц назад, Конрад, и я бы вернул Элис в дом, поселил бы с нами. – Он заглядывает мне в глаза. – И купил бы ей лекарство.

Услышав это откровение, я вдруг ощущаю такую острую вину, что становится дурно. Однако потом прикидываю, как восприняла бы дядино предложение мать. Она бы точно не согласилась. Дядя убил ее мужа, ее родителей, и она бы не стала рисковать мной – даже ради возможности воссоединиться с Эллой.

– Ты умеешь скрывать эмоции, племянник, и тебе придется часто их прятать для прохождения испытания, какой бы цех тебя ни выбрал. – Сделав паузу, он смотрит мне прямо в глаза. – Даже больше: в цехе, который тебя возьмет, тебе предстоит возвыситься и доказать свою силу.

– А если меня не выберут?

– В твоих интересах пройти Отбор.

Я провожу языком по зубам. Меня мутит от этого человека. Мутит от этой комнаты. От того, что он все еще жив, а отец – нет.

– Где Элла?

– Возвышается.

– Что это значит? Где она?

– Не здесь, Конрад. Она становится достойной своего наследия.

– Она еще слишком мала для Отбора, дядя.

– Я в курсе, – смеется он. – Вот если возвысишься, то воссоединишься с ней. – Указывает мне за спину, туда, где у двери лежит кошель. – Это деньги, которые потребуются для Отбора. – Замолчав, откидывается на спинку кресла. – Ты ведь не сбежишь, прихватив их и оставив позади Холмстэд и все, что с ним связано? Хотя мог бы начать новую жизнь.

– Этому не бывать. – Я прячу кошель в карман. – Семью не брошу.

Дядя усмехается:

– Уж постарайся, на этот-то раз.

Прикусив язык, я разворачиваюсь и выхожу. Но в коридоре меня настигает дядин оклик:

– Возвысься, Конрад, или не возвращайся.

⁂

Проходят недели, и я в это время, готовясь к Отбору, помогаю Макгиллу отстраивать таверну. В цехах Охоты и Стражи требуется физическая сила. Вот я и таскаю доски и бревна, а по вечерам бегаю, чтобы укрепить легкие. Почти каждую ночь хожу