Закон бабочки - Наталья Сергеевна Володина-Саркавази

Хватит глядеть на заграницу! Хватит им завидовать!

Особенно дамам тамошним. Я их – жалею!

Неприспособленные они. Случись что – вымрут в одночасье, как мамонты.

Ну что они могут, эти изнеженные мисс или фройляйн?

Кредитные карточки вынимать да розовым пальчиком на кнопочки давить? Это все умеют. А ты попробуй жить, ежедневно решая: где взять деньги и что на них купить? где достать продукты и как похудеть? Как одновременно стоять в трёх очередях и при этом числиться на работе?

Я бы посмотрела, как какая-нибудь мадемуазель с Монмартра приспособилась к нашей действительности. Взять бы её просто для интереса, запихнуть в автобус, когда народ, как чумной, с работы ломится, сетку с помидорами второй свежести на шляпу ей поставить да поддать сзади, чтоб лучше утрамбовалась. Ну, и что от вашей парижанки останется, кроме шляпки?

А что они умеют?

Спросите итальянскую синьору: она хоть пару варежек для своего синьора свяжет? Остановите американочку где-нибудь в Нью-Йорке, в районе сорок шестой улицы, и спросите: скажи-ка, миссис, как сварить сыр в домашних условиях, если из продуктов у тебя только соль, а до ближайшего супермаркета сто километров? Представляю, что она ответит…

А взять английскую леди?

Она, может, трижды леди, и газон у неё двести лет в одно и то же время подстригается, и она знает, как один бифштекс тремя вилочками кушать, но спросите её: как из старых кальсон своего сэра сшить себе новую юбку? Как подушку постирать и пылесосом её высушить? Как тем же пылесосом одновременно размораживать холодильник, сушить дочке волосы и комаров с потолка собирать? Тут главное дырки не перепутать – под какую дочкину голову совать, а под какую – комара. Я думаю, что весь какой-нибудь Берн или Цюрих обойди – не дознаешься, как из жидкой и кислой, трижды разбавленной сметаны за одну всего ночь сделать густую и вкусную?

А я – знаю.

Потому как я не просто женщина. Я – продукт длительной селекции, результат многочисленных опытов. Надо мной, как над мухой-дрозофиллой, семьдесят лет экспериментировали и вывели такую породу женщин, что нас хоть на Луну без скафандра, хоть на дно морское без батискафа – выживем! И не просто выживем, а уют наведём, клопов-тараканов повыведем и через час у нас в кастрюльке забулькает. Я на мужчин наших смотрю и удивляюсь: с такими женщинами реформы завалить? Да вы, любезные, в самом начале, как перестройку эту затеяли, объяснили бы, что надо перестроить и как. И шли бы себе пиво пить, честное слово, больше толку было бы. Не зря говорят, что рыба гниёт с головы. А баба – с мужика.

Ну ладно, у себя мы как-нибудь разберёмся.

А вот подруг зарубежных спасать надо. Им, представьте, не разрешают вволю, как мужчинам, работать! Разве у нас так? У нас, пожалуйста, хочешь – работай, не хочешь – всё равно работай. Но это не значит, что у нас ограничена свобода выбора. Свободу нам дали давно, когда объяснили, что свобода – это осознанная необходимость. Осознай, что это необходимо: дневная смена на работе, вечерняя – дома, ещё ночная вахта с мужем – и свободна! И, впихнувшись в раздутое брюхо автобуса, стоя на одной ноге, и то чужой, судорожно вцепившись в уплывающую от тебя сумку, ты задохнёшься от свободы, потому что поймёшь, как это необходимо!

Разве выдержат это худосочные леди?

Неприспособленные! Как я утром из дому выхожу? У меня всё продумано. Юбка такой длины и ширины, чтоб, с одной стороны, на хвост не наступили, с другой – чтоб ногу на подножку было удобно задрать. Пуговицы проволокой прикручены, шляпа – на тесёмке, очки – на цепочке. Взгляд – соответствующий. Мне ж приятно сознавать, что ничем меня не возьмёшь. Ни лаской, ни грубостью. Ни ценами, ни дефицитом, ни суверенитетом – ничем. Меня государство и так и эдак на зуб пробует, на прочность ломает, и ничего. Живу.

За себя я не боюсь.

А вот зарубежным подругам сочуствую. И очень их жалею. Объяснить им всё надо. И помочь – немедленно.

Зарисовки с натуры

Записная книжка для автора – то же, что блокнот для художника. Простой выход на базар дарит уйму впечатлений: чей-то взгляд, случайно услышанная фраза, подсмотренная сценка, и даже грубый толчок способны пробудить фантазию. Всё это собираешь и складываешь на всякий случай. Авось пригодится. Откроешь однажды старую, потрёпанную, замусленную по сумкам и карманам книжку, глянешь – а там чего только нет! Приметы времени стираются довольно быстро, – а ведь когда-то было неотъемлимой частью повседневности. Мы в этом жили, этим дышали, от этого страдали, над этим смеялись. Эти зарисовки я начала в 1993 году. Большинство из них переросло в рассказы, привожу только те, что так и остались миниатюрами.

Зарисовка первая: рынок

Рынок, рынок!

Только и слышишь со всех сторон. А кто б объяснил, – чем отличается рынок от базара? Поясняю: базар – это частное дело гражданина. В отличие от рынка, в который мы попёрли внезапно всей державой без подготовки и не в базарный день.

– Аукцион недвижимости! Продаётся лагерь!

– Пионерский или социалистический?

– А вам какой надо?

– Яйца Фаберже! Яйца Фаберже! Настоящие! Подлинные.!

– Свежие?

– Свежие!

– Где вы видели воровство? – оправдывался пойманный с по-личными карманник. – Это не воровство! Это первоначальное накопление капитала!

Спросить, как жить дальше – не у кого.

Исчезли даже будки справочных бюро. Поэтому, если повезёт увидеть ларёк, отдалённо напоминающий справочный, бросаешься к нему с криком радости:

– Наконец-то! Девушка, это справочное бюро?

– У нас все справки платные.

– Согласен. Но это, кроме шуток, – справочное бюро?

– Да. С вас две тысячи.

– За что?!

– Я же предупредила: у нас все справки платные!

Реклама не даёт покоя.

Реклама действует сильнее слабительного.

А они удивляются, что во время демонстрации рекламных роликов увеличивается расход воды и электроэнергии.

– Сжигатель жира! Жир сгорает на вас, а не на сковородке!

Реклама – это когда нет денег, нельзя и не хочется, – а купишь. Реклама – это когда двухлетний карапуз теребит за подол свою маму:

– Мам, ну купи ты мне этот олбит бес сахала!

Вся страна превращается в Думу.

Никто не работает. Все думают. Одни думают, что работают.

Другие работают, но не думают. Третьи не работают, но думают, как бы так пойти и поработать. Если страна и входит в рынок, то разве что в Птичий.

Помятый гражданин стоит возле детского манежа, в котором пищат лохматые щенки всех