Французская любовь. Как это бывает. Немного о любви - Григорий Жадько

Я долго смотрел в окно, дождь то усиливался, то стихал, что бы спустя минуту начать все с новой силой. Железо на крыше периодически гремело, будто на него горстями сыпали мелкую дробь. На мгновение яркая вспышка осветила местность за окном ярким фосфорическим светом. Над головой протяжно грохнуло, дом содрогнулся, и казалось, присел, жалобно зазвенели стаканы в серванте.

Люблю дождь весной, летом и больше всего, когда он сопровождается грозой. Мне нравится, когда небо лопается от громовых раскатов и перечерчивается вдоль и поперек огненными сполохами. Я открыл настежь дверь, убрал занавеску и стал смотреть на струи воды, которые падали с неба. Они заливали грядки, тонкой пылью отбивались от досок крыльца, холодили руки, одежду. Гроза в своем доме это совсем не то, что в городской квартире.

«Успела уехать моя спасенная до дождя, наверно едет сейчас в теплом автобусе?» – Подумал я и машинально прошел в зал, уперся носом в стекло, что бы боковым зрением захватить скамейку, но было уже слишком темно, что бы что-нибудь разглядеть. Вдруг яркий разряд молнии вспышкой озарил округу, и… О черт! Я увидел на скамейке одинокую маленькую фигурку девушки. Маша сидела сжавшаяся в комочек без зонта совсем промокшая с распущенными по плечам волосами. На коленях у ней была светлая сумочка и наверно от холода, она почти касалась ее подбородком. Эта картинка на мгновение высветилась и пропала. Жалость и недоумение вспыхнули у меня в душе. Я, не мешкая, набросив штормовку, почти бегом отправился за ней. Завел ее в дом безропотную тихую и безмолвную. Посадил на маленькую табуретку, у печи она не сопротивлялась. Мы молчали. Наша кошка покинула свое насиженное место и удивленно нюхала наши мокрые следы на полу.

Скоро молчание начало тяготить меня. Это было неприятно, но в голову совсем ничего не приходило. Совсем ничего кроме жалости. Я не мог забыть вспышки молнии и ее сжавшуюся в комочек без зонта совсем промокшую с распущенными по плечам волосами. Она мне нравилась, но я гнал эти мысли. Бесконечные сравнения со Светой. Нужность или ненужность этого нового поворота в моей жизни немного тревожили меня. А если бы я не увидел и не вышел

Мне казалось, что у ней есть внутри какая-то необъяснимая свобода, отсутствие предрассудков. Ее нелогичные поступки при всей их абсурдности имели какой-то неизвестный мне стержень, какую-то скрытую правду, о которой знала только она. Я видел только вершину айсберга, одну десятую часть, а все остальное было скрыто от меня, но, тем не менее, ее поступки подчинялись именно этой подводной части.

– Как зовут вашу кошку? – промолвила она, наконец, после долгого молчания.

– Муся.

– Муся, Муся- Маша ласково погладила ее по спинке, потрепала за ушком, хотела посадить к себе, но Мусе наверно не очень нравилась ее холодная мокрая одежда и она вырывалась. Под табуреткой начала образовываться маленькая лужица.

– Она не сразу привыкает к чужим – сказал я.

– Муся ну куда же ты, – ласково пыталась она образумить вырывающуюся кошку.

– Вообще-то она у нас ласковая

– Ваша Муся меня не любит. А я очень люблю кошечек. Мама не хочет, что бы у нас дома были животные.

– Их часто бросают, когда они надоедают

– Я бы не бросила.

– Никогда

– Думаю да!

– Все, наверное, так думают когда берут. А сколько их бездомных потом.

Я говорил о кошке, а думал о Маше. Ливень не испортил ее внешности. Милые девочки они прекрасны своей свежестью. Это тот период, когда косметика не нужна. Все естественно и от природы. Молодость – ни морщин, ни печати усталости на лице, а лицо прекрасно и свежо слабым слегка проступающим румянцем. Никогда еще мне не доводилось так близко и наедине общаться с таким нежным созданием. И подумать только, много лет она росла, училась, была хорошей девочкой паинькой, которой гордились учителя и родители! Может быть, ей просто надоело быть такой умной и послушной. Как далеко и отнюдь не целомудренно иногда витают мысли мужчин, когда они смотрят на таких девочек. Но что думать о пустом и несбыточном.

Шум дождя по железной крыше то усиливался, то ослабевал, порывы ветра доносили на кухню запахи озона и свежести.

– Ты наверно сильно замерзла?

– Да так.

– Почему не ушла, когда начался дождь?

– Я не думала, что он будет такой сильный.

– Ты хочешь заболеть?

– Я крепкая, я очень крепкая, и почти никогда не болею.

– У меня есть старая куртка, овечья шерсть, принести?

– Это уже не поможет, я если честно насквозь мокрая.

– Совсем?

– Совсем, совсем, – она сделала попытку улыбнуться и улыбка у нее получилась очень виноватой.

– Ну, вот что, – сказал я довольно решительно и нагнулся к ее лицу, стараясь взглянуть в глаза, – я тебя оставлю, здесь закрывайся, раздевайся и сушись. – Ресницы девушки захлопали, она неуверенно посмотрела на меня снизу вверх. «Да-да!» добавил я еще решительней, легонько приподнял ее за плечи и подвел к двери. «Закрывайся вот так, шваброй за ручку, протолкнешь, и ничего не бойся. Договорились!?» Лицо ее посветлело. Она, молча, кивнула в ответ и посмотрела на меня с благодарностью.

Когда я уходил то оглянулся. Она смотрела в мою сторону с каким-то странным выражением, сквозь меня и будто я это совсем не я.

Я вернулся на веранду. Дождь не стихал, даже усилился. Я сел откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Когда идет дождь хорошо думается. Но гроза не занимала мои мысли. Я вдруг живо представил, что происходит на кухне. «Маша закрывает дверь. Руки ее неторопливо скользят за голову. Пуговицы на спине непослушны. Наконец платье расстегивается. Взявшись за подол, она чулком наизнанку снимает его. Тело ее при этом изгибается. Мокрое и тяжелое платье вешает на спинку стула. Придвигает стул к горячей печке. Доходит очередь до лифчика. Он тоже мокрый. Руки привычно за спину. Какого он цвета наверно он белый или нет – голубой. Хорошо бы взглянуть на все это хоть одним глазком!

Стоп! Там же есть окно!

Эта мысль пробила меня как током, я вскочил и снова сел. Черт побери! Вообще – то это все не очень. Но я ведь все равно не высижу здесь.

Нет! Этого не стоит делать! Конечно, не стоит, не стоит но так хочется, что просто нет сил. и я виновато прикусив губу, направился к северной стороне дома, к кухонному окну. Чуть не упал на скользкой тропинке. «Вот и Бог не хочет, что бы я подсматривал» – мелькнула не прошеная мысль.

Занавески закрывали только нижние две трети окна. Встав на высокий приступок фундамента, я вытянулся и ухватился за ставню. Ставня предательски жалобно скрипнула удержанная слабым крючком. Выждав несколько секунд, я с замирающим сердцем вытянул вверх голову поверх занавески. Картина, которая открылась мне, просто захватила меня целиком. Сразу ощутил жаркую волну, сердце забилось в учащенном ритме, готовое выпрыгнуть из груди. Моя ночная гостья действительно разделась и сейчас стояла у печки, в чем мать родила. Она сушила волосы, сбивая их легкими движениями. Я видел ее только со спины. Лопатки ее двигались, волосы струились по плечам, спине, немного не достигая розовых аккуратных половинок начала ног. Дыхание мое остановилось, я боялся вздохнуть или шелохнуться. Маша часто встряхивала головой, и подносила пряди волос ближе к печи. Выхватывала новые прядки и вновь сушила у теплой плиты. «Когда же она обернется, когда же. когда!» Настойчиво желал я! Какая стройная и нежная она сзади, а что будет, когда она обернется. Наконец Маша прекратила свои занятия, встряхнула последний раз головой, разбросав волосы по плечам, и сделала несколько шагов к двери кухни. Она ступала свободно и просто, как будто на нашей кухне ей было ходить раздетой совсем привычно. Приблизившись к двери, Маша приложила ухо к ней и прислушалась. Это было очень забавно и смешно, я видел ее всю голенькую как на ладони, а она слушала меня там через дверь. И, наконец, она повернулась и пошла обратно!

О боже!

Как она была хороша. Черт побери! Зачем девчонки носят все свои платья и другие штучки, если они так прекрасны без них. Если бы они знали, как пацаны хотят увидеть их без всего. Вот эти милые грудки, качающиеся в такт шагов, с розовыми упрямыми сосками, и стройный втянутый живот, с таким ласковым смешным пупком и самое главное, что есть у девушки, прикрытое легким темным треугольником волос. Это класс! Это нечто необыкновенное и сногосшибающее, это то, что всегда недоступно и пленительно. У меня даже закружилась голова, и перехватило дыхание от увиденного. Но Маша даже не подозревала о моих шалостях.

Наконец, я почувствовал, что совсем промок. Хотя карниз и защищал меня от прямых струй дождя, все же порывы ветра иногда приносили изрядные порции влаги. В туфлях у меня уже было полно воды, но я, ни за что не хотел бросать своего занятия, только старался придвинуться ближе к стене дома, где меньше доставалось. «Походи еще немножко!» просил я ее мысленно. «Никогда еще голые девушки не ходили у нас так запросто. Походи и я посмотрю на тебя, я только посмотрю еще раз, еще немножко!» «Ты же такая красивая, такая восхитительно нежная открытая и свободная, что тебе стоит порадовать меня еще раз. Ну, один разочек! Самый маленький разочек! И все!