Французская любовь. Как это бывает. Немного о любви - Григорий Жадько

Маленькие деревушки лучше райцентров, а что уж говорить про Москву, которая сама себя съедает. Сохранить открытость простоту, может даже детскую непосредственность это большое счастье, о котором сам человек порой и не догадывается.

Мы мило беседовали, но незримая тайна, как дамоклов меч висела над нами и ждала своего разрешения.

Вот и кончилось вино, и уже часы в коридоре показывали около двух ночи и мое красноречие начало давать сбои и небольшие паузы начали повисать над нашим столом. Во время одной из них, особенно долгой, наша незнакомка вдруг подошла к окну. Взглянула в непроницаемо черное стекло (после часа ночи фонари на улице выключали) и, помедлив как бы в раздумье, сказала одно слово:

– Пора.

Это слово упало как камень в воду. И все замолчали.

А у меня в голове запрыгали маленькие насмешливые молоточки «Пора пора пора.», и их веселый перестук был похож на карканье злобных ворон. Настроение у меня сразу упало. Было такое ощущение, как будто кончился Новый год, отгремели тосты и салюты, все уже хорошо выпили и поели, а счастья нет. Так бывает, люди пьют, поздравляют друг друга с Новым годом, новым Счастьем и отчетливо понимают, что никакого счастья не будет, просто еще один год ушел в тартары, сгинул бесследно в пучине времени. Когда гости уйдут они сольют недопитое вино обратно в бутылки. На следующий день доедят салаты. Через пару недель вынесут елку и воткнут ее в сугроб у подъезда. И начнутся вновь серые бесконечные будни, когда дни, ночи, недели сливаются в одну безрадостную полосу и порой за месяц, два, оглянувшись назад нечего вспомнить. Но как хочется иногда верить и ждать чуда хотя бы в новогоднюю ночь. Верить самому и убеждать в этом других.

– Как от вас добираться? – промолвила она, после долгой паузы, и голос у нее сразу стал скучным и невыразительным.

– Автобусы уже не ходят, – ответил я.

– Да! Я догадалась уже.

– Наш район и таксисты не любят. Можно попытаться на частнике, если повезет.

– Мне идти одной? – сказала она тихо, почти шепотом, и при этом посмотрела на Свету.

– Могу проводить, то есть, конечно, – вдруг затараторил я как пулемет, – и даже не стоит об этом говорить. Света, я быстро, жди меня.– Что я так подскочил? Сам не знаю.

– Быстро? – слегка усомнилась Света. Она уютно сидела в кресле, поджав под себя ноги, и кусала ногти. Пожалуй, первый раз она внимательно и долго посмотрела на нашу гостью. Та опять виновато улыбнулась, но ничего не сказала, только опустила глаза в пол.

Мы вышли в ночь вдвоем.

Света в последний момент в коридоре, крепко до боли сжала мое запястье.

– За-крой-ся! – решительно и твердо по слогам прошептал я.

Это был язык жестов. Каждый сказал что хотел.

На улице было совсем темно. Сильно посвежело. Приходилось двигаться почти на ощупь. Мне это удавалось. Моя спутница чувствовала себя неуверенно, и мне пришлось взять ее за руку.

– Зачем, мне все видно, – немного упрямо соврала она, пытаясь освободиться.

– Только кошки видят в темноте

– Они и я.

– У тебя глаза как у кошки!?

– Может быть

– Кошки они ласковые.

– Я кошка, которая ходит сама по себе! – сказала она немного отчужденно.

Я отпустил ее руку, но так луны не было, мы постоянно натыкались друг на друга. И я чувствовал, как она каждый раз вздрагивает, и каждый раз мне было необыкновенно приятно касаться ее, и ощущать тепло ее тела, и легкий дурманящий запах духов и еще чего-то женского, девичьего необъяснимого, но непреодолимо волнительного.

Кто она? Как ее зовут? Что это было? – Такие вопросы иногда всплывали в моей голове и даже легкий хмель от «Тырново» не мог снять их совсем, а только чуть сглаживал острые углы, размывал очертания.

Мы вышли на остановку. Тут было светлей. От магазина струился свет голубых неоновых ламп, и одна из них противно мигала.

– Ждать бесполезно, – сказал я уверенно, – Можно пешком по дороге как ехали сюда, или, через школу, дамбу это ближе

– Вам совсем не хочется меня провожать, – вдруг перешла она на» Вы»

Я промолчал.

Она подошла ко мне ближе взглянула внимательно в лицо и немного упрямо добавила

– Это совсем не обязательно.

Мы еще раз оглянулись, на пустую дорогу, и тронулись в путь. Тут я уже шел не так уверенно. Девушка порой налетала меня, и я чувствовал ее упругую грудь у себя на спине, и легкий озноб пробегал у меня под лопатками. Хмель еще немного кружил голову. Я ни о чем не мог думать, как только о том, когда она вновь коснется меня. Это как будто была наша маленькая игра. Может, это мне все казалось. Я уже не так спешил и специально порой задерживал шаг, ждал, и она не обманывала меня, она легко и испуганно дотрагивалась до меня вновь, и вновь, и мне опять это было необыкновенно радостно и приятно. Иногда когда мы касались немножко дольше обычного, с ее губ слетало чуть слышное: «Простите». Мы начали спускаться вниз, повеяло сыростью, болотными запахами. Ее «Простите», звучало иногда так тихо, а отстранялась она так медленно, что я думал, что могу постоять так чуть дольше, и она будет упираться в меня своей маленькой грудью, и я буду чувствовать ее всю, сквозь тонкую рубашку. Мне хотелось так постоять и ощущать ее тело. Но когда мы подходили к мосту, вдруг что-то неуловимо изменилось. Я это понял без слов. Возникло тревожное чувство. Наконец она сказала:

– Господи! Что это, чем пахнет?

– Это болото, так пахнет всегда. Раньше было озеро. А потом берега заросли рогозом, камышом. Рыба пропала, остались одни лягушки.

– Почему Вы мне не сказали о болоте. Мы можем пойти скорей? – Проговорила она с нотками беспокойства и тревоги в голосе.

– Конечно, давай попробуем, а что случилось? – Недоумевал я.

– Давайте быстрей, еще быстрей прошу вас

– Да-да! – бормотал я, теряясь в догадках, и скоро мы почти бежали, взявшись за руки. Гулкие доски деревянного моста громко разносили топот наших ног. Хмель сразу выветрился из моей головы.

– Умоляю быстрей! – просила она со сбивчивым дыханием. – Дорога пошла вверх, и девушка стала слабеть. Мы уже не могли бежать. Перешли на быстрый шаг.

– Быстрей, быстрей, – шептала она, но ноги ее не слушались, появились какие-то хрипы в голосе.

– Что с тобой? Тебе, правда, плохо?

– Быстрей, – шептала она как заведенная, а вскоре остановилась и села на землю. У меня с собой были спички. Я зажег сразу несколько штук. Осветил ее лицо и невольно отшатнулся. Все оно было распухшим., надбровные дуги стали водянистыми, глаза заплыли, и под ними образовались мешки.

– Что с тобой? Скажи, что с тобой, тряс я ее за плечи – Разобрать, что она отвечает мне, не удалось.

Как тащил я ее, и сколько это продолжалось, трудно сказать. Иногда она мне помогала, шла ногами, но большую часть пути я тащил ее волоком и на спине. Это был очень тяжелый марафон в моей жизни, но я старался, падал, спотыкался и поднимался вновь. Проклятая гора съедала мои силы, и казалось, я не выдержу. С огромным трудом мне удалось добраться до шоссе, где начиналась улица Объединения. У дороги я свалился как подрубленный, пот лился с меня ручьем, и мы лежали грязные, беспомощные.

Вдали неожиданно показались огни. Это был лучик надежды. Мы лежали на асфальте. «Москвич» быстро приближался. Увидев нас, замедлил ход. Я призывно замахал рукой. Но водитель не остановился, он, ловко сделав зигзаг, объехал нас, и, нажав на газ, скрылся. Когда он уехал, мне показалось, наступила жуткая страшная тишина. Я испугался, нагнулся к ней, но девушка дышала. Я опять взвалил ее на себя, и, покачиваясь, побрел к брусчатым двухэтажным домам, благо до них оставалось идти не так много. С трудом добрался до первого окна, опустил свою тяжелую ношу на землю и в изнеможении постучал, потом постучал в другое окно, потом в третье, четвертое. Не знаю, сколько прошло времени, пока открылась одна из форточек, и грубый мужской голос проворчал что-то нелицеприятное в мой адрес.

– Помогите. Она умирает, – попросил я и не узнал собственного голоса, такой он был противный и жалобный.

Спустя какое-то время, вышли две женщины в ночных рубашках и легких накидках на плечах. У одной я заметил в руках длинную деревянную скалку, которой обычно катают пельмени в больших семьях. Они подошли, и некоторое время стояли, молча, глядя на лежащую девушку.

– Она жива? – спросила одна.

– Что с ней? – спросила другая.

– Я не знаю, – с трудом выдавил я в ответ.

– Как это ты не знаешь, – спросила первая и нагнулась к ней ближе, стараясь послушать ухом. Вторая со скалкой стала заходить мне за спину. Деревянную колотушку она положила себе на плечо.

– Вызовите скорую! – попросил я, стараясь держаться уверенней.

– Вызовем, вызовем, – проговорила с нотками угрозы, та, что стояла у меня за спиной, – ну что живая? – Обратилась она к нагнувшейся женщине.