Завтра будет поздно - Владимир Дружинин

После моего отъезда Фюрст вернулся к играющим. Но стул его исчез.

- А, господин обер-лейтенант! - прошепелявил Нагер. - Вы уверены, что ваше место здесь?

Фюрст не любил Нагера. Бездарность, трус, осевший благодаря протекции в штабе.

- Уверен, - ответил Фюрст.

- Вы ошибаетесь, милейший, - просипел седой, сморщенный полковник Бахофен, - Мы вам совершенно не нужны, насколько я разбираюсь в положении.

- Любимчик большевиков! - бледнея, выкрикнул Нагер.

Фюрст поднял кулак. Он мог бы убить Нагера одним ударом, и в эту минуту ему страшно хотелось сделать это. Фюрста схватили, оттащили от стола.

Он лег на нары. Его колотила лихорадка.

Чья-то ладонь легла на его горячий лоб. Он увидел гауптмана Вахмейстера Луциуса, или Луца, как его называли в военной школе. Фюрст и Вахмейстер вместе учились и были выпущены офицерами в один день.

- Я с тобой, Винни. - Так звал он Эрвина Фюрста со времен учения. - Я не буду с ними играть.

- Нагера я изобью, - пригрозил Фюрст и поднялся.

Луц взял его за плечи и снова уложил.

- Спокойно! - сказал он. - Без драки! Они все против тебя. Видишь ли, Бахофен сказал им...

Старый интендантский полковник, барон, владелец поместья в Вестфалии, Бахофен попал в плен недавно: наши танкисты прошли по тылам врага и захватили обоз. Когда я беседовал с Фюрстом, Бахофен вспомнил листовку с его портретом и всем поведал об этом.

Значит, Фюрст позволил себя снять для советской листовки! Недаром сюда приезжал фотограф! А сегодня явился русский офицер, тот самый, что привозил фотографа. И заперся с Фюрстом...

Нацистские бонзы, "фоны" отлучили его, объявили предателем.

Фюрст и не жалел об этом. Размышления его получили новую пищу. Впрочем, ни с антифашистом Виртом, ни даже с однокашником Луцем не делился Фюрст своими сокровенными мыслями. Они стали известны мне гораздо позднее.

Не буду, однако, забегать вперед.

В Вырицу я въехал ночью. Зенитки молчали, в небе невидимо гудели наши истребители.

Наши не спали. Стучала "эрика" Михальской, печатник Рыжов смазывал машину. Коля латал покрышку. Лобода ходил по комнатам, напевая тягучую, пасмурную песню без слов. Его вызывали к генералу, и разговор предстоял не из приятных.

8

Генерал Мусхелишвили встретил Лободу невеселым кивком. Перед ним лежал рапорт. Почерк показался Лободе знакомым.

До войны Мусхелишвили заведовал кафедрой в педвузе. "Не убьет, так рассмешит", - говорили о нем студенты. Он не позволял себе повышать голос, "убивал" метким словом, ядовитым сарказмом.

Генерал подвинул к себе рапорт. Несколько минут длилось молчание. Слышались только тихие шаги Ряпущева, адъютанта. Он заваривал чай, нежно звеня ложечкой и поглядывая на Лободу с добрым сожалением.

Угнетала мрачность обстановки. При немцах здесь был отдельный кабинет казино. Его отделали в "старогерманском" вкусе: голые, некрашеные деревянные стены с черными ожогами, такого же стиля люстра из толстых, обожженных дубовых брусков. Лишь в одном месте унылый орнамент прерывался на стене рисунком. Садовая скамейка, на ней парочка. Военный облапил хрупкую, с осиной талией девушку. Внизу кудрявились пошлые готические вирши.

- Ну, антифрицы, - сказал наконец генерал. - Нет, даже не антифрицы...

- Слушаю вас, - спокойно проговорил Лобода. Кличка "аатифрицы" давно укрепилась за нами.

- Может быть, мы похороним вашего немца с воинскими почестями, а? Возложим венки? С оркестром похороним, а? Может быть, дадим залп?

- Разрешите доложить, - сказал Лобода, поняв, что речь идет об убитом перебежчике.

- Мне уже доложили тут, - генерал подвинул к майору бумагу. - Ваш офицер будит разведчиков, устраивает форменное следствие. А потом вы с прискорбием извещаете немцев. Было это, товарищ Лобода?

- Не совсем так, - ответил майор.

- Пишет же человек. И другие подтверждают. Ознакомьтесь, секрета нет.

Писал Шабуров. Майор лишь в первую минуту почувствовал удивление. Он представил себе Шабурова, хмурого, мрачно выдавливающего слова. Именно так, лаконично, с плохо скрытым раздражением был составлен рапорт. Майор Лобода позорит звание советского офицера, утверждал капитан. Оплакивает убитого немца. Судьба фрица для Лободы на первом плане.

- Разрешите теперь мне доложить вам, - сказал Лобода, кладя бумагу. Смысл передачи был иной.

- Текст с вами?

- Нет, товарищ генерал.

- Прошу доставить.

- Запись есть, но я менял на ходу... Я говорил без шпаргалки.

"Ну, держись", - подумал майор. Но генерал взглянул на него с любопытством. Лобода рассказал все подробно.

- Все-таки вы перехлестываете, - сказал Мусхелашвили, дослушав. Сбиваетесь с тона. Вообще эта история с перебежчиком больше касается самих немцев. Существует комитет "Свободная Германия", есть немецкие антифашисты - вот и на здоровье. Они редко выступают у вас. Почему? Эффект от вашей работы пока что слабый, товарищ Лобода.

- Хвалиться нечем, - признался Лобода.

- Я не знаток, но смотрите, как на других фронтах проявили себя немцы-антифашисты! Сотни перебежчиков, коллективная сдача в плен...

- У нас немец еще не пуганый.

- Шабуров, по-моему, обижен, - сказал генерал, отмахнувшись. - Это он просится в артиллерию?

- Так точно.

- Взять его у вас?

- Воля ваша, товарищ генерал, - рассердился Лобода и перешел в контратаку. - Мы же антифрицы всего-навсего. Нам и бензин в последнюю очередь. И специалиста у нас отнять ничего не стоит. Да что Шабуров! Шофера в автороту сманить тоже можно. Антифрицы! А вот простой солдат так не скажет. Я помню, под Москвой...

Он запнулся, сообразив, что ляпнул дерзость. Но генерал улыбнулся.

- Ну-ну, что под Москвой?

- Солдаты на передовой просили: "Разрешите дать понятие фрицу". В одной руке винтовка, в другой - рупор. Вот как было. Фашист тут гадил, Лобода поднял глаза на рисунок с двустишием, - и наш боец не прощает ничего. Нет! Но спрашивает: кто же он, фриц? Неужели каждый немец - враг? А нельзя ли иному дать понятие и противника превратить в друга? А?

- Скоблить времени нет, - сказал генерал и тоже посмотрел на рисунок. - Завтра дальше двигаемся. Обижаетесь на кличку? Хорошо, правильно, что обижаетесь. - Он усмехнулся. - А в части бензина, между прочим, команда дана.

Генерал смягчился. Лобода нравился ему: смело отстаивает свое дело и за Шабурова держится, несмотря ни на что. Тем яснее выпирало личное в рапорте Шабурова.

- Так Шабуров нужен вам?

- Обязательно, - твердо ответил майор. - Золотые руки.

- Добро, - весело сказал Мусхелишвили. - Но объясните, что с ним? Инженер, служба по специальности. Начальник у него... Вежливый начальник.

- Личное горе, товарищ генерал. Потеря близких.

Лобода обдумывал упреки генерала и на вопросы о Шабурове отвечал нехотя, сухо.