Во сне и наяву. Титан - Борис Вячеславович Конофальский

зонтик и свалилась на свой стул, стараясь ни на кого не смотреть: что, правда умер? Умер? Она слышала, как бьётся её собственное сердце. И подумала, что если это так, если он умер, то это всё из-за неё. Со всеми, кто ей дорог, почему-то случаются несчастья. Мама, папа, теперь Влад… Свете стало душно в классе, она уже хотела взять свои вещи и уйти, но тут опять всё тот же Ковкин сообщил ей на весь класс:

— Фомина, тут полицейский приходил, про вас с Пахомом расспрашивал.

— Нас всех допрашивали из-за вас, — сообщил троечник Никоненко.

— Врёт он, не всех, — сказала Свете Илона Войнович, — а тех, кто сам к полицейскому с разговорами лез. Тех и допрашивали.

«Про нас с Пахомовым?». Света повернулась к Илоне, у неё появилась надежда… Может, с Владом всё в порядке, ну, в смысле, не всё в порядке, а в смысле он жив?! И она спросила у Илоны:

— А с Владом что?

— А ты, что, не знаешь? — как-то злорадно поинтересовался Никоненко. — Он в больнице. При смерти. Ему горло перерезали.

— И сердце проткнули около твоего подъезда! — добавила Марфина.

Лиза произнесла это так, чтобы Света, да и весь класс тоже, поняли, кого она считает виноватой в этом деле.

— Так он жив? — переспросила девочка у Никоненко, на Марфину она даже не взглянула.

— Жив, — ответил тот и добавил сурово: — Пока.

Света знала, что Мурат сейчас ткнёт её линейкой в спину, она повернулась к нему. И тот ей сообщил негромко:

— Пахомову вчера днём операцию сделали, а ночью ему стало хуже, и ему ещё одну сделали.

— Откуда знаешь? — спросила девочка.

— Классная его матери звонила, — пояснил Мурат.

— А где он, в какой он больнице?

— Говорят, в двадцать шестой, — ответил Мурат.

— А где такая? — спросила Света, вставая и забирая свои вещи.

— Не знаю, — Мурат пожал плечами.

— Кто знает, где эта больница? — девочка закинула рюкзак на плечо.

— Это за Ленинским, — сказал Митя Глушко, он всегда всё знал. — Пойдёшь по Кубинской, пройдёшь Ленинский — увидишь, она слева будет. Там огромное здание. Не ошибёшься.

Прозвенел звонок, и сразу в кабинете появилась учительница, она едва не столкнулась со Светланой.

— Фомина? Это ты куда собралась? Сейчас урок будет! А потом мне с тобой нужно будет поговорить!

— Наталья Константиновна…, — Света уже стояла в дверях, — можно потом? Мне сейчас очень нужно уйти. Очень…

— Куда? — строго спросила учительница.

— К Пахомову, в больницу, — Света сказала это специально, она бы и так ушла, а произнеся это, она рассчитывала, что кто-то из ребят или девчонок вызовется пойти с нею. Может, Мурат, или Илона, но никто не отозвался. Мурат, как и все остальные одноклассники, просто смотрел на неё.

— Ну хорошо, иди, — согласилась учительница. — Завтра поговорим.

⠀ ⠀⠀

* * *

⠀ ⠀⠀

От школы до больницы оказалось не так уж и далеко, Светлана, правда, вымокла немного, подол платья, туфельки промокли. Зонт — это всё-таки не плащ и резиновые сапожки. Она, конечно, думала, что скоро похолодает, и ей будет нужна тёплая одежда, но больше она думала о Владе. Света теперь была уверена, что с ним всё будет хорошо. Ему же сделали две операции, по-другому и быть не могло. С ним произошло ведь совсем не то, что произошло с мамой. Она была уверена, что с ним всё будет по-другому. Если не умер сразу, значит, выживет. Ну а как иначе?

Большой холл. Тут многолюдно, больные и посетители занимают почти все лавочки. Светлана отстояла очередь, заглянула в окошко, а там, за компьютером, не очень приветливая женщина-медработник в белом халате.

— Добрый день. Мне к Пахомову. Владиславу, — говорит Светлана.

— Год рождения? — спрашивает женщина.

— Мой? — уточняет Света.

— Да зачем мне ваш-то, — медработница усмехается. — Пахомову сколько лет?

— А…, — а девочка и не знает точный возраст Влада. И она предполагает: — Семнадцать… Может быть.

— Господи, — женщина вздыхает, смотрит на Светлану осуждающе, — даже не знают, сколько лет… Вы ему хоть кем доводитесь?

Света не знала, кем она доводилась Владику. Нельзя же сказать этой тётке, что они с Владом мутят. Мутят. И вправду слово дурацкое. И тогда Света вспоминает старое и не менее дурацкое слово: невеста.

— Я его невеста.

Ей не очень удобно, стоящая за ней женщина слышит это, а медработница смотрит на неё с подозрением, но тон меняет:

— Когда поступил жених-то ваш?

— Вчера, — сразу отвечает девочка. — Утром.

— Проникающие ранения?

— Да, — кивает Света.

Женщина смотрит в компьютер и говорит уже совсем не строго:

— К нему нельзя, он на «интенсивке».

— На чём? — не понимает Светлана.

— Он в реанимации, на интенсивной терапии, с ним проводится комплекс лечебных мероприятий, допуска к нему нет, — женщина выкладывает перед Светланой бумажку с цифрами. — Вот справочная, можете звонить, вам будут сообщать о его состоянии, сейчас его состояние тяжёлое. Следующий!

«Реанимация, интенсивная терапия, кома». Как много она знала мерзких слов, которые были хуже и страшнее самых плохих ругательств. Для девочки, которой только должно исполниться шестнадцать, таких слов она уже знала много. Света выучила номер, который ей дала медработница, но бумажку всё равно не выбросила. Спрятала. И не успела выйти из-под козырька входа на дождь, только раскрыла зонтик, как у неё зазвонил телефон.

«Только бы не Анна Владимировна!».

Девочка достала телефон — нет. Это не она.

«С. В. Хирург». Это Сергей Владимирович; наверное, анализы пришли, которые так долго делались. И опять Светлане не по себе, она, кажется, уже устала волноваться из-за черноты, но раз хирург звонит ей, значит, что-то с анализами не так. Не хорошо.

— Да, Сергей Владимирович.

— Привет, Светлана Фомина, — его голос не очень трагичен. Это даёт ей какую-то надежду.

— Пришли мои анализы?

— Ох, Фомина, — он вздыхает, и сердце девочки опускается в пятки. — Понимаешь, эти криворукие в лаборатории запороли твою