Группа Векслера - Глеб Леонидович Бобров

Во дворе послышалась возня, хлопнула дверь, раздались шаги. Потом лязгнул запор, за ним — щеколда, и в открывшейся калитке показалась невысокая полноватая бабулька лет семидесяти. Она удивленно осмотрела милиционеров и спросила:

— О! А вы до кого?!

— Здравствуй, Станиславовна! — Остановив жестом двинувшего было вперед старшину, Дробот поинтересовался: — Гарик дома?

— В хате он. Хворый... — недоуменно посторонилась она, пропуская милиционеров.

Первым во двор вошел старшина со своей собакой. Средних размеров кобелек, рвавший горло и встававший дыбом на цепи, вдруг упал на все четыре лапы и вместо заполошного воя перешел на озлобленный писклявый лай. Фрося, не глядя на него, совсем немного приподняла одну брылю, еле-еле оголила кончик клыка и чуть слышно заурчала. Кобель взвизгнул и, заскочив в добротную будку, отчаянно завыл.

— Та замовкны вжешь! — Старушка, перехватив клюку, мигом подлетела к будке и знатно треснула по дранке, прибитой к рубероиду крыши. — Нэ брэш!!!

Потом подняла глаза на оглядывавшую двор и дом опергруппу.

— Заходьте до дому, раз пришли.

Дробот окинул взглядом огромный участок с флигелем, рядом сараев, отделявших задний двор, беседку, летнюю кухню и дворовый очаг с выварками*. Затем он повернул голову к хозяйке.

— Та хворый, кажу. У лижку весь час, — ответила она на немой вопрос.

Приметив ступу деревянного протеза у стены и ряд дворовой обуви, капитан решительно двинулся вперед. Опередив его, Узлов развернулся и, первым поднявшись на невысокое крыльцо, вошел в коридор. Миновав длинную веранду, оказался в комнате и остановился за порогом. За ним проследовали Дробот, пожилая женщина и Туманов. Влад остался у ворот, цепко оглядывая двор и улицу.

Большая светлая комната с рядом окон и длинным столом в центре с дальнего торца оканчивалась двумя дверьми. Напротив милиционеров оказался письменный стол и книжный шкаф между крайним левым окном и входной дверью в углу, где теперь, контролируя пространство, остановился кинолог с собакой.

За столом перед тетрадкой с учебниками сидел подросток в белой с глубокими вырезами майке, синих трениках и парусиновых спортивных туфлях. Он, удивленно улыбаясь, с интересом рассматривал вошедших милиционеров. Хозяйка встала на середину комнаты между операми и мальчиком. Туманов остался в дверях, а участковый прошел немного дальше и замер чуть впереди и справа от старшины.

— Эй, малой, метнись резвым кабанчиком к бате, скажи, дескать, дружбаны пришли, пусть выйдет... — велел участковый и испытующе посмотрел на Лесю Станиславовну.

Мальчик встал и вопросительно поднял глаза на бабушку. Из дальнего коридора раздался стук костыля и протеза, и в открытую дверь вошел Попытченко. Он действительно был бледен, небрит, но при этом — в чистой, вышитой сине-голубым у воротника рубахе и пиджаке с двумя медалями. Новенький облегченный протез блестел светлым лаком.

— Здорово, командир, — доковылял он до середины комнаты, недобро уставившись на капитана.

— Ты чё такой сурьезный, дядька, а?! — чуть набычившись, с ходу наехал на него Дробот. — Гостям не рад?

— Болею я...

Туманов, еще раз оглядев комнату и краем уха прислушиваясь к разговору, выскользнул назад — в коридор и на веранду. Не увидев ничего примечательного, осмотрел с крыльца двор и кивнул головой сержанту: мол, как обстановка? Тот неопределенно повел плечом, не спуская глаз с улицы и пространства перед собою.

Капитан огляделся. Двор тянулся за постройки и целиком с крыльца виден не был. Показав Владу пальцами на глаза и кивнув на дверь, он неторопливо, словно прогуливаясь, вышел в центр двора и неспешным шагом двинулся вперед.

У летней кухни повел носом и присмотрелся к вываркам — они кипели, и от них шел густой бульонный пар.

Чуть дальше, между сараями и центральным флигелем, его внимание привлек аккуратный прямоугольник зеленой травы, выделявшийся на фоне укатанной автомобильными колесами земли.

Сделав еще несколько шагов, Туманов вдруг приметил заднее колесо и торец мотоциклетной коляски, стыдливо выглядывающей из приоткрытого сарая.

С противоположного угла заднего двора, откуда долетали звуки чавканья и похрюкивания, ощутимо потянуло гноем.

Оперативник, не таясь, широко потянулся. Развернувшись через правое плечо, незаметно расстегнул кобуру и с напускной беззаботностью не спеша двинулся назад.

Подойдя к крыльцу и выразительно посмотрев на Владлена, он повернул лицо ко двору и, не заходя в дом, крикнул в открытую дверь:

— Капитан, хватит лясы точить! Поехали... Время!

— Позорище просто! Ноги у него нет... Мы тебе и без ноги найдем работу, я ж тебе сколько раз говорил, — наседал на калеку участковый.

— Какую работу, командир? Вот моя работа, отработанный я, посмотри! — Попытченко правой рукой задрал рубаху на грудь. На крепком, плоском животе внизу виднелась глубокая воронка пулевого ранения. Еще один продольный шрам лилово отливал по всей ширине пресса.

— Ну и что? Ты один такой вернулся?! Найди бабу, завяжи с бухлом, будь человеком, в конце-то концов. Порадуй мать под старость лет!

— Бабу... — презрительно хмыкнул инвалид. — Мне при родительнице и пацане штаны снять, чтоб ты полюбовался на ту радость, что мне осталась?

— Ты пафосницу закрой, ладно? Меня жалобить не надо, — ответил милиционер.

Во дворе раздались шаги.

— Командир, говорю же, худо мне... — Повернув голову, инвалид обратился вдруг к сыну: — Дай сесть!

Мальчик подал отцу табурет и вернулся назад. Тот, тяжело опершись правой рукой, сел, вытянул протез с обрубком ноги и поставил костыль стоймя перед собой.

— Капитан, хватит лясы точить! Поехали... Время! — раздался голос Туманова с крыльца.

Дробот внимательно посмотрел на Культю, скользнул расфокусированным взглядом по длинной веренице домашней обуви под задней стеной, по обутым в сапог, тренировочные туфли и дворовые чуни членам семьи.

— Ладно, Гарик, времени нет. Но помни: бродяг и попрошаек у нас в городе не будет. Берись за ум, пока не поздно, — сказал он и, повернувшись к Узлову, добавил: — Идем, старшина, нет времени.

Кинолог успел сделать шаг вперед,