Судьба и воля - Лев Клиот

Но была одна женщина; как и Арлет, она останется его другом на долгие годы. Эта дама сыграет в его жизни роль, одну из многих своих ролей в жизни и в кино. Бессоны познакомили его со множеством своих друзей из артистического сообщества, они не прилагали к этому каких-то особых усилий, они просто жили своей естественной жизнью, чувствуя себя как рыбы в воде в этой пенящейся весельем страстями и интригами компании. Но тесно сблизится он лишь с великолепной актрисой, красавицей Симоной Синьоре.

Как-то после вечернего представления Арлет упросила его присоединиться к ним в поездке на ужин к одной замечательной даме. Арлет пришлось уговаривать его, уставшего, мечтающего добраться до своего уютного номера. Она заинтриговала его, рассказав о необычайно талантливой артистке, которая уже сегодня не сходит со страниц газетных киношных новостей, а впереди, уверяла Арлет, у нее мировая слава.

Синьоре жила в престижном районе Парижа Нёйи-сюр-Сен. С первого момента, как только Борис очутился в апартаментах актрисы, он почувствовал необычайное волнение. Может быть, оттого, что на комоде в зале он увидел менору, или так подействовали все детали интерьера: убранство комнат, мебель, может быть, тона тканей, шторы, обивка кресел. Аромат букетов в многочисленных вазах… Все это вместе неуловимо напоминало его дом в Риге.

Они поужинали в обществе еще нескольких приглашенных коллег. Залесский видел, что хозяйка проявляет к нему интерес, и не раз ловил на себе ее взгляд. Он не удивился, когда Арлет шепнула ему на ухо:

– Симона просит тебя пройти в ее кабинет. Она хочет с тобой побыть наедине и поговорить о твоем прошлом, а мы пока займем гостей. Не волнуйся, она хорошая, – Арлет ободряюще ему улыбнулась и чмокнула в щеку.

Синьоре начала разговор первой.

Она рассказала ему, что ее девичья фамилия Каминкер, ее отец был юристом, их семья переехала из Висбадена в Париж, когда ей было 2 года. Во время немецкой оккупации им удалось скрыть свое еврейское происхождение, но она знает, что случилось с теми, кому этого сделать не удалось.

– Борис! Франсуа посвятил меня в вашу историю, она меня потрясла, и я понимаю, что вам, наверное, тяжело будет рассказывать о том, о чем я вас попрошу, но мне очень важно из первых уст услышать о постигшей наш народ трагедии.

И Симона попросила своего гостя рассказать о его семье.

Борис впервые, оглядываясь на себя, во время своего рассказа с каким-то облегчением осознал, что способен наконец окунуться в воспоминания. С удивлением произносил слова, фразы, которые, казалось, он не осмелится проговаривать никогда. Эта женщина, аура ее жилища, тепло ее глаз, распахнули створки его души, и он рассказывал не останавливаясь. Он описал свою мать, отца, веселый мир своих сестричек. Он сумел довести до конца этот рассказ и остановился только тогда, когда Симона не могла больше себя сдерживать и разрыдалась.

Арлет с Франсуа подвезли Бориса до отеля. Арлет засыпала Залесского вопросами:

– Как тебе Симона? Я видела, что она плакала, а ведь она самый веселый человек, которого я знаю.

Франсуа урезонивал ее:

– Симона, в первую очередь, человек выдержанный и остроумный. Она веселится потому, что видит нас всех насквозь, а это смешно. Арлет, загляни в себя! Это же одно притворство, это у вас профессиональное. Просто Симона умеет лучше нас сформулировать шутку, и мы смеемся вместе с ней над нами, заметь, не над ней. Борис тронул ее сердце так сильно, потому что он единственный среди нашего окружения с такой историей и так на нас не похож.

Арлет перебила его философский памфлет:

– Симона – великая актриса! А мы просто артисты.

Она жеманно повела глазами и протяжно спела куплет из своего номера. Франсуа и Борис захлопали в ладоши. Борис рассмеялся:

– Хвастушка, напрашиваешься на комплимент, ты очаровательна и прекрасно это осознаешь. Вы разные и только, но Симона, конечно, производит сильное впечатление! – И поделился финалом встречи: – Она была очень мила и в конце сказала, что я могу обращаться к ней в любое время дня и ночи с любой просьбой: она сделает для меня все, что в ее силах.

– Ты думаешь, наверное, что это всего лишь слова вежливости? – Арлет положила сидящему на переднем сидении Борису руки на плечи: – Можешь быть уверен, она сделает так, как сказала.

Они встречались в этот его парижский период не раз. Симона, женщина с необыкновенным пленящим шармом, очаровывавшем с первой минуты, в тоже время была очень простой и доступной в общении, разумеется, для своего круга проверенных ее проницательным взглядом людей.

И однажды эта актриса, чье лицо смотрело на парижан со множества киноафиш, выполнила свое обещание и сыграла в его судьбе свою роль.

Муж Арлет, Оливер Дэвис, бизнесмен с Уолл-стрит, почти все время находился в Нью-Йорке, безуспешно пытаясь каким-то образом решить проблему их совместной жизни. За те три месяца, которые прошли со дня их свадьбы, Борис видел Оливера едва ли больше двух-трех раз. Арлет сразу предупредила супруга, что не оставит Париж, а он никак не мог придумать, как перенести управление его делом во Францию. Поэтому большую часть времени компанию составляли двое неженатых мужчин: Франсуа, находившийся, по его словам, в постоянном «тестировании», Борис, который и вовсе не помышлял о серьезной связи, – и замужняя дама Арлет. Она была влюблена в своего американца, но ее веселью это чувство никак не мешало. Так что, в итоге, уныние этой троице не грозило. Борис между тем стал всерьез задумываться о том, чем все-таки заняться в ближайшее время. Его счет в банке по тем временам составлял значительную сумму, но она была далеко не безгранична.

Решение пришло, как это случается с некоторыми людьми, само.

В тот вечер они по просьбе Бориса никуда не пошли и составили ему компанию в ресторане его отеля. Время близилось к полуночи. Франсуа привез Арлет сразу после того, как закончилось представление в кабаре. Все были голодны и заказали половину предложенного в меню ассортимента. До того, как им принесли закуску эскарго и Prosciutto Melon, к Борису подошел старший официант и, наклонившись к нему, спросил, не согласится ли тот позволить присесть за их столик гостю отеля: в ресторане совершенно не было свободных мест. Борис посмотрел в том направлении, куда указывала рука просителя. У входа стоял мужчина средних лет в сером изрядно помятом костюме, беспомощно озираясь в безуспешной попытке решить проблему позднего ужина. Арлет, расслышавшая негромкое предложение официанта, состроила недовольную гримасу, тот, уловив это, добавил:

– Этот господин, американец, совсем не говорит по-французски, а вы, месье Залесский, я знаю, сможете с ним объясниться.

Служащие отеля за долгое время пребывания Бориса в «Плазе» прониклись к нему дружески-уважительным отношением – приветлив, не скупится на чаевые, не прочь обсудить новости с портье, получая свежую газету. Услышав «американец», Борис тут же сделал приглашающий жест этому человеку, и тот быстрым шагом подошел к их столику. Он занял предложенное место и представился:

– Роберт Митчел. Извините меня за вторжение, – он обвел присутствующих виноватым взглядом. – Но я просто не представляю, где еще сегодня смогу поесть.

Было видно, что он устал и, несмотря на то, что Арлет с трудом разобрала его английский, она постаралась выразить незнакомцу сочувствие в виде заинтересованности в его ситуации, задав ему вопрос о том, что привело его в Париж? Она хотела еще добавить «бедненького». Действительно, усталость и, наверное, серый костюм подчеркивали бледность его лица. Потный лоб с небольшими залысинами, беспорядочно вьющиеся светлые волосы и добрые глаза Роберта Митчела вызвали в ней такое участие, но она этого слова не произнесла – не хватило знания языка.

Роберт рассказал, одновременно сделав заказ, о том, как долго ему пришлось добираться из Нью-Йорка.

– Мне не удалось получить билет на прямой рейс до Парижа, и самым близким оказался маршрут до Лондона, оттуда морем до Кале и машиной до вас. Такое несуразное путешествие, трое суток на ногах, и в довершение ко всему… – Роберт махнул рукой, жестом изобразив разочарование.

Борис поделился закуской, которую принесли раньше, чем заказ Митчела. Не слушая возражений Роберта, он положил на его тарелку несколько ломтиков дыни с прошутто и подвинул поближе горячий хлеб.

– Не выгорело дело, ради которого промучились трое суток?

Борису стало интересно, что заставило американца лететь через полмира, чтобы тут же убедиться, что он проделал этот путь зря.

– Да, действительно, дело не выгорело, со мной даже не поговорили. Просто та дверь, в которую я надеялся войти, оказалась закрыта.

Принесли вино, и Франсуа предложил, перед тем как выслушать печальную историю заморского гостя, выпить за его здоровье. Все поддержали тост, не обращая внимания на смущенное: «Ну что вы? Тут присутствует прекрасная дама, пить надо только за нее!». Но Арлет, твердо следуя призыву брата, осушила бокал за здоровье американца.