Судьба и воля - Лев Клиот

На самом деле, её глубоко задело так быстро пришедшее безразличие, но и обиды к нему Моника не испытывала. Она чувствовала, что дело не в ней. Он ничего не говорил о своём прошлом, но она знала из разговоров о том, что пришлось этому парню пережить. Поэтому конфликта не случилось. И он, понимая всю сложность их отношений, испытывал к Монике одну лишь благодарность.

Всю свою жизнь он будет измерять чувства к женщинам той глубиной, которой достигала его первая любовь, пронзая все его существо ни с чем несравнимой силой влечения. Он не мог объяснить словами это ощущение самому себе, как он мог сделать это в отношении другого человека, даже такой умной женщины, как Моника.

Вечером, вернувшись в свое однокомнатное убежище, он положил открытку на стол и, продолжая всматриваться в контуры зданий, в овалы высоких окон, в фигуры прохожих, чувствовал, что озарение где-то рядом. Эта река, этот поворот ускользает от него, но он рядом, совсем рядом.

Ночью ему приснился Сергей. Он стоял у того приютившего их здания, напротив разрушенного завода, опустив руки вдоль тела, и смотрел в даль. Лицо его ничего не выражало, но весь его облик, безвольно опущенные руки, лагерные лохмотья источали невыразимую тоску. Борис проснулся с тяжелым чувством. Часы показывали половину третьего ночи. Он закурил, налил себе виски, но тревога не оставляла. Подумал о Франсуа. Кто ещё есть в его жизни, к кому он смог бы «прилепиться»? Заветное слово заставило плеснуть в стакан еще. Спиртное не брало. Он пододвинул к себе открытку, и вдруг эта картинка ожила! Ему захотелось оказаться на этой улице, среди этих людей в их живописной толпе. Ощущение было таким жгучим, что он его испугался.

И тут обрушилось – он больше не может находиться в Германии, в этом была вся проблема. Он не хочет быть в этой стране! Словно морок отпустил его, словно разморозило, развеяло туман, в котором он жил эти пару лет. Чувство было настолько сильным, что он уже не мог лечь в постель. До утра он бродил по улицам, с каждым днём приобретавшими все более жилой вид. Он смотрел на дома, на освещенные витрины уже появившихся магазинов и понимал, что этой ночью он прощается с Мюнхеном, надолго или навсегда, но он покинет Германию немедленно.

Французская Ривьера! Очарование июльского курортного сезона. В воздухе витало ожидание любви, случайной встречи. Ищущие глаза, его и ее. Обнаженные соискатели пляжных откровений, расслабленные тела прекрасных дам – этих женщин, которые находятся на отдыхе, когда они лишены повседневных забот и когда они счастливы.

Он любил эту карнавальную атмосферу вечного праздника, где он был королем, милостиво позволявшим окружать себя этой многоцветной, шумной, веселой вереницей его новых и старых друзей, знакомых, случайных попутчиков, партнеров пляжных игр.

Он любил слово ЭЛЕГАНТНО и все, что было связано с его значением. Рестораны с белыми колоннами, террасой, выходящей к пляжу, с видом на бирюзу морского простора, с вышколенным обслуживающим персоналом, умело сочетающим профессиональное достоинство, с проявлением подчеркнутого уважения к завсегдатаям их заведения. Элегантной должна была быть машина и яхта, которые он выбирал, не интересуясь их техническими характеристиками. И конечно, женщины. Женщины на Ривьере: широкополая шляпа, невесомое белое платье, развевающееся на ветру, не оставляющее сомнений в том, каким является ее гибкое, загорелое тело, созданное для восхищения и желания.

Жарким июльским днем в кабинете главного врача клиники «Сан-Жорж» в прохладе кондиционированного воздуха Жоззет и трое сыновей Бориса Залесского слушали доктора Андре Бланка. Он подробно описал родственникам ситуацию, в которой находился его подопечный, высказал свою точку зрения на вероятный ход интенсификации лечения и, в случае удачного выведения больного из комы, дальнейших этапов восстановления. В кабинете находился еще один доктор, пожилой человек, профессор и хозяин этого кабинета. Он знал Бориса много лет, знал и всех присутствовавших.

Он поручил наблюдение за пациентом своему преемнику, человеку сравнительно молодому, но блестящему специалисту, знатоку всех последних инноваций в области терапевтической медицины.

И у него тоже была точка зрения, своя, основанная на очень долгом пути среди бесконечного моря человеческих надежд и разочарований.

Он ответил на обращенные к нему взгляды близких Бориса:

– Доктор Бланк многое вам объяснил, он показал путь, при котором нужно пройти множество процедур, включающих оперативное вмешательство, с непредсказуемыми последствиями, при минимальных, но возможных шансах продления жизни. Это путь страданий, и вы должны принять решение, приступать ли нам к его исполнению. Я же выскажу свою точку зрения. Она проста: оставить Бориса в покое, обеспечив ему лучший из возможных уход, при котором страдать он гарантированно не будет.

Они согласятся с профессором. Не сразу, после эмоциональных споров, повторных бесед с врачами, бессонных ночей.

Сразу со старым другом согласится лишь сам Борис. К сожалению, он не в состоянии был это сделать наяву, но профессор знал, что говорил.

Залесский хотел только одного – досмотреть свой сон, ведь впереди была жизнь, новая невероятная фантасмагория его судьбы.

Глава 4

Клиффу Грину – шестьдесят. Он вырос в многодетной семье в районе Бей-Ридж, ему удалось получить приличное образование, и в 1925 году он с одним из своих братьев организовал бизнес. Братья наладили связи с европейскими поставщиками одежды. В Лондоне и Берлине заказывали мужские костюмы, в Париже – верхнюю женскую одежду, нижнее белье и аксессуары, обувь– преимущественно в Милане. Стив имел прекрасный вкус, и покупатели это оценили. Клифф занимался логистикой и всеми организационными вопросами.

У них возникла приличная клиентская база из мелких магазинчиков и отдельных персон. Дело развивалось, и через некоторое время они открыли свой собственный магазин возле перекрёстка 95-й улицы с 4-й авеню. В тридцать втором их отчаянная борьба с кризисом, который назывался так эпически «великой депрессией», закончилась полным крахом. И лишь к началу сороковых, благодаря активному притоку эмигрантов, Клиффу удалось укрепиться в новом бизнесе – строительстве в районе Бей-Ридж многоквартирных домов. Его брат и партнер, Стивен, остался верен направлению их прежнего дела и преуспел, войдя в совет директоров крупной торговой сети.

Клифф сидел за письменным столом в своем кабинете в недавно приобретенном здании в центре Мюнхена. Этот офис стал штаб-квартирой его компании в центральной Европе. Немало поспособствовал и разросшемуся бизнесу, и устройству непосредственно офиса сидевший напротив него молодой человек. Он выслушал короткую речь Бориса Залесского, своего теперь уже партнера, и надолго задумался.

Несколько дней назад он получил письмо, в котором Залесский просил освободить его от занимаемой должности и сообщал о том, что он покидает Германию и прекращает свое участие в компании.

Этот парень был для него загадкой. Без специального образования, никогда прежде не сталкивавшийся с делом, которое Клифф ему поручил. Да, он совершил не свойственный себе поступок – уступил просьбе близкого человека взять на работу показавшегося тому способным практически мальчишку. Конечно, важную роль сыграло знание языков, способность общаться со всей разношерстной командой при запуске дела. Но потом! Он, этот двадцатидвухлетний парень, проявил безошибочное умение видеть главное– видеть цели, видеть пути их достижения и ставить задачи тем людям, которых оценивал сам, не обращая внимания на должности. Он работал по 20 часов в сутки и никогда ничего не просил для себя.

И теперь он уходит.

– Итак, мистер Залесский, – начал Клифф. – Я знаю, что обо мне говорят, как о человеке без сантиментов, что я ни с кем не разговариваю более пяти минут. В данном случае я позволю себе несколько отступить от привычного образа. Во-первых, я должен сказать, что сожалею о вашем решении покинуть компанию. И, во-вторых, я никоим образом не намерен вас от этого решения отговаривать. Вашу долю в бизнесе мы оценили в связи со сложившимися обстоятельствами по курсу, который мог бы быть значительно выше при соблюдении условий контракта. Вы понимаете, что своим неожиданным уходом ставите нас в сложное положение. На ваш счет будут переведены 70 тысяч долларов. Документы наши юристы подготовили. Надеюсь, у вас не возникнет претензий к таким условиям.

Борис энергично покачал головой в знак согласия. На самом деле, он был готов к намного более суровому решению.

– Теперь, – продолжил Клифф, – о сантиментах. Должен вам сказать кое-что, и пусть это считается сантиментами. Я – американец, но то, что произошло с евреями, не оставило меня в стороне. В Освенциме погибла моя бабушка по отцовской линии. Ваши чувства мне более чем понятны. Я должен произнести и то, что никогда без особых обстоятельств себе не позволяю. Я не люблю громких слов, но должен признать, что вы – один из самых способных молодых людей, с кем мне довелось работать.