Судьба и воля - Лев Клиот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис энергично покачал головой в знак согласия. На самом деле, он был готов к намного более суровому решению.
– Теперь, – продолжил Клифф, – о сантиментах. Должен вам сказать кое-что, и пусть это считается сантиментами. Я – американец, но то, что произошло с евреями, не оставило меня в стороне. В Освенциме погибла моя бабушка по отцовской линии. Ваши чувства мне более чем понятны. Я должен произнести и то, что никогда без особых обстоятельств себе не позволяю. Я не люблю громких слов, но должен признать, что вы – один из самых способных молодых людей, с кем мне довелось работать.
Борис привстал и молча поклонился этому откровению мистера Грина.
Клифф продолжил:
– Куда бы вы не направились, а я понимаю, что первым пунктом назначения вы определили для себя Францию, Париж, – вы обязательно станете искать для себя занятие, и это занятие, я уверен, будет все-таки бизнес, а главное место на земле для бизнеса и для такого человека как вы – это Америка, и это Нью-Йорк. Поэтому я хочу дать вам адрес своего брата.
Он положил перед Борисом фирменный бланк компании с написанным его рукой адресом в Нью-Йорке и прикреплённой визитной карточкой Стивена Грина.
– Я написал Стивену письмо, в котором кратко изложил вашу историю и свою рекомендацию относительно ваших способностей. Я объяснил ему, что вы можете появиться в Нью-Йорке нескоро, но он будет готов ко встрече с вами.
Залесский вышел на улицу. До его дома нужно было пройти несколько кварталов. Он все еще был под впечатлением от своего визита. Теперь ему казалось, что он слишком сухо поблагодарил Грина. Тот, прощаясь, подошел к нему и крепко пожал руку, произнес еще какие-то слова напутствия, а мне, корил себя Борис, ничего, кроме «Я всегда буду вам благодарен, вы научили меня многим вещам, и я никогда этого не забуду» не пришло в голову и ничего более не удалось из себя выдавить. Впрочем, он был уверен, Клифф все понимал: и его смущение, и его чувство вины за то, что он практически без предупреждения оставил руководство доверенным ему участком работы. Клифф все понимает, он должен оставить позади этот кусок жизни, связанный с войной, с Германией, с немцами – и точка.
«Стивен Грин – член совета директоров Macy’s Inc.» – так было выдавлено золотым шрифтом на плотном листе светло-голубой визитной карточки. Борис прочитал это, уже собираясь на шестичасовой поезд, следовавший из Мюнхена в Париж. Визитку и бланк с адресом Стивена, сложенный пополам, вместе со всеми остальными документами Залесский уложил в саквояж, удивившись, каким малым количеством вещей он умудрился довольствоваться.
Вокзал «Сен-Лазар». Борис когда-то в детстве рассматривал с сестрами репродукции Клода Моне, посвященные этому легендарному месту – воротам в великий город. Эти картины остались в памяти прекрасной сказкой, мечтой окунуться в атмосферу этих силуэтов, прорисованных неясными линиями в клубах пара, столбом выстреливающих из труб черных, старинных паровозов.
И хотя все выглядело иначе, чем то, что он видел на полотнах художника, аура Парижа очаровала его мгновенно. Это очарование витало в воздухе, оно исходило от звучавшей вокруг речи, аромата дамских духов, красок, разбросанных по фасадам домов, всей заполнившей взгляд архитектуры города.
В отеле «Плаза Атене» он снял уютный номер за 10 долларов в сутки. Пообедал в местном ресторане и, расспросив портье о том, как ему найти кабаре «Фоли-Бержер», отправился по указанному адресу.
Такси, новенький Renault 4CV, неспешно двигался по слегка припорошенным снегом улицам. Окна запотевали, и таксист наполовину опустил стекло в своей двери. Свежий холодный ветер проник в кабину, и Борис поднял воротник своего светло-бежевого пальто. Струя холода, этого воздуха, пропитанного запахами парижской улицы, вся картина окружившего его мира, пробуждали в нем давно забытое чувство – будоражащее до мурашек, до покалывания у висков ожидание праздника.
Кабаре располагалось в районе Монмартра у типичного для Парижа соединения трех улиц. Над прорезанным множеством входов вестибюлем серого здания, построенного в стиле арт-деко, расположилось большое панно: стилизованное изображение танцовщицы.
Борис вошел в просторный холл и расположился у стойки бара, занимавшего часть пространства у южной стены. Он заказал кофе и спросил бармена, не знает ли он месье Франсуа Бессона. Тот оказался словоохотливым парнем и сообщил, что он, конечно, знает тут всех, и Франсуа в том числе, и что он особенно ему импонирует, а еще больше– его замечательной сестре, и что Франсуа сегодня отсутствует, он с частью труппы уехал на какое-то мероприятие в Лион. И только после этой информативной речи он поинтересовался, кем приходится его посетитель месье Бессону.
– Мы старинные друзья, – Борис так себя представил и подумал, что старинными они, пожалуй, могут считаться не по времени, проведенному вместе, а по времени расставания – несколько недель против нескольких лет.
В это время бармен уже набрал номер телефона и прокричал в трубку о том, что к Франсуа приехал его «старинный» друг и пусть Арлет встретит его в баре.
Вторую чашку кофе Залесский заказать не успел.
Вихрь, ароматное облако, атлас нежных рук– чудесное создание в накинутой на трико балерины пелерине с щекотавшей ему лицо и шею меховой опушкой закружило его, и колокольчиками прозвенели быстрые слова: «Мы вас ждали. Вы наш герой, я вас обожаю, мы вас не отпустим! Франсуа будет счастлив».
Вокруг них собралась небольшая группа сотрудников, артистов и посетителей заведения. Арлет певучим голосом громко представила смущенного гостя публике:
– Этот человек спас моего брата в последний день войны, и теперь он наш гость и самый лучший друг!
Все зааплодировали, и на слабые возражения Бориса о том, что он ничего особенного не сделал и Франсуа сам молодец, овации только усилились.
Арлет потащила его наружу, на январскую холодную улицу, в своем воздушном наряде и на его удивленное «Вы замерзнете!» рассмеялась. Не выпуская его руки, пробежала с ним через улицу к находившемуся напротив входа в варьете «Folie’s cafe».
Вторую чашку кофе он пил уже под ее безостановочный рассказ о том, как сложилась их с братом жизнь после освобождения. Он, наконец, рассмотрел ее: жгучая брюнетка, черные глаза, высокие скулы, нос чуть с горбинкой, полные четко очерченные губы – и все это невероятно живое, излучающее энергию молодой, прекрасной женщины, танцовщицы из эпицентра жизни французской артистической богемы.
– Вы спасли моего милого брата не только для меня, вы спасли его для всех нас: артистов варьете, для наших зрителей. Вы увидите, он ведь один из ведущих, – она, шаловливо покачиваясь, руками обрисовала силуэт танцующего Франсуа. – Борис! Мы покажем вам Париж, настоящий, не тот, который видят туристы. Мы покажем вам Францию, Ривьеру. Я познакомлю вас с самыми прекрасными женщинами, с нашим артистическим бомондом.
Борис попытался вставить комплимент:
– Арлет, мне кажется, что самая прекрасная женщина Франции сидит напротив меня, – но в душе он почему-то ясно осознал, что к этой красавице он если и прикоснется, то только дружеским поцелуем.
И тут же Арлет подтвердила это его провидение:
– Ах, милый мой, поверьте: я лишь одна из многих, и меня уже заарканил один охотник. Вы попали практически на мою свадьбу, в эту субботу вы будете нашим почетным гостем. Да, где вы остановились?
Когда она услышала: «В „Плаза Атене“», всплеснула руками:
– Да вы транжира, там номер стоит не меньше пяти долларов за ночь!
– Десять, – уточнил Борис.
– За десять долларов можно прожить месяц у нас в Латинском квартале, – ужасалась Арлет. – Или вы жутко богаты? Франсуа говорил, что вы из тех, кто далеко пойдет.
Борис рассмеялся:
– Я вполне обеспечен, а куда лежит мой путь, пока не знаю. Может быть, Париж подскажет мне направление.
И они подняли свои кофейные чашечки в знак согласия с его ожиданиями.
Два месяца незабываемого безвременья, парижского тумана.
С того момента как Франсуа вернулся из Лиона, они не расставались. Не было кафе или ресторана на Монмартре, где они не провели бы какое-то время. Арлет и Франсуа выпросили у администрации варьете несколько дней отпуска. Париж и окрестности без этой веселой парочки Борис не исследовал бы так подробно никогда.
Дни кружились в залах кабаре, в кафешантанах, на парижских улицах. Женщины, в этот короткий период, появлялись и исчезали. Красивые, уверенные в себе, не обнаружив в нем серьезного влечения, уносились, как в их кругу шутили, на гастроли. Артистки варьете купались в волнах мужского вожделения. «Мы легкие люди!» – вспоминалась фраза, произнесенная Бессоном при первом знакомстве.
Но была одна женщина; как и Арлет, она останется его другом на долгие годы. Эта дама сыграет в его жизни роль, одну из многих своих ролей в жизни и в кино. Бессоны познакомили его со множеством своих друзей из артистического сообщества, они не прилагали к этому каких-то особых усилий, они просто жили своей естественной жизнью, чувствуя себя как рыбы в воде в этой пенящейся весельем страстями и интригами компании. Но тесно сблизится он лишь с великолепной актрисой, красавицей Симоной Синьоре.