Чёрный иней - Валентин Строкань

За две минуты всё было свёрнуто и группа выстроилась у него за спиной.

Тем временем парашюты продолжали опускаться. Уже было очевидно, что они приземлятся на ледник. Однако двух из них ветер начал сносить на северо-восток, по ту сторону немецкой станции, почти на антенное поле. Третий должен бы был приземлиться за три десятка метров от их укрытия. Немцам пришлось разделиться: десяток фигур свернули в северо-восточном направлении, другая пятерка быстро приближалась к норе. Захватить одного увязшего в снегу лётчика, вооружённого только пистолетом, было для пяти опытных солдат, несомненно, лёгким делом. Щербо видел пилота, который судорожно дёргал за стропы, пытаясь продержаться в воздухе подольше, и с тревогой пытался угадать место его приземления.

Хоть бы всё закончилось быстро и без крови, тогда они нас не обнаружат. А если?.. Отойти мы, конечно, успеем... Они даже не поймут, что случилось, их внимание сейчас рассеяно. Этим пятерым жить осталось недолго, поэтому доложить начальству они ничего не успеют. А те вряд ли смогут быстро организовать погоню. За кем? Куда? А мы — на юго-запад, потом — побережьем на север. Спрячемся в скалах. Ну а дальше?..

Лётчик наконец коснулся ногами снега, взвихрил фонтан белой пыли и начал лихорадочно укрощать опавший купол. Фашисты успели приблизиться на сотню метров, уже были слышны их весёлые возгласы.

И вдруг слева, почти на границе сектора, доступного взгляду Щерба, поднялась в полный рост белая фигура и подняла автомат.

Сиротин! Щербе хотелось закричать, остановить! Но в ту же секунду воздух разрезала густая автоматная очередь.

14

Горячий и крепкий кофе, гренки — повар умеет делать их сочными и в меру хрустящими, мёд, джем, масло, сыр. Белоснежная салфетка. Хотя мёд искусственный, а молоко — порошковое, и не было розеток для мёда и джема, да и молочник был отнюдь не серебряный, Гревер ощущал в сервировке завтрака утончённость многовековой культуры. Утренний ритуал выгодно контрастировал с его воспоминаниями о тех далёких голодных временах, когда он, бывший фронтовик, скитался по стране, пил эрзац-кофе из фаянсовых кружечек, ел чёрствое печенье в привокзальных буфетах и мочился на холодные блестящие рельсы, убегавшие в туманную даль. Тогда он мечтал о таких завтраках — калорийных, вкусных, изысканных, от которых в желудке разливается приятное тепло, а на губах остаётся привкус настоящего кофе. Их заключительным актом была сигара.

Ну, вот, майор Зепп Гревер готов к работе. А день обещает быть утомительным.

... Всё. Конец. Засветились. Утрачено главное условие, при котором мы могли использовать свой шанс — внезапность.

Он знал, что произойдёт через несколько минут. Их наблюдательный пункт зажмут в плотное полукольцо и будут стараться прижать к краю плато, или начнут выдавливать на юго-запад к фиорду — единственный путь, которым они сюда добрались, отрежут оставшиеся на метеостанции. А там, наверняка, наберётся полтора десятка человек... И с двумя пулемётами... Погонят нас, как щенков...

Стоп! Капитуляции перед обстоятельствами не будет. Не спеши. Надо испробовать всё.

Он заметил, как у барака вдруг засуетились. Наверно, оттуда внимательно наблюдали за обеими группами захвата и видели, как белая фигура пронзила автоматной очередью холодный воздух, как натолкнулся на пулю первый из пяти, медленно осел на снег второй... Остальные залегли, не успев понять, что же случилось. А фигура исчезла.

Английский пилот, которому удалось быстро отцепить лямки парашюта, проваливаясь в снег, с максимально возможной скоростью инстинктивно кинулся в сторону нежданного спасителя. Он падал, пытался бежать зигзагом, спеша оторваться как можно дальше от преследователей. А те, открыв беспорядочную стрельбу, взвихрили снежную пыль и вдруг начали отступать.

По ушам Щербо ударило яростно брошенное Байдой «...т-твою мать!» — и тут он услышал тихий шорох из бокового лаза. В нору сначала протиснулся Сиротин, а следом — запыхавшийся, ошалевший от пережитых волнений англичанин. Последним появился Джафар, который, бросив на Щербо быстрый виноватый взгляд, понурился.

— Я виноват, товарищ майор, — сделав ударение на «я», твёрдо произнёс он.

Щербо, силясь унять боль в сердце, услышал голос Назарова — тот тихо поминал селезёнку и прочие потроха «сынка Сиротина».

— Отставить разговоры, — жёстко скомандовал он, обрывая в себе и других сумятицу и беспокойство. Ощупал глазами пилота, ещё не до конца поверившего в своё спасение. Попытался оценить способности, силу и выносливость этого «сюрприза», который так внезапно свалился с неба и так резко изменил ход событий. Каждого из тех, кто стоял перед командиром, вдруг кольнуло острое и тревожное предчувствие грядущей схватки.

15

Гревер открыл дверь каморки радиста, наполненной клёкотом рации. Отсюда в голосовом режиме поддерживалась связь с основным объектом. Он с недовольством поймал себя на мысли, что основной объект — дивизион Эрслебена. Это раздражало, потому что он и до сих пор не желал сознаться даже самому себе: метеообеспечение рейда «Шеера» — это лишь побочное задание их объекта, обозначенного на абверовских картах романтичным кодом «Айсблюме».

В углу сидел телефонист и грыз галету. «Он всё время мёрзнет и потому постоянно хочет есть. Только эти два чувства заполняют его мозг. Кажется, его фамилия Бегель... Да, Фриц Бегель». Радист остался сидеть, вслушиваясь в таящийся за наушниками эфир, а телефонист-ефрейтор вскочил на ноги и вытянулся, безуспешно пытаясь проглотить непрожёванную галету. Гревер вдруг увидел на лице Бегеля то, на что раньше не обращал внимания: обмороженные скулы, красную полоску на веках. «Снежный конъюнктивит! Зайчиков нахватался». Он хотел было произнести назидательную речь о необходимости носить тёмные очки со светофильтрами при солнечной погоде и о выполнении полевых уставов и инструкций, но почему-то передумал и только махнул рукой, разрешив Фрицу Бегелю сесть и заняться делом.

В памяти почему-то возник Берлин, телетайпный центр ОКВ на Бендлерштрассе, куда дважды в неделю Эрслебен передавал разведданные за его, Гревера, подписью. Тишину нарушало только стрекотание телетайпов — они автоматически дешифруют получаемые депеши... Ковровые дорожки, изысканно аскетичная обстановка. Трое дежурных офицеры и десять девушек-телеграфисток. В серых халатиках, под которыми угадывается полное отсутствие одежды. И мягкое тепло, тепло женского тела…

Нет, к черту! День явно начинается ни за здравие, ни за упокой. На тепло потянуло!

« — Генерал Нобиль, думали ли вы о горячей ванне на Большой земле, когда покидали своих товарищей на льдине?

— Думал.

— В таком случае, вы виновны, — произнёс норвежец Руаль Амундсен, едва разжимая жёсткие бескровные губы».

Вы правы, командор Амундсен. Среди вечных льдов нельзя думать о тепле. Нужно убедить себя, что ты родился среди льдин, в замкнутом безлюдном пространстве, никогда не знавшем ничего, кроме вечного холода, ветра и безмолвия необозримых ледяных полей. Надо выбросить из головы, что где-то в мире растут зелёные деревья, порхают бабочки, накрапывает тёплый дождь и плещется ласковое море, а люди слушают музыку, а не скулёж ветра в растяжках антенн. Выкинуть из головы! Только тогда не спятишь.

И тут к нему вернулась мысль, которую он всячески гнал от себя. Эта мысль настигла его внезапно и, кроме горького раздражения, отозвалась усталостью всего естества — измученного тремя экспедициями тела. Мысль, на которую хотелось закрыть глаза и не открывать их, пока он здесь, на этом диком арктическом куске суши.

«На острове появились вражеские диверсанты!»

Время блефовать ещё не наступило. Пустить одного — не поверят, продолжат поиски. Здесь, наверняка, сидят крепкие ребята. Они не признают игры в поддавки. Поэтому — всё должно быть максимально правдоподобно, они должны поверить, что преследуют всю группу, и эта группа на острове одна. Но вот удастся ли их сбить с панталыку? На войне, как на войне, любые расчёты могут оказаться напрасными, потому что действительность рушит их, как карточные домики. Он знал это лучше, чем кто-либо.

— Чёрный, Крапович, Смага, Гвоздь, Щербань. Скрытно выдвигайтесь к тропе, на триста метров западнее. Сейчас они начнут преследование. Дайте себя обнаружить. Но скромно, без нахальства. Уводите их, огибая ледоспад слева, коридором. Как можно дальше. Направление — север. Союзник... берёте с собой. — Он ещё раз критически оглядел англичанина. — Таким, каков есть, без лыж, маскхалата... с пистолетом. Чёрный, поставь его на лыжи позади себя. И пусть держится покрепче. Будет дразнить фашистов в бога душу мать. Ты это сможешь, я знаю. Нас не искать. Действуйте по обстоятельствам, самостоятельно. Задачу знаете. Первым идёт Смага. За старшего — Чёрный. Всё.