В поисках Минотавра (сборник) - Валерий Михайлов

– Совершенно верно.

– Вот только всё, что ты можешь рассказать, я и так знаю.

– Тогда чего вы от меня хотите?

– Чего я хочу, Тварь! – рявкнула она, ткнув меня ногой в грудь. Я упал вместе со стулом. – Я хочу, – продолжила она, поставив ногу на моё лицо так, что острый каблук упирался в кадык, – чтобы ты понял, мразь, что я могу сделать с тобой всё, что захочу, и только от того, насколько хорошо будешь повиноваться, зависит твоя судьба.

– Я понимаю, – пробормотал я в подошву туфли.

– Очень хорошо, что понимаешь, – сказала она, возвращаясь к столу, – а раз так, я хочу, чтобы для начала ты поцеловал мои туфли. Или предпочитаешь, чтобы я ошпарила кипятком твои яйца?

– Не надо кипятка, – взмолился я, чувствуя, что она не шутит, – я согласен целовать туфли.

– Согласен? Да ты, сука, должен умолять об этом одолжении!

– Пожалуйста, умоляю, позвольте поцеловать ваши туфли!

– Ладно уж, целуй.

– Но я не дотягиваюсь.

– А ты дотянись.

– Как?

– А ты ползи, извивайся со стулом.

И я принялся извиваться. Сначала у меня ничего не получалось, но постепенно я приловчился, и вскоре смог подползти на нужное расстояние к её туфлям и принялся их облизывать. Она же поочередно подставляла мне верх, подошвы, каблуки…

И вот, целуя туфли, я поймал себя на том, что мне это нравится, что меня это жутко возбуждает, и что, несмотря на страх и унижение, а может благодаря им, я испытываю офигенный кайф. Я был готов бесконечно долго целовать её туфли, но она решила, что для первого раза достаточно, и убрала ноги от моего лица.

– О, да ты в восторге! – насмешливо сказала она, заметив мою эрекцию. – Скажи, тебе понравилось? Только не смей врать!

– Это чудесно, – признался я.

– Видишь, я действительно сделала тебе одолжение, позволив слизать пыль с подошв.

– Вы правы, – согласился я.

– И ты не хочешь меня поблагодарить?

– Спасибо, – пробормотал я, окончательно чувствуя себя идиотом.

– То-то же, – она усмехнулась. – Ладно, теперь застолбим территорию, и можешь быть свободным.

Сказав это, она ударом ноги перевернула стул так, что я вновь оказался на спине, затем сняла трусики, и, присев над моим лицом, начала ссать. И – какой ужас! – это мне тоже понравилось, и пока горячая струя заливала лицо, по телу прокатилась волна блаженства. Я кончил, испытав сильнейшее удовольствие и не менее сильную фрустрацию.

Поссав, она вытерлась трусами и небрежно бросила мне в лицо, но промахнулась. Затем вытерла об меня туфли, на которые попали брызги.

– О, да ты приплыл, – констатировала она, заметив мокрое пятно на штанах. – Теперь ты принадлежишь мне.

И это было правдой. Я действительно принадлежал ей, и ничего не мог с этим поделать. Прикажи она сунуть руку в кипяток, я бы выполнил, не задумываясь. Таков был результат её действий и слов.

Достав из ящика стола нож, она разрезала скотч.

– Пойдём, я покажу твою комнату, – приказал она.

Мы вышли из «пыточной», прошли по коридору и остановились перед одной из множества одинаковых дверей без каких-либо номеров или табличек.

– Входи, – сказала она, распахнув незапертую дверь, – располагайся. Можешь пользоваться всем, что найдёшь.

Комната оказалась размером чуть больше вагонного купе. Кроме узкой кровати там был стул с аккуратно сложенной одеждой, и тумбочка. И ещё раздвижная дверь, которую я принял за дверь встроенного шкафа. Открыв её, я обнаружил ванную с ванной и унитазом. В углу стояла картонная коробка, большие буквы на которой гласили: «Для грязной одежды и обуви».

Раздевшись, я бросил в коробку своё тряпье, и забрался в ванну. Набирать воды не стал, а просто лёг и пустил воду из душа.

Я был… Во время мужского анального секса, за счёт стимуляции членом активного партнёра предстательной железы пассивного, у последнего наступает семяизвержение. И если половой акт длится достаточно долго, наступает у всех – такова физиология человеческого тела, не имеющая ничего общего с сексуальной ориентацией. Так вот, именно семяизвержение является наиболее психотравмирующим фактором для многих гетеросексуальных мужчин, подвергшихся сексуальному насилию, и считающих гомосексуализм злом. «Если я кончил, значит, мне это понравилось, а раз так, то я – пидор!» – думают они, и подобное «открытие», не имеющее ничего общего с реальным положением дел, толкает многих на самоубийство.

Я был не настолько шокирован, чтобы думать о смерти, но происшедшее полностью разрушило картину моего «я».

Я никогда не был ханжой или пуританином, и считал единственным сексуальным извращением возведенное в принцип целомудрие. Во время сексуальных игр я совершенно свободно могу и туфли женщине поцеловать; а если она мне нравится очень сильно, позволю, если ей захочется, умыть меня мочой; соглашусь я и в садо-мазо сыграть, и ещё на разные штучки. Но ключевым моментом во всех случаях будет любовная игра.

То же, что проделала со мной она, не было игрой. Она смешала меня с говном, и мне понравилось. Я тащился от того, что превращался в ничтожество, причём именно тащился, а не вынужденно подчинялся обстоятельствам, чтобы избежать пыток, увечий и смерти. Вернее, страх тоже играл свою роль, но в самом начале. Позднее измывательства действительно стали для меня одолжением.

А ведь её поведение было не простым измывательством, ритуалом превращения меня в вещь или раба. Благодаря спектаклю она показала мне мою сущность с такой стороны, о которой я не мог подумать. Она продемонстрировала мне меня, и в этом отношении действительно сделала огромнейшее одолжение. А теперь всё следовало каким-то образом проглотить, свыкнуться, принять, как часть своей природы. Но как это сделать?

Вопрос остался без ответа. Помедитировав вдоволь в ванне, я вымылся под душем, вытерся кем-то приготовленным полотенцем, и перешёл в комнату.

Там меня ждали трусы, футболка, джинсы, носки и кроссовки. Всё новое.

– Ну что, неплохо, – решил я.

Я надел трусы, футболку и лёг в кровать. Дверь была открыта, но мысль о том, чтобы уйти без разрешения, не могла прийти мне в голову.

– Это всё хуйня, – сказал я себе, подытоживая мысли, – по сравнению со строительством узкоколейки – сущий пустяк.

После чего я завалился спать.

Митота седьмая. Кошмар продолжается

– Слышишь колокол? – спросил дракон.

До вопроса я ничего не слышал, но, задав его, дракон заставил прислушаться, и я услышал едва уловимый колокольный звон.

– На самом деле колокол – это камертон, указывающий, какой звук должна издавать голова истинного христианина в случае удара по ней, – продолжил он, убедившись, что я услышал.

Он хотел ещё что-то добавить, но колокольный звон стал непереносимо громким, и я проснулся… от надрывных воплей телефона. Пока я соображал, откуда в камере-келье телефон, до меня дошло, что лежу я в своей постели, у себя дома, раздетый; что одежда лежит аккуратно сложенная на стуле, что…

Неужели это сон? – до конца не веря такому счастью, подумал я. Чтобы окончательно развеять сомнения, я бросился к зеркалу. Моё тело было чистым. Никаких побоев, никаких царапин не оказалось.

– Слава богу! – сказал я, и вздохнул с облегчением.

И только потом вспомнил про продолжающий надрываться телефон.

– У тебя что, еврейская суббота? – услышал я в трубке недовольный голос дракона.

– В смысле? – не понял я.

– Они по субботам трубку не берут. Не знал, что ли?

– Да я как-то не интересовался.

– А зря. У них масса забавных заморочек. Даже суббота начинается в пятницу.

– Буду знать.

– Я тебя, кажется, отпускал только на вчера.

– Извини, сейчас буду.

Я собрался класть трубку, когда дракон сообщил:

– А я сегодня наблюдал, как дрались какие-то дед с бабкой. Какая лексика… Какая лексика!!! – он причмокнул губами. – Ладно, собирайся и приходи. Нас ждут великие дела.

Положив трубку, я быстренько сварил кофе. Пока он остывал, принял душ и кое-как побрился. Еды в доме не было, и кофе пришлось пить натощак. Проглотив в три глотка, я оделся и вышел. А дальше было почти как в песне: «Увидел на миг ослепительный свет». Яркий солнечный свет ударил по глазам, и одновременно с обычной я увидел некую альтернативную реальность, или так называемый тонкий мир.

Свет был значительно более ярким, чем обычно, и имел… более сочный, что ли, цвет. К тому же падал на землю как бы пучками, между которыми виднелось чуть более тёмное пространство. Причём все пучки шли параллельно друг другу. Всё вокруг было «оплетено» похожими на корни деревьев прозрачными образованиями, внутри которых медленно, словно свежий мёд, тёк ярко-золотой свет. Повсюду, словно деревья или водоросли, тянулись вверх длинные, слегка покачивающиеся штуковины, состоящие из разноцветного марева, похожего на «снег» на экране телевизора при плохом приёме сигнала. Среди корней и водорослей плавали состоящие из такого же марева шарообразные или продолговатые существа размером чуть больше футбольного мяча. Проплывая мимо, они с любопытством окидывали меня взглядом и продолжали путь.