Золото лепреконов - Снорри Сторсон

Клурикон (clurichaun) – «ночная» форма лепрекона, решившего выпить после завершения дневных дел.

В серой унылой комнате сегодня вечером было особенно грустно. И дело даже не в том, что грустно было всегда, а в том, что сегодня Миха продул в кости свой последний башмак. Да и выпивка кончилась. Миха уныло пнул протяжно зазвеневший пустой жбан из-под бражки, но оттуда посыпалась лишь какая-то давно засохшая вонючая мякоть. Выпивка кончилась основательно. В том смысле, что выпить было нечего, не на что было купить выпить, не было возможности одолжить на выпивку, и не было даже возможности забродить какие-нибудь помои или отходы, которых тоже не осталось. Миха задолжал всем и каждому. «Еще посадят в Долговую Яму…» – подумал башмачник, но тут же пришел к выводу, что таких беспробудных пьяниц даже в Яме содержать «на халяву» никто не будет. Просто выгонят из города, да и все. В Граданадаре не терпят неудачников.

В свои сорок циклов Михаэль Зава выглядел на все шестьдесят. Он уже пропился в хлам и собирался пропиться еще основательней. А ради чего жить?! Ради сапог да туфель? Так ведь Зава и шить-то толком не умел, все больше чинил. Ради жены или детишек малых? Тоже не сложилось – ни жены, ни детей у Михаэля Завы не было.

Михаэль – «сапожник-неудачка» – выдохнул глубоко и жалобно так, что воздух со скрипом вырвался из пересохшей глотки. Судорожно зевнул и тупо уставился на последнюю оставшуюся в комнате вещь – на старый клавесин. Он бы и его давно пропил, но клавесин был штукой не из легоньких, тащить его куда-то одному несподручно, а делиться выпивкой с помощником не хотелось. Вот так и получалось, что пропив даже стулья и стол, Михаэль остался с… клавесином.

– Вытащу его на улицу, заиграю и буду милостыню просить… на выпивку, – просипел Зава, облизывая пересохшие губы.

Вполне возможно, что эта шутка так бы и осталась всего лишь шуткой, если бы не повлекла за собой ряд неожиданных обстоятельств.

– Как же его сдвинуть-то? – продолжал вслух Зава, подходя ближе к музыкальному инструменту.

– Не надо двигать! – отозвался ни в чем не повинный клавесин.

От неожиданности Миха завалился на пол, потеряв дар речи. Он сидел с раскрытым ртом и соображал, что музыкальные инструменты, издавая звук, должны играть, а не разговаривать.

– Не надо его никуда двигать, ты и так уже все пропил. Прятаться больше негде, а в клавесине у меня дом!

Откуда-то сбоку, из-за ножки клавесина, выбрался человечек с крупной головой и чрезмерно красным носом. Он был одет в старый пыльный фрак с длинными полами, в руках нервно комкал маленький черный цилиндр и жалостливо смотрел из-под густых бровей. Всем своим видом лепрекон напрашивался на сострадание, не понимая, что вот как раз этого-то чувства уже давно не осталось в жалком пьянчужке, сидящем на голом полу в пустой комнате.

– А ведь с тобой можно на улице выступать не хуже, чем с клавесином, – смекнул Миха и попытался схватить коротышку.

– Не надо меня ловить! – заорал карлик, прячась обратно в свое единственное убежище.

Башмачник рванулся к клавесину, вмиг отодвинул его, но лепрекона уже и след простыл. Быстро обследовав пол, Зава обнаружил несколько дыр и понял, что мелкий ускользнул в одну из них. В пылу погони, он забыл про клавесин, хотя человечек недвусмысленно дал понять, что живет именно в нем. Отдышавшись, Зава решил поставить несколько ловушек вокруг нор. На мгновение задумавшись, он заметил, что желание выпить отступило – ловить лепрекона было интересно. «В хорошем цирке мне за него отвалят кучу монет», – оптимистично прикинул Зава.

С детства, башмачник слышал множество историй о малом народце. Везде говорилось о том, что у каждого лепрекона есть горшок с золотом, которое никогда не кончается, сколько его оттуда ни черпай! Это было настоящее волшебство. Зава понял, что готов караулить здесь, у клавесина, столько, сколько понадобится, тем более, что заняться-то, в общем, все равно нечем. Только вот, на что ловят лепреконов? Что нравится этой мелюзге? Конечно же – золото! С золотом у Михи были вполне понятные трудности. «Едят ли они что-нибудь?» С едой тоже было не ахти. Не было серебра, не было колбасы или сыра, не было ни одной табуретки, ложки или пары старых трусов. Был только клавесин, грязный пол, закрытое окно, стены, дверь и сам Михаэль Зава.

– Придется ловить руками! – вздохнул Зава, понимая всю бессмысленность подобной затеи.

– Не надо ловить руками, я не прячусь, – послышалось откуда-то из недр клавесина.

Тихо, стараясь не спугнуть, башмачник потянулся к музыкальному инструменту.

– Не надо тянуться…

Башмачник отдернулся.

– Не надо дергаться!

Зава вздрогнул.

– Я тебя насквозь вижу и знаю, – сказал лепрекон, выбираясь на верхнюю крышку клавесина. – Ты, Зава, в некотором роде, мой хозяин. Уже давно. А я твой клурикон.

– А, по-моему, ты лепрекон, – не нашелся, что ответить Миха.

– Много ты понимаешь в лепреконах! – хохотнул человечек, усаживаясь на край клавесина, свесив ноги и болтая ими как маленькая школьница. – Клуриконы, это «ночная» форма лепреконов. Но если у тебя хозяин пьянь, то у тебя всегда «ночная» форма. К тому же, есть еще ряд отягчающих обстоятельств…

Клурикон заерзал, скривил грустную рожицу и Зава понял, что карлик так же глубоко несчастен, как и сам башмачник. Зава определил в одиноком существе собрата по несчастью.

– Эх! Выпить бы с тобой, да потолковать по душам!

– Давай выпьем, я только ЗА!

– В этом доме пить нечего, – обреченно проскрипел башмачник, роняя слезу.

– У меня в клавесине есть запасы! Между прочим, меня зовут Вицли Шмель и я из линии преемственности Аден-Туанов.

– Так ты, типа, знатный?

Лепрекон несколько покраснел и ответил гордо:

– Я из линии первых лепр-и-конов, осевших в Граданадаре много циклов тому назад, еще во времена Превила Мудрого. До того, как нас начали называть лепр-е-конами. Моя прабабка была второй любовницей Председателя, а мать моя – Принцесса.

– За это надо выпить! – обрадовался Зава такому значительному поводу. Он даже не съязвил о том, что знатный лепрекон осел в пустой халупе бедняка.

В клавесине было много всего. По меркам лепреконов, там был целый склад, но и для одной хорошей человеческой пирушки хватало и вина и закуски. Запасливый лепрекон хранил вино в круглых бочонках из-под специй, размером с рюмку. «Так вот почему этот клавесин казался мне таким тяжелым – он был полон вина. А я и не знал!» – с восторгом подумал Зава. Вся еда сохла на нитках, свешиваясь пучками с проржавевших струн. Здесь был сыр, гора орехов, сухарики и еще что-то такое, о чем человеку лучше не задумываться. Но Миха задумался:

– Так ты, морда лепреконская, меня все это время обкрадывал! – Зава попытался схватить человечка, но тот вытащил из ножен шпагу, больше похожую на иглу.

– Только попробуй это сделать, и я клянусь, что проделаю в твоей пропитой головенке несколько лишних отверстий!

Шпага выглядела не то чтобы устрашающе, сильно напоминая старую сапожную иглу, но Миха предпочел не связываться.

– Я тебя не обкрадывал. Просто брал крошечку… время от времени. По человеческим меркам это ничто, но мне-то много и не надо, – попытался оправдаться Вицли Шмель. – К тому же, здесь почти все не твое, а нашего соседа, включая и вино.

– Вино у него доброе! – согласился Миха, сменив гнев на милость.

Ему все больше нравился этот маленький человечек. Было такое чувство, как будто напротив сидел второй Миха.

– Почему же я тебя раньше не видел? – спросил Зава, откупоривая первый бочоночек с вином. Его кадык нервно задергался в предвкушении, губы мучительно сжались и тут же расслабились, когда вино полилось в глотку.

Залпом опорожнив рюмку-бочонок, Миха не стал тянуться за второй. Он понял со всей очевидностью, что вина достаточно и удовольствие можно растянуть. – Так почему же ты, Вицли Шмель, показался мне только сейчас?

– Потому, что ты хотел продать мой дом, – скривился лепрекон.

– Э-э… ну, да… логично, – кивнул Зава. – Но, все же, мне кажется, что это не единственная причина. В крайнем случае, ты мог бы перебраться под пол. С такими-то запасами, без проблем можно перекантоваться седмицу и дождаться нового хозяина, который въедет сюда, когда меня заберут в Долговую Яму.

Длинная тирада утомила, и захотелось выпить еще. Миха посмотрел на лепрекона. Тот приглашающим жестом дал добро и Зава схватил два бочоночка. Один из них он, аккуратно раскупорив, поставил перед Шмелем, а второй любовно зажал у себя в кулаке.

– Так выпьем же за встречу! – крикнул башмачник, глотая вино.

– Под полом крысы, но есть и более серьезная причина оставаться в клавесине… ну, не в клавесине, а с тобой, – кивнул лепрекон, продолжая разговор. – Дело в том, что ты, Миха, в каком-то смысле, со мной связан и мне не хотелось бы вовсе остаться одному. Во всяком случае, сейчас, когда…