Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 — Хорошо, — сказал он и пошел им сказывать, а я, вышед в лакейскую, стал смотреть в окно, простирающееся на двор, поджидая возвращения солдата.

 И смутился еще более, увидев в самом деле человек почти до ста мужиков, стоящих перед крыльцом моим, а пред ними помянутого Романа, расхаживающего как петух индейский и хорохорющегося по примеру оного. Сие привело меня самого в изумление; однако, как нечего было делать, то, дождавшись прибегшего ко мне назад солдата, вышел я на крыльцо или паче на некоторый род открытой и аршина на два от земли возвышенной широкой галерейки, простиравшейся от одного флигеля до другого. Тут, став против самого сделанного для схода с ней неширокого крыльца, спросил я мужиков, чего они хотят?

 — К тебе–ста пришли, — закричал с грубостью предводитель их, а за ним закричала и вся его сволочь.

 Таковой грубый и неучтитый ответ смутил меня еще более; однако я имел еще столько духа, что преодолел закипающееся во мне сердце и, засмеявшись, им сказал:

 — Это я и без того вижу; но зачем таким?

 — А вот–cта зачем, — закричали они в несколько голосов, а Роман всех громче и грубее, — велишь–ста ты платить нам оброка по шести рублей с тягла.

 — Ну, что ж такое? — спросил я.

 — Но с чего ж–ста ты это взял?

 — Как с чего? Князь так приказал.

 — Да–ста, как бы не князь! Да для чего другие государевы крестьяне платят меньше, да и в Бого–родицкой волости платят только по четыре рубля с тягла, а мы что за грешные, что с нас больше?

 — Этого я не знаю! — сказал я. — А воля на то князя, да и самой государыни.

 — Как бы не так, — завопил Роман, — ты–ста думаешь, что мы тому и поверим. Государыня–ста не знает о том и не ведает, а это все твои довести, и ты сам хочешь денежками нашими набить себе карманы.

 Грубые и дерзкие сии слова вывели меня тогда из терпения.

 — Ах ты, бездельник! — закричал я на него. — Как ты смеешь со мною так говорить?

 — Мы–ста не бездельники, — закричали они во все множество голосов.

 А Роман, подскочив к крыльцу, еще более закричал:

 — И что ж ты за боярин, чтоб не сметь с тобою говорить; ну, так знай же, что мы твоего приказа не слушаем, словам твоим не верим и такого оброка платить не хотим и никак не станем.

 Кровь во мне воспламенилась при услышании сего; однако я имел еще столько терпения, что им сказал:

 — Что это, что это вы, дурачье, затеяли, бунтовать, что ли, вы хотите? За это передерут вас всех кнутыши! Да для чего малинские, киясовские и Покровские ни слова не говорят и повинуются приказанию княжому?

 — Вольно–ста им, — закричали они, — но мы того не хотим!

 А Роман, как ерш растаращив глаза и опять подбежав к крыльцу, и прямо мне в глаза закричал:

 — Ну не хотим–ста, не хотим; это все твои плутни, не слушаем!

 — Ах ты, сукин сын! — закричал я, не могши уже никак утерпеть более. — Хочешь ли, я тебя…

 Но не успел я еще сего слова домолвить, как он вскочил на первые ступеньки крыльца и во все горло завопил:

 — Я–ста не сукин сын, а разве ты такой, а себя Я тебе докажу! Бить–ста, што ли, меня хочешь, так тебе не удастся, и кому еще Бог поможет.

 Сказав сие, побежал ко мне вверх по ступенькам и протянул уже руку, чтоб схватить меня за ворот и тащить с крыльца.

 Признаюсь, что минута сия была для меня весьма критическая и было не натурально, что не мог я [не] испужаться. Что ж касается до моих домашних, сбежавшихся между тем к окну спальни и смотревших в оное на все сие происшествие, то сии завопили и закричали от страха и испуга. Но тут где ни возьмись помянутый усердный ко мне солдат, и вывернувшись из–за меня, так сего бездельника толкнул, что он полетел стремглав с крыльца на землю, а в самую ту минуту подскочили и прочие стоявшие уже за мною солдаты, которых я и не видал, и отведя меня к стороне, говоря: «Посторонитесь, сударь!» — выхватили свои шпажонки и, загородив собою весь всход на крыльцо, к зашумевшему народу закричали:

 — Цыц! бездельники, не шевелись никто с места, всех перерубим, если кто отважится подойти сюда ближе хоть на пядень; что это, и свое ли вы затеяли?

 Неожидаемое явление сие всех так испугало, что они, все оцепенев, почти в один миг замолчали, и никто в самом деле не смел поворотиться, а я, ободрившись тем, к стоящему внизу приказчикову брату и к другим нескольким дворовым закричал:

 — Схватите этого бездельника и держите крепко.

 Те тотчас бросились на поднимающегося от земли и, окружив его, действительно схватили так, что он не мог и шевельнуться, а я, обратись к утихшей и в безмолвии стоявшей толпе, с спокойнейшим же духом сказал:

 — Ах, дурачье, дурачье! Что это вы затеяли, и не с ума ли вы сошли, что дали сему бездельнику себя соблазнить и возмутить? Как можно мне самому от себя это взять? Да коротко, если в том только дело, что вы мне не верите, то за чем дело стало? Выберите между собою двух или трех человек, кому вы поверить можете, я сейчас отправлю их в Москву к князю, пускай спросят они сами у князя и услышат, от себя ли я это взял или так сама государыня приказала?

 — Хорошо–ста, хорошо! — сказали они в несколько голосов. — Это дело; мы–ста тотчас выберем.

 — Всего лучше! — подхватил я. — Выбирайте, и пускай они спросят о том князя, а если хотят, так именем вашим и просят о убавке оброка и чего им хочется.

 Все они тотчас зашумели и начали между собою выбирать двух депутатов, а я, обратясь к приказчику и солдатам, сказал:

 — А вы, между тем, отведите сего молодца в земскую избу и до тех пор покараульте, покуда возвратятся посылаемые в Москву. Я с ним ничего не сделаю и не хочу марать и рук своих.

 Солдаты мои тотчас его подхватили и, чтоб он не кричал, заткнули ему рот платком и повели за ворота, и там, без моего приказания, взляпали на его ноги претолстые колодки.

 А я между тем, поговорив уже дружелюбнее с толпою сих негодяев и приведя их в рассудок, пошел писать к князю рапорт, с изображением живейшими красками всего сего происшествия, и как между тем выбраны были ими и депутаты, то и отправил их с солдатом и с моим рапортом в Москву к моему командиру, а мужикам велел ехать домой; что они, не делая более никакого шума, и учинили.

 Сим кончилось тогда сие происшествие, а вместе с тем кончу я и сие мое письмо, сказав, что я есмь, и прочее.

Января 6–го дня 1809 года.

 Примечание. Рисунок этот сделан Болотовым карандашем и сильно постерся. М. С.

ПОСЛЕДСТВИЯ КРЕСТЬЯНСКОГО БУНТА

ПИСЬМО 179–е

 Любезный приятель! Легко можете себе вообразить, что описанное в предследующем письме происшествие произвело во мне и в домашних моих весьма глубокое впечатление. Все мы никак не ожидали такого явления, и потому было оно для нас тем чувствительнее, и мы, увидев такой беспокойный народ, начинали опасаться, чтоб и впредь не произошло тому подобного или чего–нибудь еще худшего. Однако, по благости Господней, было сие первым и последним досадным и неприятным для нас происшествием. Благоразумные меры, принятые князем и мною, прекратили все такие вздоры и восстановили навсегда ненарушимое спокойствие между крестьянами, а вкупе довели их до повиновения совершенного.