Огненный дождь - Денис Субботин

А между тем, хоть воин и зря повысил голос, но не просто так. Ведуны наконец-то начали действовать! Они вышли на дорогу шагах в двухстах от стены и встали тремя кругами, в каждом по шесть человек.

-Что они, хоровод водить решили? – сплюнув между ушей своего коня, сердито поинтересовался Крещан.

Ведуны не торопились. Их не испугали стрелы, по какой-то причине и в самом деле не долетавшие до них. Пожалуй, их даже ворота раскрывшиеся не испугали бы! Мгновение позже стало ясно, почему – когда из трёх этих колец ярко вспыхнув выгнулась дугой весёлка[113] и другим концом упёрлась как раз в ворота. Земля содрогнулась…

-Что стоите? – заорал Крещан, привстав в стременах. – Вперёд, во имя Рода!

-Род! – в сотни глоток заорала дружина, подбадривая себя привычным боевым кличем. – Род!!!

Передовой отряд – пять сотен дружинной конницы во главе с самим Крещаном – пустил коней вперёд, резко набирая ход. Следом – остальные, всего три тысячи конницы и пехоты.

Меж тем, ведуны, сделав своё дело – хотя не видно было, каков результат их волшбы, ворота были закрыты от взоров туманом или облаком пыли. Почти одновременно, может быть – центральная чуть раньше, ватаги начали отступать вдоль дороги. Пару раз, если Крещану не изменило ослабевшее за последние годы зрение, ведуны били чарами в самую гущу тумана. Там вспыхивало пламя, тут же угасало… А потом дружинники домчали до того места, где сейчас находились ведуны и старшой Медведей, сам более всего похожий на этого зверя, истинного Владыку Леса, махнув рукой вдоль дороги проорал воеводе:

-Быстрее! Мы сделали всё, что могли! – он что-то ещё крикнул, но было поздно. Конь Крещана пролетел мимо, подобно стреле и воевода уже не мог ничего услышать…

-Вперёд, дети Тура! – взревел Крещан и даже копыта коней застучали о камни дороги быстрее и звонче.

А потом туман или что там это было рассеялся и взорам дружинников – тем, кто смотрел вперёд – открылись ворота. Вернее, то, что осталось от них, от двух нависавших по бокам воротных башен, от укреплений над и за ними и от части стены слева. Месиво из камней, дерева, бронзы и того, что не так давно было человеческими телами. Под камнями немногое сохранилось и за спиной воеводы кто-то зло выругался. Недобрая это смерть. Без славы и без шансов попасть в Вирий…

-Вперёд! – проорал Крещан, мечом указывая, как будто кто-то сомневался, где перед. – За мной, сынки!

Завал посреди дороги не сильно помешал. Большая часть камней оплавилась, лежала невысоким, пологим валом и перескочить через этот вал на конях можно было, и даже не особо напрягаясь. Многие и перескочили. В том числе – Крещан, чей серый конь не зря считался одним из быстрейших в княжеской тысяче. Может быть, десяток или чуть больше коней были быстрее, но и его Серко умел мчать так, что ветром сносило на круп. Вместе с седлом.

На этот раз особого разгона не требовалось, и Серко вовсе не устал к тому моменту, когда влетел во двор. И вдруг заржал отчаянно, пытаясь устоять на разъезжающихся ногах, не удержался и заскользил, заваливаясь на бок, вперёд. Крещан – даром что старик – успел спрыгнуть и сам не устоял, поскользнулся и крепко приложился головой и всем телом о лёд, по какой-то причине покрывавший большую часть внутреннего двора. Оглушённый, он просто не успел подняться на ноги, а потом на него сверху обрушилось что-то тяжёлое и он окунулся в блаженную темноту. И не видел уже, как две сотни, первыми влетевшие во двор, сотворили из человеческих и конских тел завал на льду, как воспользовавшиеся этим базиликанцы и номады хлёстко ударили с трёх сторон стрелами и «желудями» пращей, а от огромного серокаменного здания поспешили добивать ещё живых три сотни стратиотов.

Добивать, правда, было особо некого. Двести воинов частью переломали себе шеи ещё в завале, частью попали под стрелы и не успели даже понять, что с ними случилось. Триста шедших следом застряли у входа и теперь топтались на месте – без руководства, не готовые идти на верную смерть, но и не способные бросить гибнущих товарищей. Их попытка отвлечь на себя часть врагов увенчалась успехом, но лишь наполовину. Базиликанцы ударили стрелами и по ним, но ответные залпы дружинников были куда как менее опасны. Всё же они били с открытого места, а по ним – из-за укрытия, через узкие и глубокие бойницы, в которых вообще не видно – есть человек или нет. Так не могло продолжаться долго, но Туры были упрямы, а в завале, скорее всего погибший, лежал их воевода – не уходили, даже теряя по десятку погибшими на каждый вражий залп, почти треть часа. Завалили трупами ещё и подходы к воротам… Потом кончилось и их мужество. Медленно – хотя бы так поддерживая свою честь, подбирая убитых и раненных, дружинники откатились назад. Угрюмые, многие не только в крови, но и в слезах. Горько оно, такое поражение, которого не заслуживали. А мимо, уже не так весело шли пехотные сотни. Тоже умирать там, на стенах. Теперь уже можно было забыть про лёгкий штурм. Взять с лёту не удалось, значит быть великой крови… Может быть, хоть сотня Неслаба дело изменит. Давно уже ушли, должны бы уже вернуться! Где-то они сейчас? И что тянет Неслаб?!

15. Неслаб и Ярослав. 15 день месяца Березозола.

Неслаб не был трусом – иначе никогда бы, ходя по Радовоем, не стал бы воеводой. Тем более – воеводой, которого ценили и уважали все, от князя Лютеня до последнего отрока в последней сотне общеродовой рати. Вот и сейчас… Ведь дело, почти невыполнимое – если по правде – князь Лютень поручил именно ему! Даже если усомнился, что исполнит, вслух не сказал и вообще… Такое дело не каждому доверят! И он, кстати, тоже не каждых выбрал себе в дружину – сотню Ярослава, первую в княжеской кованной рати. Во всём первую. Ярослав, тот, видно было – не обрадовался, понял, что честь велика, а вот шансов – немного. И девку-травницу, в сотне обретающуюся, без сомнений и сожалений оставил, взял у Любослава травника. Так оно надёжнее будет. Да и не смогла бы девка, как бы крепка ни была, взобраться на такую-то круть! Он сам, хоть и не слаб телом, хоть и снял доспех, оставив из брони только рубаху, обильно пропитанную потом, не раз обрывался и повисал на двух пальцах. Срывались Ярослав, Добран, Богдан и ещё трое, торивших дорогу для сотни. А кто-то внизу и сорвался – он слышал задавленный в последний момент крик и потом – глухой, чавкающий удар о скалы внизу. Проклятые скалы! Проклятая гора! И будь прокляты те первые тридцать локтей, которые они проходили почти час! Скользкие, покрытые не льдом, но плёнкой, на которой разъезжались босые ноги, по которой скользили, срываясь с выступов, слабеющие пальцы… Но ведь почти взобрались! Из трёхсот насчитанных им локтей двести прошли!