краях, где, как правило, некому по-настоящему им насладиться. На календаре понедельник и к тому же 13-е число – было над чем подумать, строя прогнозы на сегодняшний день. Но светлые и благородные силы природы восторжествовали вопреки всем мрачным приметам, и весь сегодняшний день нам светило солнце, а путь устилал плотный, утрамбованный ветром снежный ковер. Первая половина дня была точной копией вчерашней. Те же двое (не считая собак) выдвинутых вперед нападающих в лице Джефа и меня самого, на средней линии трое (не считая собак) – французский дуэт и Кейзо – и, наконец, в глухой защите всего один (но зато какой!) человек – предводитель со своими своенравными собаками. Поскольку Джеф следовал за мной по пятам, я оставил на его нартах свою штормовку, так как мог рассчитывать на то, что в случае необходимости, каковая неизбежно наступала во время технических перерывов, могу ею без труда воспользоваться. Честер с товарищами явно вошли во вкус этих своеобразных гонок с преследованием. Я представлял для них весьма удобную добычу, которую, если и нельзя было съесть (на что я очень рассчитывал), то во всяком случае можно было получить за ее поимку приличное вознаграждение в виде 10—15-минутного отдыха на снегу, как раз достаточного, чтобы охладить разгоряченные погоней бока. Самым прискорбным было то, что Джеф, мой товарищ по команде, человек, с которым мы провели в одной палатке около полумесяца, вместо того чтобы сдерживать наступательный порыв своих подопечных, напротив, всячески его поощрял, а иногда даже и провоцировал. Погода и идеальная для скольжения поверхность в течение всего дня располагали к умеренно-быстрому и сбалансированному темпу движения. Баланс заключался в том, чтобы идти таким темпом, который, с одной стороны, позволял бы максимально использовать благоприятные условия сегодняшнего дня, а с другой – не создавал бы условий для сильного отрыва лидирующей упряжки. То, что у нас, не без помощи Джефа, получалось в итоге, было похоже на чередование ускорений и остановок. Стоило рельефу поверхности немного обозначить уклон, как чуткий Честер моментально увеличивал темп, и вот тут-то чуткий товарищ и опытный каюр Джеф вполне мог бы вмешаться, хотя бы слегка попридержать собак, поскольку при всем своем желании я не мог ускориться адекватно Честеру (несмотря на примерно одинаковый возраст, ног у него все-таки было вдвое больше). Что делал Джеф вместо этого?! Почувствовав по легкому толчку стоек нарт, что они пошли быстрее, Джеф с криками «Оп! Оп! Оп!» садился на нарты верхом и, продолжая дико улюлюкать, буквально доводил собак до экстаза, и те неслись как угорелые. Если дистанция в момент рывка была не менее 50 метров, то у меня еще были призрачные шансы какое-то время ее сохранять, если же менее 50 метров, то пиши пропало – Честер доставал меня, при этом надо было видеть, каким удовольствием светилась его седая изрезанная шрамами физиономия. Джеф с видом победителя крупных международных гонок сползал с нарт и останавливал собак, давая им (не мне!) отдохнуть от трудов праведных. Я же, буквально не переводя дыхания, продолжал стремительный, но никому не нужный бег, в заданном солнцем направлении. Отпустив меня на положенную дистанцию, Джеф вновь пришпоривал своих «коней», и картина повторялась. Слава Богу, что отставание Уилла и Кейзо не позволило Джефу загнать меня окончательно, так как я все-таки успевал немного восстанавливаться во время ожидания их упряжек. Несмотря на то что иногда нам попадались пологие заснеженные подъемы, барометр неуклонно показывал повышение давления, что означало плавное понижение рельефа: мы приближались к верховьям ледника Гумбольдта. В течение двух последующих дней, 14–15 июня, мы планировали немного спуститься по центральной части ледника поближе к побережью, а 16 июня, ровно через два месяца после старта, ожидали самолет.
После перерыва ветер стих, и июньское солнце стало ощущаться сильнее. Бернар обмотал лицо светлым платком, чтобы уберечься от солнечных ожогов, и стал похож на бедуина, бредущего по белым пескам. Обветренная и частично обмороженная кожа моего лица, насколько я мог разглядеть в маленькое зеркальце компаса, по-разному реагировала на ультрафиолет, а потому была разноцветной с преобладанием красно-бурых тонов. Подводили только щеки, никак не желавшие обрастать более или менее постоянной кожей, временная же шелушилась и отслаивалась, обнажая участки розовой, молодой и совершенно неопытной в борьбе с такими монстрами Арктики, как ветер, мороз и солнце, плоти. Понятно, что и эта кожица быстро достигала кондиции ее бесславно унесенной ветром предшественницы, причем процесс этот был, похоже, неконтролируемым. Во всяком случае, я понял, что вернуть щекам приличный вид мне удастся не раньше, чем я вернусь домой в умеренные широты.
Преодолев несколько пологих, но затяжных подъемов, мы вышли на небольшой купол, откуда просматривался протяженный спуск. Началась великая гонка. Самое примечательное, что в ней, помимо официально заявленных с утра участников, стартовали и не известные до той поры упряжки. Арроу перегнал идущего на лыжах Кейзо и устремился к нартам упряжки Джефа. Кейзо спохватился несколько поздно, но успел-таки обойти своих собак и уцепиться за стойки нарт Джефа. Французы, подгоняемые Сэмом, с трудом догнали нарты Кейзо и только успевали переставлять лыжи. Уилл, боясь спугнуть фортуну, на нарты не полез, хотя в другой раз непременно это сделал бы, и тоже скользил на лыжах позади своих тяжеловозов. Таким стремительным спуртом и завершился сегодняшний, «несчастливый» по приметам, понедельник. Во время разбора полетов сразу же после окончания гонок Кейзо заявил мне: «Виктор! Ты очень быстро идешь на лыжах!» Джеф ничего не сказал, хотя мог бы – как-никак, именно он был моим наставником в этих гонках, – а просто подошел ко мне и, пощупав мои бицепсы, как будто покупал меня на невольничьем рынке, удовлетворенно поцокал языком, что было своеобразным признанием моих сегодняшних заслуг. Показанная мной выдающаяся, по словам современников, скорость не обошлась мне даром: я не только затратил массу физических и моральных сил, но и приобрел довольно неприятный натоптыш на подушечке большого пальца левой ноги. Но когда судья на финише в облике Бернара торжественно сообщил, что сегодня мы прошли 36 миль, все неприятности и недомогания отошли на второй план. Наше положение на 13 июня: 78° 40’ с. ш. и 59° 10’ з. д.
Таким образом мы были практически у цели…
14 июня
Какие были прегрешенья?
Что было сделано не так?!
Что пал я жертвой покушенья
От лап измученных собак…
Мне после этого не пелось,
А нылось до исхода дня,
А им-то просто есть хотелось —
Вот
