На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова

в ней. Инна предложила у дальней стены, как раз напротив входной двери, встроить глубокий вместительный шкаф. Вадим согласился. Купили широкую тахту с ортопедическим матрасом, под окном поставили стол, и Инна туда переехала. Муж узнал об этом лишь спустя три дня.

Вадим, как раз после продажи мебели оставшись без дивана, решил перекантоваться в кабинете и зашел в комнату без стука. Ноги уже подкашивались. До выхода на работу оставалось всё меньше дней, и поэтому парень торопился закончить домашние дела и вечером валился с ног от усталости. Открыв дверь, удивился, увидев за рабочим столом Инну, склонившуюся над эскизом.

Он опешил и застыл на пороге. Инна подняла на него глаза.

— Что? — спросила она.

— А что ты здесь делаешь? — не придумав ничего другого, спросил он.

Инна пожала плечами, улыбнулась.

— Живу здесь. Уже третью ночь.

— В смысле? — удивился Вадим. — У тебя есть комната.

— Нет. Это у тебя есть комната. Теперь, когда ремонт почти окончен, ты должен вернуться в свою комнату, а я здесь оставшееся время перекантуюсь.

Вадим смотрел на жену и не знал, что сказать. Она в пижаме, поджав под себя ноги, быстро сновала карандашом по листу бумаги и на мужа не смотрела.

— И сколько тебе осталось? — спросил он зачем-то и сам не понимал зачем. Что он хотел услышать? Или напротив не хотел?

Инна глянула на календарь.

— Седьмого получу паспорт, восьмого подам на развод. Плюс еще месяца полтора. Имущество нам делить не нужно, так что, надеюсь, в ноябре оформим развод, и я уже смогу переехать в Москву.

Романов смотрел на ее склоненную голову и молчал.

«Она всё решила. Она решила так просто и легко. Ее здесь ничего не держит. Еще два месяца и ты ее больше никогда не увидишь»,— застучало в голове.

Он промолчал и вышел, хлопнув дверью. Инна вздрогнула от неожиданности и посмотрела на дверь.

— Если у тебя другие мысли, скажи, — проговорила она тихо, — не молчи. Я так не пойму, что у тебя на душе.

А у нее на душе почему-то было тоскливо, и что-то необъяснимое терзало душу, а что именно Инна понять не могла. Ведь у них был уговор. Уговор! Свадьба, новая фамилия, развод, отъезд в Москву. Точка. Только почему до тех пор, пока она не узнала, что ее Борис — Славка Вадима, она даже ни разу не подумала об отъезде? Ни разу! А теперь напротив, и других мыслей-то нет.

Вадим вошел к себе в комнату и огляделся. Он здесь всё обустраивал под себя. По своему вкусу. Вот только с момента, как в их доме появилась Инна, эта спальня прочно стала ассоциироваться у него с девушкой. И он не думал о комнате иначе. Его распирала непонятная злость. Он сам не мог понять, почему так сильно злится на жену. Но думая о ней всё чаще и чаще, вдруг осознал. Неужели Инна может вот так легко забыть и отбросить всё то, что они пережили вместе? А если задуматься, то что же она пережила? Не счастье же! За все эти месяцы она столько выстрадала в этом доме! От оскорблений до гипса — есть, что вспомнить, вот только ничего хорошего!

Это ему всякий раз после ее страданий становилось легче! Это он избавился от приставучего Леона, неадекватной Галки и теперь точно избежал посягательств Наташки на свою персону. Инна-то что получила взамен? Фамилию? А не велика ли цена? Да и потом не стоит забывать о таком «сокровище» как свекровь-уголовница, всё равно, что чемодан без ручки: выкинуть не можешь, а нести как? Поэтому, как бы его не терзали мысли, решение девушки он находил благоразумным. В конце концов, брак-то фиктивный. Так чего же он ждет?

Бригада быстро навела порядок в квартире. Натерли старинную лакированную мебель, намыли окна и бабушкино сокровище — хрустальную гигантскую люстру начала двадцатого века из чешского хрусталя. В отремонтированной квартире стало свежо и светло. Алька всё восторгалась белыми потолками и новыми портьерами, которые выбрала и пошила невестка. Вадим смотрел на сестру и понимал: ей придется заново учиться жить без Инны. Она вросла в нее так сильно, что иногда брату становилось не по себе.

Он всегда считал, что Алька слишком холодна к людям и не подпускает никого к себе. Инну она впустила в свою жизнь. Она могла подойти и просто обнять девушку. Инна тогда прижимала малышку к себе, гладила по голове и говорила какие-то слова, после которых Алька вновь улыбалась. В сестренке даже яда почти не осталось. Она словно раскрашивала свою жизнь в яркие тона, под стать платьям, что для нее шила старшая подруга. Инна словно умудрилась открыть Алькину душу: все наряды девочка встречала восторженно. Словно именно о таком костюме мечтала, эту юбку искала и точно такие брюки хотела. Из темных тонов она стала наряжаться в теплые душевные цвета. И будто расцвела сама. Брат это видел. То, чего он добивался одиннадцать лет, Инна смогла достичь без кровопролития, слез, истерик за пару месяцев. Как Алька будет без нее?

С приходом сентября у Али поменялась и смена. Из-за учебы она могла работать лишь с четырех дня до девяти вечера. Девочка поныла, но брат был непреклонен. Спасибо Инне, и она внесла свою лепту в уговоры. Малышка посопротивлялась, но вынуждена была капитулировать под натиском аргументов.

На улице резко похолодало. Словно после августа наступил не сентябрь, а промозглый ноябрь. Бабьим летом и не пахло. Той поры, которой так восторгался Александр Сергеевич Пушкин, не было и в помине. Холодный северный ветер ворвался в город на Неве. Деревья в парках и скверах стонали под его безжалостным натиском. Листва, даже толком не успев пожелтеть, летела разноцветьем со страдающих ветвей, устилая дорожки и пряча от спешащих прохожих лужи, и те, перебегая от тепла к теплу, не глядя вниз, сетовали на вечно мокрые ноги. Небо мрачно нависло над некогда солнечными проспектами. Дождь то лил как из ведра, становясь стеной. То вдруг переходил на едва уловимый шепот, повисая на капюшонах и набухая влагой в волосах. То ныл заунывно и тяжко, словно рассказывал о каком-то страшном горе, и его слезы заливали все шероховатости дорожного покрытия. Прохожие превратились в спринтеров, бегущих на