На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не городи ерунды! — перебил Вадим. — Как ты можешь сравнивать ту мразь с собой? Перед ним был беззащитный ребенок….
— И это единственное, что нас отличает! — рявкнул Славка, и вена вздулась на лбу. — Передо мной тоже была девушка — беззащитная и доверяющая мне! Это еще хуже! Она не ждала от меня никакой мерзости! Она не ожидала, что жених потащит ее в кусты! Я своими, вот этими, руками сдирал с нее платье, а она вырывалась! Понимаешь? И теперь я думаю, почему она мне не врезала? Въехала бы кулаком в рожу!
Славка задохнулся и замолчал. Его сердце перешло на галоп, кровь пульсировала в висках, а на душе было мерзко. Он вновь услышал скорбный плач Инны, будто она была рядом, и стиснул кулаки.
— И понял. Она не врезала мне, потому что не верила. Не верила происходящему. Она настолько не ожидала от меня подлости, что просто не догадалась ударить. А мне тогда казалось, что мы почти женаты, что до Загса уже рукой подать, а я и не видел ничего… Дескать, моя же, — продолжил скорбно Славка. — Я не хочу, чтоб она потом была как Алька. Хочу, чтоб она забыла меня как можно быстрей, словно страшный сон. Чтоб встретила хорошего человека. И полюбила. Ты знаешь, Вадька, я понял, что ничего кроме чувства вины к ней не испытываю. Ездил в Москву — ни разу о ней не подумал. Вообще не вспомнил! А здесь месяц метался, потому как боялся, что она могла погибнуть из-за меня. Не больше. Это не любовь, Вадька. Чувство ответственности. А как отлегло, так и забыл. Пусть и она забудет.
И Славка залпом опрокинул в себя содержимое пол-литровой кружки. Вадим смотрел на него и готовился. Если друга обуревает чувство вины, значит, разговор пройдет легче.
— Брат, — тихо позвал Вадим, когда здоровяк поставил кружку. — Знаешь, мне тоже нужно тебе кое-что сказать…
Но тот закрутил головой.
— Вадька, ты прости, но давай в другой раз, а? Думал, в сауне посидим, станет легче, а ощущения такие, будто я дерьма хлебнул, — попросил Славян.
Он вдруг понял, что Вадим станет говорить о себе, об Инне… Возможно, будет просить прощения или расскажет о том, как всё произошло. И тогда та незнакомая девушка, которая молча сражалась в кустах с ним, станет женой Вадима. Оправдывать себя сил не было…
— Не знаю, что там у тебя, — продолжил Славка, — просто за сегодняшний день я понял, у каждого на всё свои причины. Я рад, что мы вот так посидели, поговорили. Ближайшие полгода я проторчу в Колпино. Даже квартиру там снял на пару месяцев: буду открывать новую точку. А там, даст Бог, и до Тосно доберусь. Хочу и там хоть крохотный филиал поставить. Некогда будет вот так собраться и посидеть. Не в обиде?
Вадим смотрел на друга и его обуревали противоречивые чувства. Он был настроен на разговор, но Славке сейчас и так трудно. Действительно тяжело. Опрокидывать на него еще один ушат правды не хотелось. Ведь этот ушат нужно будет как-то переварить. Примерить на себя. Научиться жить в этой правде. Стилист, пока ехал, прикидывал реакцию Славки, но таких откровений не ожидал.
Славка всматривался в уставшее лицо друга и задавался вопросом: Вадим хотел рассказать или не собирался этого делать? Душе претила мысль, что друг — предатель. Каким-то образом стилиста занесло в эту историю. Он не был знаком лично с Ингеборгой. Сейчас Борислав спрашивал себя: а почему получилось так, что его лучший друг, считай брат, и невеста, женщина, с которой здоровяк намеривался прожить всю жизнь и умереть в один день, оказались не знакомы?
«Заняты. Все вечно заняты»,— подумал он устало и вздохнул.
Некогда — вот диагноз современного социального равнодушия…
Борислав познакомился с Ингеборгой на приеме в честь своих японских гостей. Она присутствовала на нем в качестве переводчика. Сам ресторатор в толмаче не нуждался, но присутствие профессионального переводчика требовала делегация из Киото. Лично с Бориславом они знакомы не были, может, поэтому перестраховались. Увидев Ингеборгу, Славка взгрустнул: высокая, полноватая, она смотрелась великаншей среди низкорослых японцев. Они откровенно таращили на нее глаза, но улыбались. Славка так хотел показать русских красавиц, а приехала… Пусть и не чудовище, но и на красавицу девушка точно не тянула. Широкая прямоугольная темная оправа утяжеляла лицо, а темные глаза смотрели внимательно, будто изучая. Волосы убраны в шишку, открывая широкий лоб. Жемчужные гвоздики в ушах, строгий черный костюм с юбкой ниже колена. Черные балетки на ногах. И костюм из дорогой ткани смотрелся будто с чужого плеча — слишком мешковат. Белая блузка с глухим воротником-стойкой тоже размера на два была велика…
Девушка подошла, представилась. Слава вздохнул. А та пробежалась глазами по списку и, вздернув голову, пошла встречать гостей…
В тот вечер ресторатор решил, что его будущая жена будет переводчицей. Толковой, полезной. Одним словом — профессионалом.
А уж когда принесли саке, чтобы отметить удачное сотрудничество, девушка не ломалась и опрокинула в себя пару чашек. Японцы были в восторге! Борислав тоже.
Он не знал контактов Ингеборги. Не знал ее адреса или номера телефона. Она пришла по рекомендации, и Слава стал искать девушку. Разыскал в институте. Та узнала его сразу, подошла. Борислав наплел с три короба, дескать, ему вновь нужен переводчик, не могла бы Ингеборга… Ингеборга могла. И охотно поехала с ним в его шикарный ресторан, правда всю дорогу переживала, что одета не по случаю. А Славка смотрел на нее и улыбался. Если он к ней приехал просто потому, что уважал профессионализм в людях, то теперь он увидел в ней девушку. Юбка в пол, блуза — штучный экземпляр, глаза огромные в пол-лица цвета темного шоколада. И волосы собраны в конский хвост. В длинный густой хвост, а не жалкое его подобие. И говорила она уверенно, толково, зная свое дело.
И дело бы закончилось парой — тройкой свиданий, если бы кое-что не произошло. Дело было ближе к вечеру. От дверей ресторана тянулась внушительная змейка очереди. Официанты сновали по залам, где не было ни
