Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

силу противника, чтобы атакующие захватили позиции, с которых их уже не смогут выбить контратакующие? Они не стали предпринимать попытки вроде тех, что хотел осуществить на Эне Нивель для немедленного прорыва. Первые цели британцы установили в 5500 метрах от своих исходных позиций, в пределах дальности стрельбы полевой артиллерии. После достижения этих целей огонь планировалось перенести в глубь обороны врага, и так до тех пор, пока не удастся постепенно разрушить его оборону, уничтожить резервы и открыть путь к незащищённым тылам. Ключевым пунктом, который требовалось захватить на первом этапе наступления, было плато Гелювельт к юго-востоку от Ипра в 3 километрах от передовых позиций британцев — немного приподнятое над окружающей низменностью, оно давало существенные преимущества в плане наблюдения.

Артиллерийский обстрел, который начался 15 днями раньше и во время которого было выпущено более 4.000.000 снарядов (перед операцией на Сомме 1.000.000), достиг кульминации к четырём часам утра 31 июля. В 3:50 подразделения 2 и 5-й армий, а также французской 1-й армии, поддерживавшей британцев слева, и 136 танков пошли в наступление. За несколько лет боёв земля здесь покрылась воронками от снарядов, но была сухой, так что застряли только два танка (впоследствии ещё несколько завязли в окопах), а пехота продвигалась достаточно быстро — слева, в направлении вершины гребня Пилкем, чуть поживее, на плато Гелювельт помедленнее. Потом, как это часто случалось, связь между пехотой и артиллерией прервалась. Провода были перебиты, низкая облачность не позволяла авиаторам вести наблюдение с воздуха. «Некоторые части использовали голубей, но о результатах наступления удавалось узнавать в основном от посыльных, которым требовалось несколько часов, чтобы доставить донесение в штаб, если они вообще туда добирались»[593]. В два часа пополудни немцы поднялись в контратаку. Их поддержала артиллерия. Под массированный обстрел попали солдаты 18 и 19-го корпусов, с трудом продвигавшиеся к Гелювельту. Огонь был таким сильным, что они поспешно отступили. И тут начался ливень… Изрытое поле боя превратилось в болото. Проливной дождь не прекращался три дня. Правда, британская пехота пыталась возобновить атаки. Артиллерию передислоцировали на новые позиции, чтобы она могла поддержать пехотинцев. 4 августа командир британской батареи Фрэнсис Белхейвен, будущий лорд, писал: «…просто ужасная [грязь]… мне кажется, что это хуже, чем зима. Земля разворочена на глубину до трёх метров и похожа на овсяную кашу… середина воронок от снарядов такая жидкая, что в ней можно утонуть… наверное, здесь погребены сотни мёртвых немцев, а теперь их же снаряды перепахивают местность, переворачивая трупы»[594].

Дождь не прекращался, и 4 августа сэр Дуглас Хейг приказал остановить наступление. Продвижение было слишком медленным, но он тем не менее продолжал убеждать Военный кабинет в Лондоне, что атака в высшей степени успешна, а потери невелики. И действительно, по сравнению с 20.000 убитых в первый день наступления на Сомме их можно было назвать приемлемыми: с 31 июля по 3 августа 5-я армия сообщила о 7800 убитых и пропавших без вести, а 2-я потеряла на 1000 больше. Общие потери, считая раненых, составили около 35.000 человек. Примерно столько же было и у противника[595]. И всё-таки немцы сумели удержать ключевые позиции, не вводя в бой ни одну из дивизий, предназначенных для контратаки. Вечером 31 июля кронпринц Рупрехт записал в своём дневнике, что очень доволен результатами.

Сражение, однако, только начиналось. Рупрехт не подозревал о решимости Хейга продолжать наступление, не считаясь с потерями или залитым водой полем боя. 16 августа он приказал 5-й армии атаковать Лангемарк (здесь в октябре 1914 года британским экспедиционным силам противостояли немецкие добровольческие дивизии, а продвинуться удалось лишь на 500 метров), а канадскому корпусу провести отвлекающую атаку на открытом угольном месторождении вокруг Ланса, мрачной пустыне с разрушенными деревнями и угольными отвалами (тут зимой и весной 1915-го британцы понесли тяжёлые и бессмысленные потери). Поступил приказ продолжать атаки и на плато Гелювельт, с которого немцы могли видеть всё, что происходит на равнине. Продвижение снова оказалось незначительным, а потери огромными.

24 августа, после неудачи третьей атаки на Гелювельт, Хейг решил вместо 5-й армии Гофа сделать основной действующей силой при Ипре 2-ю, которой командовал Пламер. Хьюберт Гоф, молодой по меркам того времени генерал, был Хейгу однополчанин. Его напор и пренебрежение опасностями стали причиной того, что соединения генерала имели уже достаточно причин не слишком доверять ему как военачальнику. Начальство, правда, пока доверяло… Герберт Пламер был не таким молодым, как Гоф, и к тому же выглядел старше своих лет, но главное — он отличался осторожностью и берёг тех, кто служил под его началом. Пламер командовал сектором обороны у Ипра уже два года, знал все опасные участки и завоевал любовь солдат (это не удалось почти ни одному генералу времён Первой мировой войны), постоянно заботясь о них. Он решил, что в наступлении нужно сделать перерыв и тщательно подготовиться к следующему этапу. Это будут несколько последовательных ударов по немецкой обороне, причём даже менее глубоких, чем пытался нанести Гоф.

Перед перерывом, 27 августа, была предпринята ещё одна попытка захватить два давно перекорёженных леса, Гленкорс и Инвернесс, расположенные к северу от развалин деревни Гелювельт. Официальная история признает, что земля была «такой скользкой от дождя и такой изрытой наполненными водой воронками от снарядов, что продвижение оказалось медленным, а заградительный огонь вскоре перестал защищать солдат, сначала шедших маршем всю ночь, а затем десять часов ждавших сражения. Наконец около двух часов пополудни оно началось, но передовые части практически сразу остановились. Непроходимая топь… Плотный огонь немцев…» Эдвин Воган, офицер 1-го Уорикширского полка, так описывает попытку наступления:

Мы ковыляли по дороге, а вокруг взрывались снаряды. Шедший впереди меня вдруг остановился. Я раздражённо выругался и пнул его под зад коленом. Он очень тихо сказал: «Я ослеп, сэр» — и повернулся ко мне. Глаза и нос этого солдата были вырваны осколком. «О боже! — воскликнул я. — Прости, сынок… Держись твёрдой земли…» Он остался позади, спотыкающийся, среди окутавшей его тьмы. <…> Из-за спины медленно прополз танк и открыл огонь. Через секунду от него осталась лишь искорёженная груда металла — в машину попал крупнокалиберный снаряд. Почти стемнело, и враг больше не стрелял. Преодолевая последнюю полосу грязи, я видел, как вокруг дота взрываются гранаты. Несколько наших бросились к нему с другой стороны. Когда мы подошли, немцы выскочили наружу с поднятыми руками. <…> Мы отправили 16 пленных в тыл по открытому полю, но они прошли не больше ста метров — немецкий пулемёт скосил