Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

610.000 тонн под флагами разных стран, но затем интенсивность подводной войны уменьшилась — с мая немецкие адмиралы снова стали строже соблюдать нормы морского права. К началу 1917 года, когда вследствие реализации программы ускоренного строительства подводных лодок их число увеличилось до 148, и судов с грузами потопили больше — 195 (328.391 тонна)[577]. С февраля, после возобновления неограниченной подводной войны, цифры потерь достигли устрашающих величин: 520.412 тонн в феврале, 564.497 тонн в марте и 860.334 тонны в апреле. Цель Хольцендорфа — ежемесячно топить суда общим водоизмещением 600.000 тонн — была превышена, причём потери союзников грозили увеличиваться и дальше, что могло привести к поражению.

Британское Адмиралтейство не знало, как предотвратить катастрофу. Вооружать торговые суда было бессмысленно, поскольку субмарины атаковали их торпедами из подводного положения. Минирование выходов с баз подводных лодок тоже оказалось неэффективным, поскольку британские мины не отличались надёжностью, а самих баз было слишком много и они располагались в труднодоступных местах. Охота на подводные лодки — такие попытки тоже предпринимались — напоминала поиски иголки в стоге сена, даже на торговых маршрутах. Обнаруживать субмарины при помощи внешне безобидных приманок, на которые нет смысла тратить торпеду, — знаменитых «кораблей-ловушек», замаскированных под торговые суда, но хорошо вооружённых, удавалось редко, до тех пор пока немецкие капитаны не стали действовать более осмотрительно. Прокладывание маршрутов в стороне от опасных районов позволяло уменьшить потери только до тех пор, пока подводные лодки сии новые маршруты не выявляли. Казалось, этот кошмар будет длиться вечно. Потери среди подводного флота были незначительными: 10 субмарин с октября по декабрь 1916 года и девять с февраля по апрель 1917-го, причём две из них подорвались на своих минах. Единственным оружием союзников против подводных лодок стали глубинные бомбы, но применить их можно было лишь после обнаружения субмарины, а дальность действия гидрофона — средства регистрации такого объекта — составляла всего несколько сотен метров.

Доступное решение проблемы — конвой — встретило сопротивление Адмиралтейства. Командование флота полагало, что группа судов, даже с охраной, представляет собой просто большую мишень. В январе 1917 года оперативный отдел Адмиралтейства отмечал: «Совершенно очевидно, что чем больше судов в конвое, тем выше вероятность успешной атаки подводной лодки»[578]. В докладе делалось заключение, что «независимое» плавание безопаснее. Разумеется, этот анализ был ошибочным. На морских просторах группу судов обнаружить немногим легче, чем одиночное судно. Если они сумеют избежать встречи с подводной лодкой, то все останутся целы и невредимы, а вот одиночные суда, следующие друг за другом, с большей вероятностью окажутся обнаружены и потоплены. Кроме того, Адмиралтейство было введено в заблуждение математической ошибкой. При оценке числа эскортов, которые потребуются для реализации идеи конвоев, британцы посчитали все 2500 судов, еженедельно отплывающих из их портов, и пришли к выводу, что у них недостаточно военных кораблей. И только более тщательный анализ, выполненный новым министром морской торговли Норманом Лесли и молодым морским офицером Р.Г.Э. Хендерсоном, выявил картину, которая делала задачу вполне выполнимой. В неделю в британские порты прибывало 120–140 трансокеанских торговых судов, которые реально участвовали в военном обеспечении, и организовать их сопровождение было несложно[579].

К 27 апреля руководство Адмиралтейства окончательно убедилось в необходимости конвоев (очевидно, вовсе не по указанию Ллойд Джорджа, как принято считать), и на следующий день первый из них отправился в путь. 10 мая он благополучно прибыл в Великобританию. С тех пор конвоирование на океанских маршрутах постоянно расширялось, и потери пошли на убыль. Тем не менее в августе они составили 511.730 тонн, а в декабре 399.110 тонн. Меньше 300.000 тонн ежемесячные потери стали только во втором квартале 1918-го. К этому времени за год с небольшим были отправлены на дно 4.000.000 тонн из 30-миллионного морского грузооборота. Конвои смогли переломить гибельную тенденцию, однако, как и во второй неограниченной подводной войне 1939–1943 годов, это оказалась не единственная причина поражения немецкого подводного флота. Важную роль сыграли дополнительные меры, в том числе установка минных заграждений (70.000 мин только в северном барраже между Шотландией и Норвегией), существенное увеличение числа аэропланов и авианесущих судов в противолодочном патрулировании проливов (685 аэропланов и 103 авианосца), а также самих конвойных судов (в апреле 1918 года их было 195)[580].

Ещё одним следствием использования конвоев стало вытеснение подводных лодок в прибрежные воды для охоты на небольшие незащищённые корабли — там они становились более уязвимыми для атак с воздуха и глубинных бомб, чаще попадали на минные поля. Из 178 субмарин, потопленных во время войны (всего было построено 390), 41 подорвалась на мине, и только 30 были уничтожены глубинными бомбами. Атаки на базы подводного флота, такие как знаменитый рейд в Зебрюгге 23 апреля 1918 года, никак не помешали проводимым им операциям. Тем не менее, несмотря на ограниченные успехи противолодочной кампании, конечная цель Хольцендофа не была достигнута — уничтожение вражеских судов к победе не привело. Нельзя сказать, что британцы выиграли подводную войну, однако немцы её явно проиграли.

Как бы то ни было, неограниченная подводная война подтолкнула Британию к тому, чтобы начать операцию, ставшую самой известной сухопутной кампанией Первой мировой войны, — Третью битву при Ипре, или битву при Пасхендале, по названию деревни, уничтоженной во время наступления, которая была его конечной целью. Во время Первой битвы при Ипре в октябре-ноябре 1914 года британским экспедиционным силам удалось закрыть брешь между незащищённым флангом французской армии и фламандским побережьем, сомкнув Западный фронт. Во втором сражении, в апреле 1915-го, британские войска подверглись газовой атаке — первой на Западном фронте. Они оставили важные позиции у Ипра, но всё-таки остановили противника. В 1917 году оперативная обстановка в секторе британской армии изменилась. У немцев, несмотря на успехи в боях против французов и румын, а также ослабление русской армии, больше не осталось сил на наступательные операции, как годом раньше под Верденом. Их позиции были слишком растянутыми, и Гинденбург с Людендорфом ждали нарушения стратегического равновесия (возможно, в результате победы в подводной войне или окончательного краха царской армии), чтобы перегруппировать силы для решительных действий. Тем временем британцы, на которых после неудачи rupture Нивеля легло основное бремя войны на Западном фронте, осмысливали своё положение.

Дуглас Хейг, герой первой битвы и защитник Ипра во время второй, давно вынашивал планы сделать Ипрский выступ опорным пунктом контрнаступления, которое прорвёт немецкую оборону. Одновременно десантники должны были очистить побережье. Немцы бы лишились своих военно-морских баз в Бланкенберге и Остенде, и это могло бы стать сокрушительным ударом по