Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

заседании бюджетного комитета рейхстага 31 января 1917 года. — С военной точки зрения Америка ничто, дважды и трижды ничто»[613]. В начале 1917-го, за четыре месяца до вступления США в войну на стороне союзников, их армия — в отличие от большого и современного флота — действительно не представляла собой сколько-нибудь значимой силы. По численности (107.641 человек) она была 17-й армией мира[614]. После Аппоматтокского перемирия, заключенного в 1865-м, то есть 51 год назад, эта армия не участвовала ни в одной крупной операции за пределами своей страны. Современного оружия большего калибра, чем средние пулемёты, у неё не имелось. Резервная Национальная гвардия по численности была больше — она насчитывала 132.000 человек, но представляла собой всего лишь непрофессиональные милицейские формирования 48 штатов, плохо подготовленные даже в самых богатых штатах и практически не контролировавшиеся федеральными властями. Единственное первоклассное воинское подразделение — корпус морской пехоты численностью 15.500 человек — базировалось в заморских владениях США и зонах интервенции, в том числе в нескольких государствах Центральной Америки, вмешаться в политику которых Соединённые Штаты решили после Испано-американской войны 1898 года.

Тем не менее в июне 1917-го командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Дж. Першинг прибыл во Францию, и 4 июля, в День независимости США, солдаты его 1-й дивизии прошли парадным строем по Парижу. На протяжении следующих месяцев в Европу продолжали прибывать новые подразделения армии, численность которой планировалось увеличить до 80 дивизий — это почти 3.000.000 человек, поскольку американские дивизии были в два раза больше французских, британских или немецких. К марту 1918 года во Францию были переброшены 318.000 человек, авангард тех 1.300.000, которые прибыли к августу, причём, пересекая Атлантику, никто из них не погиб, невзирая на морские операции противника[615].

В больших войнах редко складывались ситуации, когда одна из сторон получала перевес из-за резкого изменения баланса сил. Такое усиление наблюдалось у противников Наполеона в 1813 году, когда после неудачи его похода на Москву русская армия объединилась с британской и австрийской. Так произошло в 1863-м во время Гражданской войны в США, когда призыв на военную службу привёл в ряды северян миллионы человек — против сотен тысяч у южан. В 1941 году изолированная Британия и стоявший на грани поражения Советский Союз получили неожиданную поддержку, когда неосмотрительное объявление Гитлером войны Америке привело к тому, что сильнейшее государство мира выступило против нацистской Германии и императорской Японии. В 1918 году решение президента Вильсона объявить войну Германии стало для союзников таким же усилением. На слова Капелле «Они никогда не придут» Америка мелодраматично ответила обращением к Жильберу Лафайету — одному из героев Войны за независимость США, видевшему свой долг не только в том, чтобы быть на полях сражений, но и в том, чтобы укреплять связи этой страны и своей родной Франции: «Лафайет, мы здесь».

Соединённые Штаты не хотели вступать в войну. Президент Вудро Вильсон сказал, что Америка слишком горда для того, чтобы воевать. США не стали отвечать действием на череду дипломатических вызовов, от потопления «Лузитании» вместе с её американскими пассажирами до попытки немцев развязать диверсионную войну в Мексике, но, решив в конце концов прибегнуть к силе, они в полной мере использовали свой огромный потенциал промышленного производства и организации человеческих ресурсов. С самого начала было решено, что армия, которую пошлют во Францию, будет призывной, и обязанность набора новобранцев легла на местные регистрационные пункты. В 1917–1918 годах в них зарегистрировали более 24.000.000 военнообязанных. Те из них, кого сочли наиболее подходящими, — молодые холостяки, не имевшие иждивенцев, — стали авангардом призывников. Таких было 2.800.000. К концу войны численность сухопутной армии США — вместе с теми, кого призвали раньше, Национальной гвардией и корпусом морской пехоты — составила почти 4.000.000 человек.

Многие американцы уже воевали. Одни добровольно вступили в ряды британской или канадской армии. Другие записались во французский Иностранный легион. Большая группа американских лётчиков с 1916 года служила во французских ВВС. Из них сформировали подразделение, ставшее одним из самых боеспособных на Западном фронте. Нужно ли удивляться тому, что называлась эта эскадрилья «Лафайет»? Свой бесценный опыт ветераны эскадрильи передали авиационному корпусу американских экспедиционных сил, когда он пересёк Атлантику. Вынужденные привыкать к иностранной технике (промышленность США была не в состоянии обеспечить свои экспедиционные силы танками, артиллерийскими орудиями и самолётами, и они получили всё это — 3100 полевых орудий, 1200 гаубиц, 4800 аэропланов — в основном из Франции), американские пилоты быстро завоевали репутацию умелых и отважных. Самый известный американский ас, Эдди Рикенбакер, считался героем не только на родине, но и во Франции.

Недостатком мобилизационной кампании США была реакция на желание служить своей стране чернокожего населения. Уильям Дюбуа, один из лидеров чёрной Америки в начале XX века, первый американец с африканскими корнями, получивший степень доктора философии Гарвардского университета, профессор истории и экономики Атлантского университета, говорил: «…если это наша страна, значит, это наша война». Белая Америка между тем, особенно военный истеблишмент, продолжала считать, что чернокожие лишены боевого духа, они могут служить только во вспомогательных частях. Это противоречило фактам: «буйволы», четыре чернокожих пехотных и кавалерийских полка регулярной армии, прекрасно показали себя в войнах с индейцами. И во время Гражданской войны «чёрные» формирования сражались стойко. Так или иначе, с большой неохотой была сформирована 92-я «чёрная» дивизия, в которой некоторыми подразделениями командовали чернокожие офицеры, но в чине не выше капитана. Да, она действовала не очень успешно. В армии её неудачи объясняли расовой неполноценностью. «Бедные негры — они просто безнадёжны», — писал командир корпуса, в состав которого входила 92-я дивизия. Похоже, ни один американский офицер не хотел замечать, какое доверие заслужили у французов подразделения чернокожих сенегальских стрелков, которые во второй половине 1917 года выразили готовность сражаться, утраченную, по крайней мере временно, белыми солдатами армии. Простим американским офицерам того времени расовые предрассудки — они не могли предвидеть выдающиеся боевые качества, проявленные «чёрными» подразделениями в войнах, которые их страна будет вести в конце XX столетия. На Западном фронте в 1918 году неудачи подразделений, сформированных из афроамериканцев, имеют классические признаки самосбывающегося пророчества: от них ничего не ждали и они ничего не добились.

Рядовой в армии союзников, британской или французской, о расовой проблеме даже не подозревал. Она была внутренним делом американцев. Измотанным частям, которые с 1914 по 1917 год сражались на Западном фронте, появление «пончиков», как повсеместно называли американских солдат в последний год войны, дало новые надежды. Американцам — весёлым, энергичным,