Гёте. Жизнь и творчество. Т. I. Половина жизни - Карл Отто Конради

быть денег у его родителей, лучше у матери: «Герцог вновь пожаловал мне сто дукатов […]. Но я многим задолжал, и для меня это ничто».) Пересуды об их проделках с юным государем. То и дело смены настроений, неуверенность в будущем: смутное, неопределенное время после всех страданий из–за Лили, постылой жизни во Франкфурте.

Гёте не причислен к «принятым во дворе» — он ведь только «лицо третьего сословия». Для Анны Амалии, правда, это почти не имело значения: она, по свидетельству Линкера, приглашала обычно на свои званые обеды по средам «множество так называемых остроумцев» и лишь одного–двух аристократов. Зато юная герцогиня Луиза выдерживала правила придворного этикета. До конца 1775 года Гёте, пожалуй, лишь однажды пригласили на обед к герцогскому столу, где церемонии соблюдались обыкновенно полностью — застолье проходило чопорно, но утонченно.

Лишь с июня 1776 года, когда Гёте сделали членом Тайного консилиума, оказалось возможным приглашать его к герцогской трапезе. Правда, придворный этикет— отнюдь не препятствие для совместных проделок герцога и его друга–бюргера. Но окончательно все затруднения протокольного свойства были устранены в 1782 году, после того как Гёте наконец пожаловали дворянским званием (сделал это император Австрии Иосиф II). Гёте согласился быть возведенным в дворянское достоинство, пожалуй, исключительно из практических соображений. Так, в дневнике он об этом вообще не упоминает, хотя свое назначение на должность тайного советника там отметил («Мне кажется чудом, что я восхожу на тридцатом году жизни на высшую ступень почета, какой в Германии может достичь бюргер», — писал он Шарлотте фон Штейн 7 сентября 1779 г.). А Гердера, который в силу разных причин медлил, не решаясь принять звание тайного советника консистории, Гёте пытался подвигнуть на это характерными словами: почему бы не взять Гердеру соответствующий документ, «как я взял свою дворянскую грамоту» (писал Гёте Каролине Гердер 11 мая 1784 года).

Порой довольно внятно слышался ропот кое–кого из придворных, недовольных влиянием нового фаворита на герцога. Правда, и среди них, и среди прочих аристократов встречались люди с творческой жилкой, сочинявшие стихи, писавшие музыку. Своими поэтическими способностями приезжий из Франкфурта, разумеется, пришелся весьма по нраву всем веймар–391

ским «остроумцам», дворянам или бюргерам — или хотя бы привлек к себе их внимание.

Луиза фон Гёхгаузен, придворная дама и компаньонка Анны Амалии, та, что остротой и живостью ума сумела превозмочь свою немощь и по субботам даже устраивала «дружеские приемы», куда стекалось немало гостей, — это она однажды взяла ненадолго у Гёте рукопись «Фауста» и всю ее переписала. Обнаружили эту копию «Пра–Фауста» лишь в 1887 году, среди оставшегося после ее смерти имущества; а ведь Гёте этот текст давным–давно уничтожил, когда была опубликована первая часть «Фауста».

В Веймаре уже с некоторых пор увлекались театром. Покровительствовать театру, как только это вновь позволила ситуация в герцогстве, стали прежде всего благодаря Анне Амалии. Еще в 1773 году, то есть через четыре года после закрытия Гамбургского национального театра, Виланд в мартовском номере своего «Тойчер Меркур» в специальном разделе «Новости театра. Веймар» разъяснял, сколь это важно — иметь «благоустроенный театр», который «немало способствует незаметному улучшению и исправлению представлений, образа мыслей, вкусов и нравов публики»; далее он с удовлетворением упоминал о том, что один лишь Веймар может похвастать существующим там «немецким драматическим театром, куда всякий может бесплатно явиться три раза в неделю». Таково было пожелание герцогини–матери, дабы и «низшие сословия» не оказались исключены из числа зрителей. Но в 1774 году пожар в замке Вильгельмсбург уничтожил и театральный зал, так что труппа Зейлера, дававшая в нем представления, уехала из Веймара. В результате до 1784 года профессионального театра в Веймаре не было вообще. Правда, любители театра вскоре отважились выступить в качестве самодеятельных актеров. Спектакли играли в самом Веймаре — в доме строительного подрядчика Гауптмана на Эспланаде, и с 1779 года — в новом маскарадном и комедийном доме, а помимо того, за городом — в замке Эттерсберг и в Тифуртском парке.

Но не Гёте был устроителем любительских представлений; началось все еще за несколько недель до его приезда. С 1776 года и он стал участвовать в постановках в качестве актера, в первый раз это было в феврале, в пьесе Кумберленда «Житель Вест–Индии» — комедии, которая пользовалась тогда большим успехом. В труппе он — единственный из бюргеров; роли

392

играли герцог, принц Константин, а также Карл Людвиг фон Кнебель, Шарлотта фон Штейн, Луиза фон Гёхгаузен и другие. По желанию герцога Гёте с 1 октября 1776 года взял наконец руководство постановками на себя — после того как в мае они сыграли одну из написанных им пьес, «Эрвин и Эльмира», к которой Анна Амалия сочинила музыку. Его пьесы «Капризы влюбленного», «Совиновники», «Ярмарка в Плюндерсвейлерне» в последующие годы были также здесь поставлены.

Для этого любительского театра в Веймаре Гёте написал несколько пьес, сам был их режиссером, сам в них играл. Тут и накопил он тот разносторонний опыт, который так пригодился ему позже, когда с 1791 по 1817 год поэт занимал пост директора нового придворного театра. Удалось установить, что до 1783 года, когда наконец была ангажирована труппа Джузеппе Белломо, любители дали более шестидесяти представлений; правда, оценить масштабы деятельности Гёте сейчас никак невозможно.

Да он и не всегда мог полностью отдать себя театру, ведь ему надлежало справляться и с иными задачами. Пьесы его (за исключением прозаического варианта «Ифигении» в 1779 году) написаны «на случай» — придворное общество нуждалось в них в связи с различными поводами и желало видеть их на сцене. Это, правда, еще ничего не говорит об их значимости. Сам поэт, насколько можно полагаться на свидетельство Эккермана, в старости вынес суровый приговор этим пьесам, заявив, что «в первые десять лет в Веймаре не создано ничего поэтически значительного» (10 февраля 1829 г.). И все же, когда требуется окинуть взором первое десятилетие жизни Гёте в Веймаре, не стоит оставлять вовсе без внимания эти зингшпили (комические оперы) и драматические спектакли, написанные в 1776—1782 годах. «Брат и сестра», «Лила», «Триумф чувствительности», «Птицы», «Йери и Бэтели», «Рыбачка» — да, это плод «поэтического досуга», однако и в них ясно ощущается почерк Гёте, в них отразилась вся атмосфера так называемого «веймарского приюта муз». Поэтому ниже мы еще остановимся на них подробно.