Земные и небесные странствия поэта - Тимур Зульфикаров

А ведь Древо больно лучевой болезнью…

И эфы больны…

И плоды больны…

Чего ж я убиваю больных?!.. И лучевая болезнь их переходит на меня… но я не страшусь, ибо чую, что не успеет болезнь…

Ствол древний изгнил, изник, измяк изнутри, и легко он поддается, уступает, и пила самозабвенно все глубже и смертельней входит, вторгается, теряется в глубине исполинского Древа…

Летит обильная жемчужная, древесная пыль, пыль, пыль — эта кровь сыпучая Дерева…

Что-то древнее, хищное проснулось в теле моем нагом от этого живого насилья над Деревом, и фаллос мой, нагой ствол, друид, деволюб восстал хмельно…

И нет пилы на него…

О!.. В последний раз, в последний раз бушует жизнь моя…

О Боже!..

…Первая змея, первая Эфа, упала мне на плечо и остро, пряно, мутно ужалила, уязвила меня в шею…

Вторая змея, вторая Эфа, упала мне на голову, а потом сползла по телу моему нагому, и обвила фаллос мой, и ужалила меня…

Третья упала, и обвила мою ногу, и ужалила меня…

Эфа — змея соитья… змея фаллоса… змея девьего лона… змея-дегустатор человечьего семени, которое Господь сотворил раньше человеков…

И вот эти дочеловечьи эфы падают, осыпают, уязвляют, обвивают тело нагое, открытое, вздрагивающее мое…

Я весь в Эфах… Я Лаокоон Эф…

Я в дожде Эф. Я в ливне Эф…

И весь ливень жалит меня… Темно мне… Змеино мне…

Я вспоминаю, как был дочеловечьей змеей…

О Боже!..

Но ведь они спят бездонно ночью?.. Кто же разбудил их?..

И вот они не падают — они метко бросаются на меня с ночного Дерева… Их сотни!..

А я наг, а я не взял спасительного кожаного комбинезона…

О Боже!..

Но тут я молниеносно вспоминаю ту древнюю миниатюру, где нагой Царь Дарий Гуштасп I сидит на Золотом Троне, объятый тремя Эфами…

Я не разглядел всю миниатюру!.. не разгадал всю Тайну!..

Теперь я вспомнил: там ведь была ночь! Луна! Царь сидел под луной, поэтому он был голый и серебряный!.. Как и я нынче…

И моя Эфа приходила ко мне ночью! ночью приходила сладить, тешиться со мной!..

Значит, она не спала ночью!..

Значит, Эфы не спят ночью!..

О Боже!.. Я понял: это они притворяются, что спят!..

Чтобы звери, птицы, люди ели черешни и днем, и ночью!..

Чтобы продлевали их обреченные жизни ценою своих жизней!..

Вот последняя Тайна Священной Коралловой Эфы!..

Вот почему я чуял, что сотни глаз следят за мной с Дерева…

Они учуяли, что я пришел не для того, чтобы есть черешни их и продлевать заемную, иждивенческую жизнь их…

Они учуяли, что я пришел убить их Дерево, их черешни, и значит, убить их…

Но поздно!..

Но поздно мне…

Но и вам поздно, уходящие вместе с подпиленным Деревом в вечность Коралловые Эфы, Эфы, Эфы родные сестры, спутницы смерти мои, мои, мои…

Но я тоже навек ухожу!.. вместе с вами…

Вот она — Последняя Тайна…

Мне уже все равно, куда рушится исполинское Древо…

Но Оно рушится от меня, а не на меня — самурайская пила мудра, но что мне от мудрости ее…

Но!..

Мне надо успеть!.. Они меня ждут!..

Я бегу по тропе…

Я весь в язвах, ранах — сколько их, я не знаю — но все тело нагое мое горит, как моя родная кибитка в ночном пожаре…

А одна Эфа оплела туго ногу мою, и не хочет уходить, и бежит со мной…

И я на бегу ей улыбаюсь и кричу на всю вселенную: “Пойдем со мной, верная моя коралловая жена!..”

И мне даже кажется, что это моя Эфа приползла сюда, и вот не хочет разлучаться со мной…

О Боже!.. Да!.. Это она! Я узнаю ее!.. Она насмерть любит меня!.. Ее рожки опять стоят!..

Она счастлива, что умрет со мной!..

Она и в жизни и в смерти верна!.. она влюбленно и преданно глядит на меня…

Как скифская загробная жена… Да!..

Были такие жены в веках!.. и нынче есть…

Я бегу наг, рдян от ран по родным, последним, прощальным, лунным горам моим…

Босым ногам моим больно от острых камней… но зачем мне теперь ноги?..

Я уже не успею к подножью Водопада — но я хочу успеть к его верховью…

Там, где Он рождается, осыпается, свергается несметными алмазами и жемчугами с огромной горы!..

И я успеваю…

А яд еще не успевает… Хотя много его во мне…

…Батюшка Николай Чудотворец, я исполнил ваш наказ… Древо мертво!.. О!..

…О, Боже!..

И я еще не дошел ни до Церкви, ни до Синагоги — и уже умираю — слепой, не готовый ни к аду, ни к раю…

А тот, кто не готов, идет в ад?..

… О Боже… Устал я быть человеком… хочу быть рыбой, камнем, водой, водой…

…О Боже! Как вольно! как широко! как радостно! как велико! как сладко прощанье!..

Я бросаюсь раздольно в родной Водопад сразу! Я нагой, уже готовый, и не надо мне одежды срывать, снимать…

Вода теплая! щедрая! летящая! обволакивающая! завораживающая! усыпляющая!..

И от нее раны перестают мучительно гореть, а остывают, обмирают, отпускают…

Я лечу, раскинув вольные руки и ноги в родном Водопаде…

Кто не мечтает о таком последнем алмазном гробе? жемчужном саване? хрустальном Водопаде?..

… Хочу быть рыбой, камнем, водой…

…Матушка моя! Я лечу к тебе…

…Гуля Сарданапал! Я лечу к тебе…

…Анна! Я лечу к тебе…

Ангел Серебряные Власы… ты же вечна… как Святая Русь…алчешь Рая…

Там!.. мы!.. никогда!.. не расстанемся…

Глава тридцатая

АНГЕЛ ЗЛАТЫЕ ВЛАСЫ

…Поэт — это парус, а парус алчет только ветра…

…Все страны мира граничат друг с другом.

И только Россия граничит с Богом…

…Опять пришел на русскую землю май — травень…

Май — под кустиком рай…

Зеленая травка — молока прибавка…

У коровки молоко на язычке…

Уже прилетели последние перелетные птицы…

Вот они!.. Словно горсть драгоценных камней высыпалась на ладони веселые: иволги, малиновки, сорокопуты-жуланы, чечевицы, камышовки, зяблики, соловушки, коростели, славки, пеночки…

И все Русь хвалят! поют! воспевают…

Вот иволга — она покрыла около шести тысяч километров, возвращаясь на Русь — Родину птичью из Южной Африки!..

И только на Руси, в блаженном, несметном, золотом, медовом разнотравье, иволга рождает птенцов! и только на Руси поет она… как и великий певун, певчий пернатого необъятного стада — соловей — только на Руси поет и рождает…

А мы, человеки русские, что по землям чужим мечемся? что за тысячи километров уезжаем, убегаем от великого, родоначального разнотравья своего?..

От святой райской земли рожденья своего куда, как сироты обделенные, бредем?..

И что же иволга и соловей мудрее нас?.. когда из дальних стран летят на Русь?..

Какой зуд-огнь опаляет нас?.. Какая историческая муха нас кусает и гонит?..

Особенно — царей и вождей наших?..

Да…

…И вот рассыпаем, собираем мы в лугах, как драгоценные каменья малахитовые, наши травы, злаки, цветы разнотравья…

Вот они: сирени, черемухи, лисохвост, тимофеевка, дятлины-клеверы, фригийские васильки, лиловые короставники, пижмы, нивяники-ромашники, золотые пылящие донники, таволги, незабудки…

И во всяком букете — пуд меду!..

О Боже!.. До чего ж хорошо! До чего ж полновольно! блаженно!..

Ооо!..

…И на валдайских святых холмах, холмах гуляет ветреный великий май, май, май!..

…Поэт Z стоит на вершине валдайского, кочующего, прозрачного холма и ждет ветра-весновея-волновея, который идет на Русь от русских, южных, родильных, хлебных, кормильных теплынь — полей, полей, полей, степей… Ей! Ей!..

Поэт все в той же огромной, с павлиньими вышивками, льняной рубахе-косоворотке блаженного Иоанна Кронштадтского и в тех же широких, вольных, казачьих шароварах-парусах…

Ветер приходит — легко подхватывает поэта в его летательной рубахе и парусах-шароварах…

Поэт раскидывает руки, как Распятый, и летит — все выше и выше…

Летит он радостно, привольно над смоляными борами, над заливными лугами, над смиренными реками, над обливными, цветущими, пенными садами…

Над болотами, где лежат, уповают незабытые советские солдатики, в клюквах сладких восходящие…

Над седыми Спасителями, Хранителями Руси монастырями, златокупольными храмами и потаенными, как белый гриб в позднюю осень, душецелительными, душеврачующими пустынями, скитами… где Часы Русской Истории никогда не умирают…