Польское Наследство - Владимир Романовский

– Да что произошло-то? – возмутился Хелье. – Что за таинственность?

– Что за немилость? – спросила Ширин.

– Дочь болярская? – Жискар некоторое время смотрел на Ширин, улыбаясь. – Прелестное дитя. Если ты выйдешь за меня замуж, я увезу тебя в Геную или в Венецию.

– Я не выйду за тебя замуж, – серьезно сказала Ширин.

– Да, я слишком стар для тебя, – согласился Жискар.

– Не поэтому.

– Меланиппе, не дразни Жискара, – попросил Гостемил. – Иначе из-за франкского легкомыслия он потеряет нить. Жискар, князь, стало быть, не скоро сберётся сменить гнев на милость?

– В ближайшую неделю – даже не думай. И даже в ближайший месяц. Друг мой, князя можно понять, ему обидно. Этой весной заезжали мы в Берестово, а там как раз собралась какая-то делегация замшелых землевладельцев, устроили хвест. Так они, облезлые, нахваливали и нахваливали – но не князя, а отца его. Что, конечно же, не возбраняется. Потому Креститель – он Креститель и есть! А только mon roi ходил потом, как туча над землями готтскими. Уж как я старался, утешал да развлекал, а в один прекрасный день Ярослав вдруг говорит мне, как же так, Жискар! Отец мой только и сделал, что киевлян в речку загнал, да новгородцев потрепал, а церкви-то строил я, и просветителей приглашал я! И пошел, и пошел – все свои заслуги перечислил, а ведь заслуг этих на самом деле число огромное. Целый час перечислял. И каждую заслугу претворял словами, «Не я ли…». Я так скучал, как никогда в жизни.

– Благодарю тебя, Жискар, – сказал Гостемил. – Ты человек порядочный. Пожалуй, единственный такой в окружении князя.

– Меня ты не считаешь? – осведомился Хелье насмешливо.

– Ты не в окружении…

– Нет, я, наверное, в засаде.

Гостемил и Жискар засмеялись.

– Ничего, ничего, – Хелье поставил кружку на стол. – Астрар, будь другом, пододвинь кувшин.

Астрар недовольно подняла голову, подумала, пододвинула, и снова с хвоеволием вернулась к еде.

– Посмотрим, – сказал Хелье. – Если князь забыл, что такое честь, то напомнить ему не составит труда. Я, пожалуй, так и сделаю.

– Хелье, ты поспешен в суждениях…

– Жискар, не волнуйся. Я служу Ярославу, посему неприкосновенность его мне дорога так же, как тебе. А напомнить не мешает. О чести.

– Что ты собираешься делать?

– Что-нибудь да сделаю. Сперва, как советует Гостемил, мне следует с ним поговорить. – Хелье бросил взгляд на Ширин. – Елена, хочешь пойти со мной в детинец?

– Не смей, – вмешался Гостемил.

– Хочу, – сказала Ширин.

– Что – не смей? – удивился Хелье.

– Не смей ее вмешивать в это. Я попросил тебя, как друга. И теперь жалею. Но в любом случае, дочь мою не приплетай к этому. Нечего ей делать в детинце.

– Почему?

– Потому что это опасно.

– Отец, – сказала Ширин, – я ведь…

– Не перечь отцу! Воли твоей я не стесняю, делай что хочешь, но в детинец к олегову отродью соваться я тебе запрещаю. Я нарушил вековую традицию – пошел к киевскому князю с просьбой. Одного опозорившегося Моровича хватит! Тебя там только не хватало…

Ширин вспыхнула, но в то же время ей было приятно – отец считает ее равноправным представителем рода.

– Ладно, давайте покамест поедим, – предложил Хелье. – Астрар готовит хорошо, но скоро, кажется, сама все съест, что приготовила.

Гостемил хотел было вступиться за Астрар, но, бросив взгляд на нее, с удивлением обнаружил, что она хихикает. Оказывается, у нее наличествовало чувство юмора. А он и не знал.

– Моя тетка очень любит есть, – сообщила вдруг ни с того ни с сего Орвокки.

Астрар выронила кружку и захохотала, уперев локоть в стол и положив лоб на ладонь.

– А зимой ест больше, – добавила Орвокки, видимо по инерции.

Кружка и плошка полетели на пол, Астрар всплеснула руками и закрыла лицо ладонями. Плечи ее тряслись от хохота.

– А … – начала несмело Орвокки, но Астрар ее прервала.

– Подожди, а то я сейчас лопну…

Все, кроме Ширин, заулыбались, даже Орвокки.

– А что смешного? – спросила Ширин.

Мужчины засмеялись.

***

Шагая в ногу с Хелье по Улице Лотильщиков, освещенной закатным солнцем, Жискар говорил, —

– Гостемил зря сердится. Ярослав отходчив. Простит.

– Не выгораживай Ярослава. Что именно он простит Гостемилу? То, что он, Ярослав, опозорился, публично и напрасно оскорбив человека, пришедшего к нему с просьбой? В чем виноват Гостемил?

– Ты, Хелье, как всегда поспешен в суждениях.

– Оригинальное наблюдение.

– Ты хочешь, чтобы Свистун вышел на волю?

– Свистун мне не брат и не друг. Я его в глаза-то не видел. Судя по всему, неприятный тип. Я хочу, чтобы Гостемила не оскорбляли, когда он сам за себя постоять не может. У него без этих глупостей забот много. Дочка эта на голову ему свалилась, левая рука не двигается, холопа его убили. А наш христианнейший князь вдруг взревновал к славе.

– Князь – великий человек, Хелье. Слабости его нужно прощать.

– Велик только Бог, Жискар.

– И все-таки. Он уж не молод…

– Мы тоже не слишком молоды.

– Его можно понять.

– Слушай, Жискар, мы служим Ярославу, служим честно, отдаем ему наши силы, нашу находчивость, расторопность, если нужно, можем и жизнь отдать. Он волен от нас требовать всё это, поскольку он наш повелитель. А ежели он хочет сочувствия и понимания, то, прости, но для этого нужно быть больше, чем просто повелителем. Понимание следует заслужить, даже если ты кесарь.

– Да ладно, ладно, не сердись. Ты мне скажи, Хелье…

– Ну?

– Как там во Франции?

– Что именно тебя интересует?

– В общем, всё. Я давно не был…

– Грязища, дикость, и очень много спеси. Монарх правда, должен тебе сказать, мне понравился. Совершенно не спесивый. Ежели ton roi23 будет продолжать в этом же стиле, я перейду на службу к Анри Первому, листья шуршащие! Он тщеславен, разумеется, как все кесари, но никто не может обвинить его в напрасном оскорблении. Это не в его характере.

– Э … Нет?

– Нет. С женами ему не везет. С одной был помолвлен – умерла до замужества. Другую сватает, а она артачится. А сам он симпатичный. Государственные депеши подписывает крестиком.

– Тогда вот что, Хелье. Ты поговоришь с князем … только не дерзи ты ему ради всего святого на свете, он и так сейчас нервный!..

– Ага, как италийка перед соитием.

– Не язви. Поговоришь, и если ничего не выйдет, то … я буду тебя ждать … хмм … ну, скажем, в Земском Проулке, там где крог. Посидим в кроге до темна, а там подумаем, что нам делать со Свистуном.

– В смысле?

– Ну … Если князь тебе откажет, получится, что Гостемил не держит обещаний. А уж если сам Гостемил не держит обещаний, то какая ж цена всем людям благородного происхождения?

– То есть, нам с тобою, Жискар?

– Именно.

– Все только о себе. Хоть что-то в этом мире остается неизменным.

Глава тридцать четвертая. Литоралис

Большинство людей склонно к оседлости. Непоседы составляют лишь незначительную часть популяции. Люди оседлые, если уж приходится им путешествовать, предпочитают делать это комфортно, с частыми остановками, с доброй кормежкой в пути, и чтобы не очень трясло и качало, и проявляют недовольство, когда дорожные условия начинают вдруг разительно отличаться от домашних. Непоседам же, а из них как раз и получаются путешественники по призванию, все равно. Их не волнуют ни слякоть, ни сушь, ни холод, ни жара. Тряска и качка для них – дело привычное. Долгие интервалы между трапезами – даже лучше, пузу так легче привыкнуть к незнакомой пище. Ветер, дождь, снег, буря – все это им обыденно. Ночь в подвале, ночь в сарае, ночь под открытым небом – нормально.

Непоседы выбирают профессии, связанные с передвижением. Работорговля – да, конечно, доходное дело. Но связана с неудобствами – слишком медленно идут караваны, слишком часто нужно отвлекаться на мелочи, не имеющие отношения к собственно путешествию. Обычная торговля – как ни странно, барыши от нее небольшие, товару приходится возить много. Богатый шелк нужно купить, довезти, заплатить пошлину, продать. Вложишь двести дукатов, промыкаешься полгода, продашь – получишь пятьсот. Чистой прибыли – триста. В год – шесть сотен. Больше, чем имеет ремесленник, но не так чтобы очень намного.

Но есть в мире вид товара, или продукта … который радостно принимается в любом краю, на севере и на юге, в горах и долинах, в городах и в глуши, на реке и на взморье. Он совсем не тяжелый, этот товар, и не занимает много места. Любят его мужчины и женщины всех конфессий. Из-за этого товара не ведутся войны, разве что косвенным образом. Зато отдельного человека ради этого товара убивают запросто – дня не проходит. Камни сверкают, излучая соблазн великий. Профессии, связанные с этими камнями – редкие, потому что камней этих на свете мало. А купцов, перевозящих камни, совсем мало – по одному, по двое на большой город.