Польское Наследство - Владимир Романовский

– Заедем в крог? – предложил Гостемил.

– Какой еще крог. Видел бы ты себя теперь. Тебе еще по крайней мере неделю лежать надо, а если ходить, то только по дому и по двору, глупо улыбаясь. Надо бы тебе устроить спальню в первом уровне. Как ты с лестницы спустился?

Хелье вывел сани из детинца и, круто повернув, выскочил в Думный Проулок. Придерживая топтуна, он сделал еще один поворот – который в ночь битвы Гостемил проглядел – и, проехав какими-то закоулками, вскоре вырулил на Улицу Лотильщиков.

– Что ты делал у князя? – спросил он.

– Умозаключения.

– Не понял.

– У князя я делал умозаключения.

– Ага. И до чего ж ты там, у князя, доумозаключался?

– Пора мне из Киева уезжать.

Хелье внимательно на него посмотрел. Сани качнуло.

– Эй, ты, лошадь, не буйствуй! – крикнул Хелье. – Сволочь какая … Уезжать из Киева? Зачем? Тебе мое гостеприимство не всласть?

– Твое меня устраивает. С олеговым семенем у меня разногласия, только и всего.

– Ага.

– А в первый уровень ты хочешь меня переселить, чтобы я криков по ночам не слышал за стенкой?

– Каких криков? … О, листья шуршащие…

Гостемил хмыкнул.

– Отстань, – сказал Хелье. – Она хорошая. Глупая. И милая.

– Кто такая?

– Орвокки.

– Как?

– Зовут ее Орвокки.

– Чудь?

– Да. Она меня вытащила из пекла, когда на пристани загорелось … А загорелось потому, что Орвокки в жестянках дыры делала по моей просьбе.

– А откуда она там взялась, на пристани?

– Караванщик запоздалый товар привез. И знаешь, Гостемил, из всех рабов, которых я слезно упрашивал помочь, только две девки согласились. Остальные разбежались кто куда. Я их не виню. Именно благодаря походу нашего князя чудь оказалась в караване. Одна девка погибла. А Орвокки … В общем, когда она дырявила очередную жестянку, застряла у нее пика, так она обеими своими ноженьками чудскими упиралась, выдергивала пику – тут на нее было и навалились … да … А когда грохнуло, я лежал на спине, думал – всё, кауса финита эст, вдруг чувствую – тащат меня куда-то. Потом еще сражался зачем-то … впрочем … Потом мы тебя отволакивали домой. Я побежал за лекарем, он в подвале прятался на Улице Рыжей Травы, его там скоги обхаживали. Привел, вернулся на пристань. Черных к тому времени уже оттеснили, иду, смотрю – сидит она. Слякотно, холодно, потоп, а она сидит себе, привалилась к поваленному забору. Я подошел – как живешь, спрашиваю, сносно? А Орвокки – из нее слова не вытянешь. Сидит, дрожит всем телом, не от страха, а от холода. Подняться не может. И так мне обидно сделалось, Гостемил, не передать! Кругом ухари машут железом, орут чего-то, а девушка, обеспечившая светлейшему князю проход на пристань, сидит под ливнем, зубами стучит, и никому больше не нужна.

– Познакомишь? – спросил Гостемил, расчувствовавшись.

– Конечно.

– Хелье, друг мой, – сказал Гостемил. – Мне неудобно тебя просить, но, очевидно, это необходимо.

– Валяй. Случилось что-то?

– Да. Я обещал одному человеку … дал обещание. И не могу его сдержать. Поговори с … – Гостемил втянул воздух носом, сжал зубы. – Поговори с князем.

– О чем?

– Я обещал Свистуну, что…

– О! Ты Свистуна схватил и доставил князю, да? Я, когда мне сказали, не знал, верить ли ушам.

– Да, да, помолчи.

– Но ведь…

– Помолчи ты! Слушай. Я обещал ему, что в случае благоприятного исхода битвы, за помощь, оказанную им, он получит свободу.

Хелье завел сани в палисадник, остановил перед крыльцом, и повернулся к Гостемилу.

– И князь отказал, – сказал он.

– Да.

– Понятно, почему.

– Он издает законы, и он…

– Глупости, – сказал Хелье. – Князь просто ревнует. Его можно понять. Тем не менее … Вот только не знаю, нужно ли с ним говорить. По-моему, уговоры не помогут.

– Хелье, я…

– Не бойся, Гостемил. Ты похитил Свистуна прямо из Семидуба. Из узилища в детинце похитить его проще, а двери высаживать и охрану держать на почтительном расстоянии я тоже умею. Может, не так лихо, как ты, не в таком дилетантском упоении, но умею.

Гостемил засмеялся.

– Я не имею права тебя об этом просить, – сказал он. – Просто – поговори с князем.

– Нет смысла.

– Поговори. Прошу тебя.

– Ладно, поговорю.

В сенях их встретила Астрар, радостная, суетящаяся.

– Болярин, болярин, вернулся! Без шапки! Как я рада тебя видеть, болярин!

– Да, а где же телец? Вернувшихся полагается кормить тельцом, – заметил Гостемил. – Шапку я потерял в пути, и посох тоже. Прошу меня не пилить за это! Я ранен и страдаю.

Малую гостиную под руководством Хелье (и под насмешливым взглядом Гостемила) переоборудовали в подобие спальни, затащив туда ложе. Гостемил настаивал, что есть будет в столовой со всеми и просил ему не дерзить и не перечить, иначе он набьет всем морду.

Астрар носила плошки и кувшины из кухни в столовую, суетясь. Ширин, заспанная, со все еще подбитым глазом (синева и желтизна постепенно уходили, но вид у девушки был тот еще), не очень понимая, что это все болтают и шумят, села на скаммель и указала Астрар, что вообще-то для вина нужна другая кружка, а не та же, из которой воду пьют. Астрар, недолюбливающая Ширин, сказала – «Пойди да возьми сама, у меня не двадцать рук», и села во главе стола. Гостемил велел ей переместиться, поскольку во главе стола должен сидеть хозяин. Хозяин же, подумав, сказал, «Я сейчас», и через некоторое время привел за руку слегка упирающуюся Орвокки и усадил рядом с собой. Орвокки тут же потупила глаза, положила руки на колени и ссутулилась. Хелье что-то сказал ей на ухо, она испуганно на него посмотрела, но распрямила спину.

Совершенно белесая, безбровая, с круглыми глазами и большими губами, Орвокки украдкой оглядела каждого присутствующего в отдельности, и тихо сказала, —

– Здравствуйте, – вытягивая каждую гласную.

– Здравствуй, здравствуй, – ворчливо откликнулась Астрар.

Ширин пожала широким плечом.

А Гостемил, улыбаясь радушно, сказал, —

– Здравствуй, Орвокки.

Она испуганно на него посмотрела.

Хелье похвалил кулинарные способности Астрар, она покраснела и сказала, «Да ладно, чего уж там, хорла…»

Вошли возницы, увидели, что Астрар сидит со всеми за одним столом, и сунулись было присоединиться, но Гостемил посмотрел на них так странно, что они тут же ретировались.

– Ширин, если не хочешь есть, давай плошку сюда, мне больше останется, – заметила Астрар.

– Зови меня Елена, – ответила Ширин суровым голосом.

Астрар скривила губы.

– А скажи, Орвокки, тебе нравится киевский рассвет? – спросил Гостемил.

Она снова испуганно уставилась на него.

– Многие любят смотреть на рассвет с Горки, – продолжал Гостемил. – Но это слишком банально. С пристани тоже банально. А вот если от этого дома дойти до реки и повернуть не к пристани, а на север, и пройти пол-аржи, то есть там такой бугорок, симпатичный. И получаются красивые отсветы, а город по правую руку освещается, если небо чистое, эффектно, с плавными такими тенями на домах, и тени прозрачные.

Орвокки, очевидно не привыкшая к светским разговорам, смотрела завороженно на Гостемила.

– Что ж ты, Хелье, не показал девушке рассвет до сих пор, – пожурил друга Гостемил.

– А так, – Хелье сделал неопределенный жест. – Мне, знаешь ли, все эти красоты…

– Медведь ты шведский. Как был медведь, так и остался. Смоленск твой – та же Швеция.

– Он не медведь, – Орвокки неожиданно вступилась за Хелье, и густо покраснела.

– Это я в переносном смысле, – объяснил Гостемил.

В дверь постучали. Астрар пошла было открывать, но Хелье ее остановил.

– Сиди, сиди.

Астрар не возражала. Было очень вкусно.

Хелье распахнул входную дверь и даже отступил на шаг, так удивился.

– Жискар! Вот уж кого не … Здравствуй. Заходи.

– С твоего позволения, хозяин.

– Какое еще позволение! Заходи, шапку и сленгкаппу кидай на ховлебенк, мы тут хвестуем неурочно, присоединяйся.

Жискар прошел вслед за Хелье в столовую.

– Вот, кто не знает, – сказал Хелье, – знакомьтесь. Это Жискар, а это – Елена, дочь Гостемила, и Орвокки, и Астрар.

Жискар поклонился.

– Здравствуйте. Гостемил, я не по поручению князя.

– Рад это слышать.

– И даже, – сказал Жискар, садясь, – не для того, чтобы предупредить тебя о немилости…

– Какой еще немилости? – подозрительно спросил Хелье. – Гостемил! Что ты сказал князю?

– Подожди, Хелье. Ага, у вас тут и вино есть! – Жискар сам налил себе из кувшина, пригубил, сказал, – Превосходно! – и пригубил еще. – Я, собственно, пришел, чтобы попросить прощения за свою незавидную роль в этом деле. За поведение Ляшко. И за поведение князя. Пришел по собственному почину.

– Вот как, – Гостемил серьезно смотрел на Жискара.

– Да, представь себе, болярин. Не будь Ляшко незаменимым человеком, я бы давно его убил, честное слово. Князь к старости стал порою мелочен и ревнив, а Ляшко ему потакает. Так вот, лично я, болярин, прошу у тебя прощения за все, что сегодня произошло.