М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников - Максим Гиллельсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
убитых и раненых?» — «Что я чувствовал? Я чувствовал,
конечно, беспомощность, жажду под палящими лучами
солнца; но в полузабытьи мысли мои часто неслись
далеко от поля сражения, к той, ради которой я очутил
ся на Кавказе... Помнит ли она меня, чувствует ли,
в каком жалком положении очутился ее жених».
Лермонтов промолчал, но через несколько дней
встречает меня и говорит: «Благодарю вас за сюжет.
Хотите прочесть?» И он прочел мне свое известное
стихотворение:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана... и т. д. 2
— Вот для чего я затронул эту древнюю историю...
Мне суждено было, совершенно случайно, вдохновить
такого поэта, как Лермонтов... Это великая честь, и мне
думается, что вам приятно узнать происхождение этого
стихотворения; известно, что оно положено на музыку
и долго распевалось, а может быть, и теперь поется, как
прелестнейший, трогательный романс 3.
Рассказ маститого генерала Шульца, правдивого
воина, чуждого всякой хлестаковщины, хорошо за
печатлелся в моей памяти, и мне даже на одно мгнове
ние не приходило малейшее сомнение в истинности
этого сообщения.
H. И. ЛОРЕР
ИЗ «ЗАПИСОК ДЕКАБРИСТА»
В Ставрополе познакомился я с очень ученым, ум
ным и либеральным доктором Николаем Васильевичем
Мейером 1, находившимся при штабе Вельяминова... Он
был очень дружен с Лермонтовым, и тот целиком опи
сал его в своем «Герое нашего времени» под именем
Вернера, и так верно, что кто только знал Мейера, тот
сейчас и узнавал. Мейер был в полном смысле слова
умнейший и начитанный человек и, что более еще, хотя
медик, истинный христианин. Он знал многих из на
шего кружка и помогал некоторым и деньгами, и полез
ными советами. Он был друг декабристам.
* * *
В это же время в одно утро явился ко мне молодой
человек в сюртуке нашего Тенгинского полка, рекомен
довался поручиком Лермонтовым, переведенным из
лейб-гусарского полка. Он привез мне из Петербурга от
племянницы моей, Александры Осиповны Смирновой,
письмо и книжку «Imitation de Jesus Christ» 2 в пре
красном переплете. Я тогда еще ничего не знал про
Лермонтова, да и он в то время не печатал, кажется,
ничего замечательного, и «Герой нашего времени» и дру
гие его сочинения вышли позже 3. С первого шага на
шего знакомства Лермонтов мне не понравился. Я был
всегда счастлив нападать на людей симпатичных, теп
лых, умевших во всех фазисах своей жизни сохранить
благодатный пламень сердца, живое сочувствие ко всему
высокому, прекрасному, а говоря с Лермонтовым, он
показался мне холодным, желчным, раздражительным
и ненавистником человеческого рода вообще, и я должен
393
был показаться ему мягким добряком, ежели он заме
тил мое душевное спокойствие и забвение всех зол,
мною претерпенных от правительства. До сих пор не
могу дать себе отчета, почему мне с ним было как-то
неловко, и мы расстались вежливо, но холодно. Он ехал
в штаб полка, явиться начальству, и весною собирался
на воды в Пятигорск. Это второй раз, что он ссылается
на Кавказ: в первый за немножко вольные стихи, на
писанные им на смерть Пушкина Александра Сергее
вича, а теперь — говорят р а з н о , — но, кажется, за дуэль
(впрочем, не состоявшуюся) с сыном французского
посла в Петербурге, Барантом 4.
* * *
При захождении солнца я приехал в Пятигорск. За
несколько верст от городка вы чувствуете, что прибли
жаетесь к водам, потому что воздух пропитан серой.
Первою заботою моей было найти себе помещение по
уютнее и подешевле, и я вскоре нашел себе квартиру
по вкусу в так называемой «солдатской слободке» у от
ставного унтер-офицера, за пятьдесят рублей на весь
курс. Квартира моя состояла из двух чистеньких горе
нок и нравилась мне в особенности тем, что стояла у по
дошвы обрыва, а окнами выходила на обширную зеле
ную равнину, замыкавшуюся Эльборусом, который при
захождении солнца покрывается обыкновенно розовым
блеском.
Устроившись немного, я начал приискивать себе док
тора, чтобы, посоветовавшись с ним, начать пить какие-
нибудь воды. По рекомендации моего товарища вскоре
явился ко мне молодой человек, доктор, по имени Барк
лай-де-Толли. Я тогда же сказал моему эскулапу:
«Ежели вы такой же искусник воскрешать человечество,
каким был ваш однофамилец — уничтожать, то я позд
равляю вас и наперед твердо уверен, что вылечусь».
К сожалению, мой доктор себя не оправдал впослед
ствии, и вероятно, не поняв моей болезни, как бы
ощупью, беспрестанно заставлял меня пробовать разные
воды. Наконец опыты эти мне надоели, и я с ним про
стился.
На третий день моего пребывания в Пятигорске
я сделал несколько визитов. А вечером ко мне пришел
Александр 5 и артист Шведе, любовались видом и из
394
моих окон, положили его на полотно, а Шведе впослед
ствии снял с меня портрет масляными красками.
Мне сказали, что полковник Фрейтаг, командир Ку-
ринского полка, жестоко раненный в шею, привезен из
экспедиции и желает со мной видеться. Я поспешил ис
полнить его желание, и он объявил мне печальную весть
о том, что товарищ мой по Сибири, Лихарев, убит в по
следнем деле 6. После него остались некоторые бумаги
на разных языках и портрет красивой женщины превос
ходной работы, который Фрейтаг, зная мою дружбу
с покойным, хотел мне передать. Я узнал портрет жены
его, рисованный Изабе в Париже. Я посоветовал пол
ковнику отправить все эти драгоценности к родным по
койного и дал адрес.
Лихарев был один из замечательнейших людей
своего времени. Он был выпущен из школы колонново
жатых, основанной Муравьевым, в Генеральный штаб 7,
и при арестовании его, как члена общества, состоял при
графе Витте. Он отлично знал четыре языка и говорил
и писал на них одинаково свободно, так что мог занять
место первого секретаря при любом посольстве. Доб
рота души его была несравненна. Он всегда готов был
не только делиться, но, что <труднее>, отдавать свое по
следнее. К сожалению, он страстно любил карточную
игру и вообще рассеянную жизнь. В последнем деле,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});