Тшай планета приключений. - Джек Вэнс

«Такое возможно только на Тшае, — заметил Рейт. — Две расы уничтожают одна другую при первой возможности, но продолжают торговать — с великим отвращением».

Аначо недовольно хмыкнул: «Не вижу в этом ничего примечательного. Торговля взаимовыгодна. Инстинктивная ненависть удовлетворяется взаимным истреблением. Между двумя процессами нет ничего общего».

«Как насчет пнумекинов? Их тоже преследуют — дирдиры или дирдирмены?»

«Не в Сивише. Соблюдается перемирие. В других местах с ними тоже расправляются, хотя пнумекины попадаются редко и хорошо прячутся. В конце концов, пнумекинов вообще не так уж много. Чудной народ, самый загадочный на Тшае... Пора уходить, однако, пока мы не заинтересовали заводскую охрану».

«Поздно, — мрачно произнес Траз. — За нами уже следят».

«Кто?»

«Сзади, у дороги, стоят двое. На одном бурая куртка и черная шляпа с мягкими полями. Другой — в темно-синем плаще с капюшоном».

Чуть повернув голову, Аначо краем глаза посмотрел назад: «Это не охранники — по крайней мере не заводская охрана».

Трое друзей повернули обратно, к неразберихе грязных бетонных стен в центральной части города. Прохладный коричневатый свет Карины 4269 пробился через разрыв в затянувшей небо высокой дымке и ярко осветил двух неотвязных наблюдателей, уходивших по другой стороне улицы. Что-то в их бесшумной походке вызвало у Рейта внезапный приступ панического страха. «Кто они? Что им нужно?» — буркнул он.

«Не знаю, — Аначо бросил взгляд через плечо, но незнакомцы превратились в темные силуэты на фоне вечерней зари. — На дирдирменов они не похожи. Мы ездили к Вудиверу — возможно, за его связями следят. Не исключено, что это люди самого Вудивера. Или лазутчики банды грабителей — разнюхивают, прицениваются. В конце концов, могли заметить, что мы прибыли в дорогом аэромобиле. Могли узнать, что мы заплатили за хранение цехинов в сейфе... Хуже! Наши словесные портреты могли получить из Мауста и раздать агентам. Нас нетрудно опознать».

Рейт угрюмо сказал: «Так или иначе, придется разобраться. Обрати внимание: дальше по улице — заброшенный дом с проломом в стене».

«Подойдет».

Друзья обогнули осыпающийся бетонный контрфорс и, оказавшись за ним, быстро спрятались в проломе и стали ждать. Два шпиона пробежали мимо длинными беззвучными прыжками. Выскочив из прикрытия, Рейт схватил одного. Аначо и Траз задержали другого, но тут же, с громкими воплями, отпустили. На какое-то мгновение Рейт вдохнул странный едкий запах, напомнивший о скисшем молоке с примесью камфары. Вызвавший спазмы по всему телу удар электрическим током заставил его резко отшатнуться. Рейт крякнул с досадой. Незнакомцы пустились наутек.

«Я успел их разглядеть, — осторожно, тихо сказал Аначо. — Это пнумекины — или гжиндры. Кто-нибудь заметил — они были обуты? Пнумекины ходят босиком».

Рейт посмотрел вслед убегавшим шпионам, но те уже исчезли как по волшебству.

«Гжиндры — это еще кто?»

«Отверженные, изгнанные пнумекинами».

Друзья брели домой по сырым улицам Сивише.

Аначо нарушил молчание: «Могло быть и хуже».

«Какое дело до нас служителям пнуме? Что они хотят узнать?»

Траз пробормотал: «Пнуме следили за нами с тех пор, как мы бежали из Сеттры. А может быть и дольше».

«Пнуме думают странные думы, — напряженно сказал Аначо. — Их действия редко поддаются объяснению, в них живет дух самого Тшая».

12

Друзья сидели втроем за столиком уличного кафе у гостиницы «Древнее царство», потягивая мягкое вино и разглядывая спешивших мимо обитателей Сивише. «Музыка — ключ к пониманию духа нации», — думал Рейт. Этим утром, проходя мимо таверны, он впервые услышал музыку в Сивише. Оркестр состоял из четырех инструментов. Первый — бронзовый резонатор с мелкими шишковатыми выступами, покрытыми тугим пергаментом — издавал звуки, напоминавшие самые низкие, хриплые тона корнета. Второй — вертикальная деревянная труба сантиметров тридцать в диаметре, с двенадцатью струнами, натянутыми в двенадцати продольных пазах — позволял извлекать звонкие гнусавые арпеджио. Третий — ударная группа из сорока двух небольших барабанов — вносил в ансамбль сложный приглушенный ритм. Четвертый — нечто вроде деревянного рога с подвижной кулисой — блеял, хрюкал и производил чудесные визгливые глиссандо.

Репертуар оркестрантов показался Рейту нарочито упрощенным и даже туповатым — незатейливая мелодия многократно повторялась с несущественными вариациями. Несколько женщин и мужчин танцевали лицом к лицу, подбоченившись и аккуратно перепрыгивая с одной ноги на другую. «Банально!» — поставил диагноз Рейт. Тем не менее, по окончании каждого танца пары расходились с торжествующими лицами и возобновляли свои упражнения, как только оркестр начинал играть снова. Прошло несколько минут. Несмотря на монотонные повторы, Рейт начал подмечать в мелодии и ритме хитроумные закономерности почти неуловимых изменений. Так же, как и в случае прогорклого черного соуса, неизменно заливавшего местную пищу, чтобы переварить эту музыку, требовалось значительное усилие. Непосвященному не дано было ее ценить, посторонний неспособен был получать от нее удовольствие. Возможно, для исполнения еле слышных мордентов и синкоп требовалось искусство виртуоза; вероятно, жители Сивише наслаждались полунамеками и скоротечными приметами, зыбкими оттенками блеска, едва слышными модуляциями речи. Неудивительно — до города дирдиров было рукой подать.

Не менее точным показателем, отражающим умственные процессы народа, является его религия. Из бесед с Аначо Рейт знал, что у дирдиров никакой религии не было. Напротив, дирдирмены выработали развитую, тщательно продуманную теологию, основанную на мифе о сотворении человека и дирдира, вылупившихся из первородного яйца. Недолюди, населявшие Сивише, содержали дюжину различных храмов. Насколько Рейт понимал происходящее, местные ритуалы более или менее соответствовали повсеместному образцу — за самоуничижением следовало ходатайство о покровительстве и содействии (в том числе, нередко, о предсказании исхода ежедневных бегов). Приверженцы модных вероисповеданий руководствовались изощренными и хитроумными доктринами. Их славословия провозглашались на метафизическом жаргоне, достаточно расплывчатом и обтекаемом даже для утонченных ценителей неоднозначности, каких в Сивише было немало. Служители культов, рассчитанных на паству более прагматического темперамента, предельно упростили обряды — прихожанин мог осенить себя священным символом, бросить цехины в чашу жреца, принять благословение и сразу отправиться по своим делам.