Избранные труды. Норвежское общество - Арон Яковлевич Гуревич

Трандхейме210. Не значит ли это, что в усадьбе, которой владел бонд Бруси, в свое время (до христианизации) существовало капище, возможно, центральное для области Мэри? Ибо в языческие времена хёвдинги, несомненно (и мы убедились лишний раз в этом на основании данных по Трандхейму), руководили культовыми отправлениями.

«Сага об Олаве Святом» упоминает крупных бондов и в другом соседнем с Трандхеймом фюльке — Наумдале. Когда туда прибыл конунг, большинство могущественных людей и многие крупные бонды устроили для него пиры211. После этого Снорри повествует об одном из могучих бондов Гранкеле и его сыне Асмунде. Отмечу попутно неустойчивость терминологии, касающейся верхушки бондов, даже у одного автора. В только что приведенной цитате stôr bœndr не включаются в число ríkismenn, хотя и сопоставляются с ними. Несколько далее речь идет о многих магнатах (ríkismenn) и сыновьях могучих бондов (ríkra bónda synir), перешедших на сторону Кнута Датского212. Между тем в «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» Снорри пишет, что в походе Сигурда Крестоносца в Византию приняли участие «многие могущественные люди, как лендрманы, так и сильные бонды» (margir ríkismenn, bæôi lendir menn ok rikiг bœndr)213.

«Могучие бонды» Северо-Западной Норвегии в изображении Снорри — это богатые, родовитые люди, пользующиеся большим влиянием на остальное население и являющиеся его предводителями. Если судить о них по составу их богатства, по роли, которую они играли в отправлении религиозного культа и в общественной жизни в целом, выступая в качестве защитников старинных обычаев от посягательств со стороны короля, по их отношениям с простыми бондами, наконец, по их родственным связям между собой, — то они предстанут перед нами в качестве своего рода нобилитета. Однако Снорри, подчас приравнивая их к представителям родовой знати, обозначаемым им как хёвдинги, лендрманы, могущественные люди и т.д., вместе с тем исходит из мысли, что «могучие бонды» и аристократы составляли две разных категории населения. По-видимому, будучи близки по своему образу жизни и общественному положению к знати, «могучие бонды» Трандхейма все же не сливались с нею.

«Королевские саги» не позволяют установить происхождение этих людей и источники их видного положения в обществе: коренилось ли оно в отношениях еще не разложившегося патриархального уклада или же было результатом расслоения бондов в процессе формирования классового общества. Материал, сообщаемый Снорри и некоторыми другими авторами, дает основание склониться скорее к первой из этих альтернатив. Однако, памятуя о специфике «королевских саг», не будем спешить с выводами.

Обратимся к данным о «могучих бондах», относящимся к другим частям Норвегии. Немало сведений содержат саги о «сильных бондах» Восточной и Юго-Восточной Норвегии, Уппланда и Вика. В «Саге о Харальде Харфагре» рассказывается о наиболее могущественном бонде Вермланда Аки, богатейшем человеке (ríkastr bóndi á Vcrmalandi, stórauáigr), который якобы пригласил на пир в свою усадьбу одновременно конунгов Норвегии и Швеции, построил с этой целью новый пиршественный зал, роскошно принял знатных гостей и одарил их при расставании богатыми подарками. Снорри приписывает ему ответ на слова шведского конунга, что он — «его человек», т.е. подданный: «Ты напомнил мне, что я твой человек, но мне не хуже известно, что и ты — мой человек»214. Весь рассказ отнюдь не внушает доверия, но отраженное в нем представление о независимости крупных бондов, живших между Швецией и Норвегией и в лучшем случае считавших, что они связаны с конунгом взаимными обязательствами, а не односторонним подчинением, заслуживает внимания. В «Саге об Олаве Святом» мы читаем о могучих бондах Уппланда, созванных местными конунгами из всех фюльков для борьбы против Олава Харальдссона215. Благородный бонд (bóandi göfiigr) Брюньольв Верблюд из Ранрики, поддержавший конунга Олава, получил от него в награду усадьбу Vettaland и титул лендрмана. Об этом владении Снорри говорит, что то была большая усадьба216. Потомки Брю-ньольва также были лендрманами, игравшими значительную роль в событиях XI и XII вв., и продолжали владеть усадьбой Vettaland217. «Хей-мскрингла» содержит упоминание о могущественном бонде Оцуре с острова Hising (крайний юго-восток Вика, на границе со Швецией), который стоял во главе жителей острова, оказавших сопротивление конунгу Магнусу Эрлингссону218. Отец конунга ярл Эрлинг Кривой напал ночью на Оцура и сжег его в собственном его доме; при этом погибли 36 человек и сгорели три усадьбы. Бондам не оставалось ничего иного, как изъявить покорность конунгу219.

Для характеристики социальных отношений в Уппланде наиболее интересный и относительно достоверный материал содержит Morkinskinna; ее автор использовал местную традицию. Здесь рассказывается о том, как конунг Харальд Сигурдарсон после подавления восстания бондов220 поехал по пирам. Он посетил богатого бонда Ульва, который владел 14 или 15 усадьбами и оказал конунгу подобающий прием. Но визит к нему государя имел неожиданный исход. Харальд конфисковал все имущество Ульва и хотел лишить его самого прав свободного человека, ссылаясь на то, что якобы один из предков Ульва, будучи рабом, покушался на жизнь и власть предка Харальда. Лишь вмешательство родственников жены избавило Ульва от превращения в раба; конунг согласился оставить ему один из его дворов221. Версия о рабском происхождении Ульва, выдвинутая конунгом, вряд ли заслуживает доверия: я склонен видеть в этом рассказе проявление политики репрессий и конфискаций, проводимой Харальдом против непокорного населения Уп-планда. Несомненно лишь, что перед нами — незнатный человек, тем не менее имевший в собственности значительное земельное владение. В тогдашних условиях обладатель полутора десятков дворов считался крупным землевладельцем.

О другом богатом бонде из Уппланда, Транде, автор Morkinskinna рассказывает, что он пригласил к себе на пир конунга Магнуса Доброго. Но к Транду плохо относился конунг Харальд Сигурдарсон (дядя Магнуса). Завидев неподалеку от своей усадьбы войско, Транд вообразил. что это конунг Харальд, и созвал бондов со всей округи, «и все были готовы помочь ему, ибо он дружил с бондами, и собралось большое хорошо вооруженное войско». Оказалось, что то был конунг Магнус, и Транд поспешил его достойно принять. Транд, по-видимому, обладал значительным земельным владением; сообщается о его работниках, трудившихся в поле одновременно в нескольких местах222.

Как можно убедиться, «могучие бонды», упоминаемые в Morkinskinna, обладают некоторыми иными чертами, нежели «могучие бонды», фигурирующие в Heimskringla или Fagrskinna. У Снорри, как уже отмечалось, это — родовитые люди, высокое общественное положение и влияние которых, вероятно, уходят корнями в отдаленные времена. Между тем, в Morkinskinna под именем «могучих бондов» выступают зажиточные земельные собственники, обладатели нескольких, а то и многих усадеб, отнюдь не отличающиеся родовитостью (даже не придавая значения словам конунга Харальда о происхождении Ульва от раба, придется