Печать мастера - Тайга Ри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь уже!
– Ла – ла – ла… ла – ла – ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь! – Коста подпрыгнул, пытаясь ухватить за рукав, почувствовав порыв ветра рядом, но Пятерка каким то образом увернулся.
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла… Я перестану, если ты расскажешь, почему не Семнадцатый? Чем он не подходит?
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Иначе я так и буду продолжать… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
Коста сдался мгновений через пять. Медленно и хрипло, подбирая слова, рассказал, почему Семнадцатый не достоин доверия, и, ещё не закончил, когда его прервал звонкий хохот.
– Хахахаха… Фух… ххаххаха… это все причины?
Коста кивнул в темноте, забыв, что собеседник его не видит, но Пятый понял.
– Я не знаю, почему наш учитель взял тебя курировать, Сейши всегда особо выделял умных… а ты тупо-о-о-ой… – протянул Пятый назидательно. – Такой тупой, что ащщщ…
– То есть, ты решил, что он не достоин быть в тройке и не достоин доверия, потому что кто-то рылся в твоих вещах…
– И он отдал рисунок.
– И потому что на твоих картинках он выглядит так, как способный на воровство… Фыр-р-р…
Пятый хмыкнул обидно, и громко.
– Рисунок. Это было утром четыре дня назад? На той декаде?
Коста кивнул, потом, вспомнив, что его не видят, угукнул.
– Утро, утро, утро… накануне вечером давали слоеные пирожки с медом? – Пятый потеребил мочку уха, задел Косту и отодвинулся подальше.
– Угу.
– Я тогда спал на крыше, тем утром, – рядом воодушевленно хлопнули в ладоши, – и все видел! Рисунок забрали! Этот тупой идиот нес его открыто. Девятый, восьмой, десятый, и по-моему пятнадцатый.
Коста прищурился.
– Когда я спрашивал его, зачем он отдал рисунок, Семнадцатый промолчал.
– Он может тупой, но гордый! Единственное, что у него выходит – сила, и что он должен сказать, что его прижали вчетвером? Да он не признается в том, что слаб, даже если от этого будет зависеть его жизнь, скорее сдохнет. С этим решили, а вход в дом… если бы ты учился здесь…
– …десять зим… – передразнил Коста.
– …ты бы знал, что вход открывают не только личные печати. Печати Наставников, помощников и некоторых слуг тоже имеют доступ. Вот столько человек – пятый растопырил пальцы на обеих руках и потыкал Косте в плечо – раз, два, три раза. – Так что ты идиот и ещё тупее Семнадцатого! Кажется, я сделал неверную ставку…
– То, что доступ есть у многих, не говорит, что это не…
– Это я рылся в твоих вещах, – перебил Пятерка буднично, и совершенно спокойно. – Поклялся бы силой, но…
Дзинь-дзинь – браслеты-блокираторы стукнулись друг о друга.
Коста отодвинулся в темноте, потом отодвинулся ещё, и, наконец встал, заходив от стены до стены.
– Но… зачем? – Наконец выдал он хрипло.
– Как зачем? – Коста не видел, но готов был поставить, что Пятый закатил глаза. – Ну-у-у-у… ты ту-у-упо-о-ой… должен же я знать, с кем обедаю. Рисунки кстати ничего, не зря тебя хвалят Наставники, мне особенно понравилось, как ты изобразил Третьего… Так что – вопрос – решен? Берем Семнадцатого, и в тройку!
Коста не ответил – добрался в темноте до столика, нащупал второй, оставшийся целым кувшин, и безрезультатно потряс – пусто, пара маленьких капель скатилась вниз.
– Эй, ты слышал, что я сказал? Эй? Так как насчет Семнадцатого?
Коста не ответил – прошел обратно на голос, выдернул из под задницы Пятого последнюю свернутую циновку и постелил в другой части карцера.
– Хей… так и будешь молчать?
Коста не ответил, улегся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Ему нужно было подумать.
– Хей, я к тебе обращаюсь!
Если все так, как говорит Пятый, то он не прав и обвинил соседа зря. Если он не прав – все просто. Он исправит ошибку, признав свою вину.
* * *
Октагон, остров знаний, карцер номер три
Раннее утро
– Выходите…
– Почему это? Я отказываюсь, – заныл Пятый, осторожно теребя Косту за плечо – тот встряхнулся, закрывая глаза ладонью от яркого света. – Нас закрыли на два дня! Тут можно хорошо спать, никто не тревожит, и не нужно учиться…
– Выходите, я сказал, Наставники сократили вам срок наказания…
После башни, им пришлось посидеть мгновений десять, чтобы привыкнуть – идти они не могли. Просто сели на траву, прислонившись к теплым влажным камням, ошеломленные лавиной обрушившихся на них ощущений – соленый ветер, горячие лучи светила, влажная мягкая трава, запахи, от которых кружилась голова.
– И почему эти идиоты не любят бывать в карцере, – бубнил рядом Пятый, блаженно прикрыв глаза, почти мурлыча от удовольствия. – О-о-о… Великий… как же хорошо… как же… хо-ро-шо… понять, что мир прекрасен и стоит того, чтобы жить можно только после этого каменного мешка… и каждый раз, как в первый… только не выспался, – зевнул он протяжно.
* * *
Пятый бубнил всю дорогу, Коста сонно тер глаза – утренний горн ещё не трубил, и остров спал… домики спали, корпуса… только в хозяйственной части рядом со столовой, из печной трубы поднималась тоненькая струйка сизого дыма.
– Есть хочется, – широко зевнул Пятый. – В следующий раз вместо карцера пусть отправят отрабатывать в кухню… только идиоты считают место, где столько еды наказанием…
Коста молчал и щурился – глаза до сих пор слезились от яркого света. На тропинке, которая вилась по холму, на развилке, Коста поймал Пятого за рукав, когда тот вприпрыжку развернулся на дорожку к столовой.
– Мы договорились?
Пятый торопливо закивал в ответ, дернул рукав, но Коста держал крепко.
– Не слышу.
– Да, договорились! Ещё ночью, видит Великий, я не думал, что ты будешь так расстроен, – Пятерка округлил глаза, улыбнулся – самой невинной из своего арсенала улыбок и захлопал ресницами.
– Никогда. Больше. Не. Трогать. Мои вещи и м-м-м-о-о-и-и-и…ки-и…
– Кисти! – Пятый выдернул рукав и расправил помятую рубашку. – Не трогать твои вещи, твои кисти, твои пергамент, твои сухари, твои тумбочки, твои тапочки, ничего не трогать! Я понял, понял… только не заикайся!
– С-с-спр-р-ро-с-с-и, и…
– Спроси и ты покажешь!
– …и я покажу сам. И отвечу.
– Да понял я, понял! Во имя Великого хватит уже! – тараторил Пятый, оглядываясь на корпус, где из трубы столовой вверх полз серый дымок.
– Ни-и-икогда больше. Иначе наша связка закончиться в тот же момент…
– Да понял я, понял! Понял! – широко улыбнулся Пятый и вприпрыжку поскакал в столовую.
* * *
Через мгновение Пятерка перешел на шаг, а потом совсем остановился, оглядываясь – улыбка с лица
