Печать мастера - Тайга Ри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы рядом был менталист, то он рассказал бы, что щиты так редко ставят «не-носителям» дара, потому что защита может поглотить и потеряться в собственных ловушках – просто. И тогда твой разум окажется в клетке, из которой никто не сможет вытащить. И что ментальная кома превращает тело в овощ.
И, если бы здесь был Рис, то он просто пожал бы плечами – «да, опасность есть, но если реципиент выживет, это окупит всё, и пройдоха Хо сам знал о рисках».
Четыреста зим назад Косту лишили бы щита в связи с нестабильностью родового дара и, собрав тройку – просто снесли бы из головы и хлипкую конструкцию, и воспоминания о том, как нужно это делать. Но… рядом никого не было.
И поэтому Коста создавал монстров.
Перенося из реальности всё, что чудилось ему за спиной – звуки, запахи – и бережно складировал в «катакомбы». Наполняя свой разум страхами, которые бережно запирал по уровням – ярус за ярусом, пока ему не пришла в голову гениальная идея.
Мастер Хо говорил, что важно и нужно строить щит, чтобы спрятать воспоминания, чтобы никто, проникнув в его сознание, не смог бы найти ничего «лишнего».
Но, если кто-то, как Рис или помощники Кайра, могут взломать его мозги, значит, они проникнут внутрь. Если проникнут – значит, нарушители. Если нарушители – значит, нужен карцер. Ведь нарушители – должны сидеть в карцере.
Значит – ему нужен карцер. Совершенная ловушка из всех, которую он мог бы воссоздать. Камень за камнем, камень за камнем, в его воображении появилась тонкая кисть, рисующая штрихи в воздухе…
И, воодушевленный занятием, которое отвлекало бы его от звенящей тьмы вокруг, Коста начал строить карцер в своей голове – камень за камнем. Рисуя, набрасывал, представляя, как ведет кистью – круглую комнату, где нет входа и нет выхода, ключи от которой есть только у него, комнату, погруженную в абсолютную темноту, комнату, наполненную бесконечным черным безмолвием.
Создавая совершенную тюрьму для каждого, кто решит, что он – Коста, слаб и не сможет ответить.
* * *
Октагон, сигнальная башня, карцер
Поздний вечер
Замок щелкнул, когда Коста почти закончил возводить стены личной тюрьмы до половины. Дверь распахнулась, от света из коридора Коста на миг ослеп, а потом дверь захлопнулась.
– Хэй… как ты тут? – голос Пятого звучал непривычно настороженно и тихо. – Шестнадцатый… Хэй… ты в себе? Ты жив?
Звука шагов слышно не было – «Пятерка» замер у входа, и Коста пошевелился, разминая затекшие плечи, открыл рот, но не раздалось ни звука, откашлялся, и очень сипло и тихо откликнулся:
– Жив… сколько… времени прошло…
– Вечер, поздний вечер, ужин давно прошел, – заметно повеселел Пятый и тихо зашоркал к Косте. Пристроился рядом, на ощупь определив края циновки, и пихнул его плечом, – подвинься… Я то думал он первый раз, а ты уже был в карцере…
– Первый, – хрипло и почти беззвучно просипел Коста. Рядом фыркнули.
– Не хочешь говорить – молчи, но в первый раз всех выносят отсюда…и через день мало кто соображает связно…
Пятый зашуршал, и запахло специями и выпечкой.
– На, жуй. Для тебя тащил… цени… на что я пошел… баллы снимут…
Есть Коста не хотел, но отщипнул и положил в рот кусочек, катая на языке, пытаясь впитать и почувствовать вкус, полностью сосредоточившись на ощущениях – сладко, мягко, кисло, воздушно.
– Обычно за один день карцера все туууу… а тебе два дали… так ты расскажешь, где уже сидел в карцере?
– Что ты здесь делаешь.
Пожатие плеч рядом Коста почувствовал, а не увидел.
– Делю груз на двоих, – чавкнул Пятый – он вытащил булку у Косты из рук и жевал. – Считай это согласием на твое предложение – будет двойка, так и быть… но нам нужен третий, из всех кандидатур, предлагаю Семнадцатого, он подходит нам лучше всех. Выйдем отсюда, подадим прошение наставникам, нас закрепят и…
– Нет, – откликнулся Коста хрипло, но твердо.
– Ну, почему нет, во имя Великого? – циновка рядом подпрыгнула.
– Нет и все. Согласен на другие варианты.
– Варианты? Другие варианты? – Голос Пятого вился под потолок и почти оглушил после долгих мгновений тишины. – Можно подумать у него есть выбор, можно подумать он не на последнем месте…
– …на предпоследнем…
– …в рейтинге, а на первых строчках и может выбирать… варианты… варианты может и есть, но не для тебя! Точнее это ты – не вариант, – закончил Пятый возмущенно. – Видит Великий, это невероятно. Единственный, кто нам подходит это Семнадцатый… Да я тебе одолжение сделал… во-о-о-т такое! Что вообще согласился!
– Нет.
– Да ты знаешь, сколько вас было таких?! – колыхнулась тьма рядом.
– Сколько.
Пятый не ответил, затеребив жетон – металл дзынькнул, ударившись о браслеты на запястьях, и Коста понял, что ответа не будет. Как и на все вопросы, на которые не хотел отвечать, Пятый всегда замолкал, схватившись за личный номер.
– Но почему не Семнадцатый? – снова начал сосед, после долгих мгновений молчание во тьме, когда тишина стала настолько невыносимой, что почти зазвенело в ушах.
– Нет и всё.
– Он нам подходит! Потому что он тоже не начинал обучение сначала, он так и не стал своим, он чужой, как и мы… и он приютский… из приюта Арров на побережье и всегда будет вторым сортом и никакая сила, никакой круг не заставит кого-то считать его равным…
– Даже тебя? – хрипло уточнил Коста.
– Меня, – Пятый поперхнулся.
– Вы не общаетесь, спорите, хотя оба занимаетесь у Шрама, иначе у вас уже была бы сработанная двойка… Но двойки нет. За последние пару дней вы, – Коста пошевелил пальцами, загнув три, – вы спорили трижды, но сейчас ты – в карцере, и ты предлагаешь Семнадцатого?
– Это долгая история, – после короткого молчания отозвался Пятый.
* * *
Пятый достал его через… сколько времени прошло, Коста не знал, но тут умудрился, сильно фальшивя, напеть несколько песен, разбавляя тишину, прочитать несколько гимнов Великого и молитв, а также вылакать всю последнюю воду из кувшина, который разбил, поставив мимо стола, и теперь глиняные черепки хрустели под ногами.
– Ла-ла…ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Ты можешь сесть? – процедил Коста – голова разболелась снова. – И не ходить туда-сюда, туда-сюда…
– Ты все равно меня не видишь… – Ла-ла-ла… ла-ла-ла…
«Хрусь, хрусь, хрусь».
– Сядь. Успокойся…
– Ты меня не видишь, не видишь, не