Голоса выжженных земель - Андрей Гребенщиков

Больше никаких записей! Дневник сводит его с ума, лишает настоящего, дающего отдохновение сна, расщепляет реальность на части… Он больше не выдержит. Один раз, когда ему привиделось убийство Мечтателя, – случайность, два – сегодняшнее зрелище – совпадение, но третьего раза, зовущегося закономерностью, разуму уже не пережить, не найти аргументов, способных объяснить творящееся безумие.

Он вышел из магазина. В редкие минуты, подобные этой, Ник жалел, что не курит. «Палочка со смертью» кроме самой смерти способна дарить напряженным мозгам краткосрочный отдых, пока несчастные легкие давятся отравленным дымом. Вот и сейчас он с удовольствием бы затянулся, прочистил голову от всего лишнего. Такой на зависть легкий и доступный способ расслабиться…

Взгляд Ника упал на одинокую фигуру, медленно бредущую по балкону над платформой. Похоже, любитель поздних прогулок совершал ночной променад по опустевшей станции. Не спится же людям! Юноша уселся на «завалинку» рядом с дремлющим охранником. Тот довольно успешно имитировал бодрствование, только полузакрытые, стеклянные глаза совершенно не отражали окружающей действительности. Ник помахал перед дозорным рукой – нет реакции, щелкнул пальцами прямо над ухом – то же самое. Пришлось приглядываться, дышит ли вертухай, но грудь его мерно вздымалась, значит, солдат в полном здравии, коротает время до утренней пересменки. Можно служивого понять, нудное это занятие – целую ночь сидеть на лавочке и высматривать в станционной пустоте врагов. Уж лучше посмотреть свежие сны.

Никита отогнал от себя не вполне взрослую и совсем уж неадекватную мысль – истошно заорать в ухо нарушителю устава, желательно так, чтобы дело закончилось посрамленными от испуга штанами. Однако не стоило из-за сомнительной хохмы обострять и без того непростые отношения с дозорными. Пусть лучше спит, чем копит злость.

Ночной «гуляка» тем временем подошел к магазину и вблизи превратился из безликого силуэта в миловидную девушку.

– Здравствуй, Никита, – стесняясь и бледнея, она поприветствовала его.

– Привет, прекрасная незнакомка.

Девушка вспыхнула, бледность на щеках сменилась румянцем.

– Я – Лена, – в голосе обида, похоже, он должен был ее узнать. Но на губах улыбка, значит, комплимент сгладил неловкость.

– Привет, прекрасная незнакомка Лена.

Улыбка стала шире, больше никаких обид и смущения.

– Ты уже знаешь мое имя, какая теперь из меня незнакомка?

– Все та же – прекрасная.

Смех. Чистый и беззаботный. Стеклянный колокольчик…

– Почему ты редко выходишь из магазина? Я часто гуляю, но тебя никогда не могу застать здесь.

– Я – старый и мудрый затворник, мирская тщета чужда мне.

Снова смех, но не колокольчик, что-то более заливистое и нежное:

– И скоро закончится твой домашний арест, о старый и мудрый затворник?

– А что, все в курсе о моем… хмм… временном заточении?

– Конечно. Старшие девчонки дни считают, ждут возвращения твоих пятничных вечеринок, – улыбка на ее устах завяла, но внимание Ника уже сфокусировалось на другом.

– Старшие девчонки? А ты, выходит, младшая?

– Выходит, – она виновато кивнула.

– И сколько тебе?

– Шестнадцать! – врать Лена не умела, румянец на щеках обрел прежнюю бледность. – Будет! Скоро… В следующем году, – с каждым словом ее голос звучал все тише.

Перспектива более приятного и естественного способа расслабиться – в сравнении с курением – летела на всех парах под откос. Никита враз помрачнел и заскучал.

– Что ж ты – такая маленькая, а по ночам гуляешь, да еще и в одиночку?

– Я не маленькая! – новые интонации, уж не злость ли? – И не одна, с тобой стою, разговариваю.

– Не серчай, Ленка, – Нику вдруг стало неудобно за собственную бестактность. – Подрастешь… в смысле, достигнешь полагающегося по закону возраста – заходи в гости.

– Спасибо, – голос немного смягчился. – По тебе все мои подружки сохнут…

Упрек? Но разве он в чем-то виноват?

– Из-за вечеринок? Или потому что богатый? – вопрос вырвался сам собой, юноша тут же обругал себя за несдержанность и глупость.

– Потому что умный и красивый, а еще благородный. Совсем не похож на других… «Особенный». Так подруги говорят. – Лена хоть и попыталась «прикрыться» подругами, но все равно смутилась отчаянно.

– Благородный? – Ник удивленно хмыкнул. – Благородный…

Трусливый он – диктофона крошечного до дрожи в коленках боится. Часто – беспомощный, а еще – непроходимо тупой. Учиться всему только-только начинает… Впрочем, маленькой восторженной девочке знать этого не положено. Пусть идеализирует, возраст такой.

– Лен, мне пора, работа ждет.

– Конечно. До свидания, Никита. Я приду.

– Что?

– На вечеринку… Когда можно будет.

Она развернулась и неспешно двинулась по балкону в обратную сторону. Никита смотрел ей вслед, и на сердце его отчего-то стало тоскливо. Может, потому что прежних веселых и разгульных вечеринок больше никогда не будет? Или не будет его самого?..

Володя выглядел еще ужаснее, чем в свой прошлый визит. Опрятная одежда и аккуратная прическа положения не спасали, глубоко запавшие в череп глаза производили тягостное впечатление.

– Что с тобой?

– Бессонница замучила. Думал, избавился от нее, ан нет, снова, сука такая, привязалась. Как сам?

– Эту ночь тоже не спал.

– Погано. Сочувствую.

– Не из-за бессонницы. Я дневник дослушал до конца.

– Я в тебе и не сомневался, – Володя тяжело опустился на стул. Провел рукой по лицу, массируя веки. – Мне еще есть кого спасать? – Вопрос дался ему не сразу, мешало не поддающееся контролю волнение.

– Не тебе, нам. Я с тобой иду.

– Хорошо, я очень рад… – голос Володи звучал глухо, казалось, он из последних сил борется с усталостью. – Многое надо обсудить. Только сначала закончим с этим.

Он вытащил из-за пазухи небольшой мешочек из темной материи, положил его на стол и аккуратно подвинул Нику. «Смотри».

Никита опасливо развязал мешочек, заглянул внутрь. Не разобравшись с содержимым, вытряхнул непонятную железку на стол. Крошечная, чуть ли не игрушечная оправа от очков, с единственной целой линзой.

– Что это? – вопрос еще не был произнесен до конца, когда правильный ответ возник в мозгу. И Володя это заметил.

– Заказ выполнен. Твой дядя отомщен.

Никита покрутил очки убитого карлика в руках, пытаясь понять собственные эмоции. Но эмоций не было. Никаких. Ни радости, ни торжества – ничего. Пустота…

Тогда он бросил оправу на пол и каблуком ботинка ударил по хрупкому предмету. Линза треснула со стеклянным хрустом, дужки изгибались под ногой в разные стороны, но никак не желали ломаться.

– Спасибо, работа принята.

– Вижу, что разочарован, – Володя сокрушенно помотал головой. – Не думай, дело не в том, что месть осуществлена чужими руками… Чужие, свои, разницы никакой… Уж мне поверь, месть не доставляет облегчения. Она и не должна доставлять. Молодец, что не радуешься смерти подонка. Нет в смерти никакой радости, если только ты не полный отморозок. А ты – не отморозок. Но кое-что со временем обязательно почувствуешь – не сразу, не завтра, но ощущение придет. Обещаю.

– Спасибо, Володя. Не твоя вина, что легче мне не стало.

– Легче не станет уже никогда…

Глава 16

Праздник общей беды

– Ворота открылись ровно через четыре года с момента Катастрофы.

– Я так и знал! – несмотря на одолевающую его усталость, Володя вскочил с места. – Я так и знал!

– Как знал, что знал? – реакция гостя потрясла Ника: он столько бился, чтобы вытащить эти сведения из дневника, а заказчик, оказывается, все знал!

– Не грейся, юнга, никто твой труд не принижает. Я знал, но не был уверен. Нужно было точное подтверждение, и ты все подтвердил, за что тебе честь и хвала, а также причитающийся гонорар!

– Володя, я ни хрена не понимаю, давай по порядку? – Никита насупился. Еще бы, столько сил вгрохать и лишь «подтвердить», но не стать «первооткрывателем»!

Володя вернулся на место, нетерпеливо застучал пальцами по ́ столу:

– Кое-что я уже рассказывал в тот раз, когда ты соизволил накачаться до поросячьего визга. Но, по ходу, придется все повторять?

Юноша скромно кивнул, отгоняя позорные воспоминания.

– Ох, малой, есть рассеянный склероз, а есть пьяный… Хорошо, поехали по второму разу.

Я работал в компании, которую возглавляли Мечтатель, отец Эль, ну и Денис подвязывался в то время к руководству. Шустрый был пацанчик – из «золотой» молодежи, но не дебил и не бездельник, ухватистый, фишку, что называется, рубил. Вы с ним чем-то похожи, кстати, только его не жизнь заставила вертеться, а сам он на месте не любил сидеть, обожал движуху, чтобы кровь не застаивалась.