Блистательные годы. Гран-Канария - Арчибальд Джозеф Кронин

Харви сел на скамейку. Что же, по крайней мере, теперь он мог спокойно сидеть. В ту бурную ночь (прошло несколько дней или, может быть, лет?), когда Сьюзен покинула его, чтобы добраться до дома Роджерса, он был не способен даже на это. Нет! Некая сила подбрасывала его, в груди бурлило мучительное беспокойство, заставлявшее его мерить шагами опустевшую комнату, в то время как по небу прокатывался гром и насекомые суетливо сновали по сухим доскам.

Как мог он усидеть неподвижно?! Мысли разбегались, разум корчился и изгибался, как кедры под ураганом. Он не мог оставаться в доме. Не мог дожидаться возвращения Коркорана. Не мог поговорить с маркизой. Как в тумане, спустился в холл, пересек сад и вышел на тропу, ведущую в горы. Он сам не сознавал, куда идет. На фоне темнеющего неба смутно вырисовывался Пик, казалось, молчаливо призывая к себе. У Харви возникло странное чувство, что подъем на эту устремленную в небо вершину принесет ему покой – о, неизмеримый, вековечный покой. Там, высоко над мелкой землей и крохотным берегом моря, окруженный облаками и редкими всеведущими ветрами, он приникнет к ступеньке лестницы на небеса и навсегда убаюкает себя в величественной безмятежности. Пока он поднимался, не отрывая взгляда от великолепного гребня, его посетил проблеск откровения. Видение, которое невозможно пересказать словами.

Он поднимался выше и выше. Сойдя с вьючной тропы, по которой брел. Не обращая никакого внимания на дождь. Убеждаясь все больше, что он должен, должен достичь этой отдаленной вершины. Голые склоны, покрытые известковыми слепками растений и ядовитыми кустами. Он миновал их все. Почва цвета выгоревшей охры, овраги, засыпанные нанесенным песком. На уступах скалы росли чахлые виноградные лозы и дикие смоковницы – перепутавшиеся, неразделимые, как мысли в его голове. Следом – террасы, уровень за уровнем, засыпанные раскрошенной пемзой. Он пробивался, как безумный, к Пику, дальше и дальше. Опускалась темнота, дождь и ветер усиливались, гром обрушивался на холмы. Спотыкаясь, Харви шел вперед по тропе между горками вулканического пепла, навевающими чувство опустошенности. А потом он добрался до пещер. Они уходили глубоко в скалу, вход в каждую обозначался островками, усаженными кукурузой, которая выросла на вулканическом пепле.

Лай собак… лица, выглядывающие из этих крохотных нор в скале. Лица, смотревшие на него. Обитатели пещер. К нему рванулись неотчетливые фигуры – низкорослые, хилые люди, – окружили его, что-то крича на непонятном языке. Они помешали путнику идти дальше. Тараторя, показывая руками на небо, затолкали его в безопасную пещеру.

Пещеры Эль-Тельде – теплые, сухие, тускло освещенные красными угольками. Там Харви пролежал всю ночь, пока вокруг Пика бесновалась буря.

Он мог бы уйти на следующее утро. Но остался. Разум его немного успокоился, тело смирилось со странным изнеможением. Они были дружелюбны, эти маленькие люди, навязавшие ему свое незатейливое гостеприимство. Они дали ему еду – gofio – кашу из кукурузы, которую вырастили сами. Когда взошло солнце, дети выбрались из пещер и запрыгали по камням. Почти голые, крохотные и пугливые, как белки. Сидя на разогретом солнцем уступе, Харви наблюдал, как они играют. Преодолев первоначальную недоверчивость, они катались и кувыркались у его ног, взбирались ему на колени. Странный опыт. И так недалеко от гребня Пика… Не улыбаясь, но и не отталкивая их цепляющиеся ручонки, он позволил голым малышам играть с ним.

День и ночь. Каждую ночь он говорил себе: «Завтра я уйду». Но оставался. Зачем ему уходить? Куда он мог податься? Лучше, гораздо лучше отсидеться среди скал. В нем теперь никто не нуждался, никто его не ждал. Скоро Мэри увезут из Санта-Круса, как увезли из Лос-Сиснеса. Он спустится в город только после ее отъезда.

Сегодня… да, сегодня. Он тихо вздохнул, осознав, что сидит на скамейке в Санта-Крусе, один. И ни единого судна в ближайшие десять дней.

Над его головой раскачивались листья пальмы. Брызгала вода в фонтане. Маленькие серебристые рыбки плавали в мраморной чаше у ног Харви. Время от времени он ловил на себе взгляды прохожих. Мимо проковылял старик – грязный, запущенный, – прося подаяния, торгуя лотерейными билетами. По Лейту он мазнул презрительным взглядом, не потрудившись даже предложить билет. Странно, но это доставило Харви некоторое удовлетворение – обнаружить, что он не удостаивается чужого внимания, остается неузнаваемым.

И тут на скамейку упала тень, покачнулась, приблизилась. Раздался вскрик, кто-то хлопнул Харви по плечу. Вздрогнув, он поднял глаза. Это был Коркоран.

Да, Коркоран – сдвинутая на затылок шляпа, расставленные ноги, развязный вид, непобедимая ухмылка. Но уголки губ подозрительно подергивались. А последовавший смешок до странного напоминал всхлип.

– Это ты… – произнес он дрогнувшим голосом. – В самом деле ты. А я-то ищу тебя повсюду вот уже который день… Едва узнал. Я думал, ты… – Его улыбка угасла. Он осекся, едва не плача. – Чесслово, дружище, – продолжил он, запинаясь, – я ужасно рад тебя видеть.

Наступила тишина. Джимми громко высморкался. Постепенно улыбка вернулась, переросла во всегдашний жизнерадостный смех. Он снова стал самим собой. На мгновение Харви показалось, что приятель сейчас навалится на него и обнимет при всем честном народе.

– Это в самом деле ты, – повторил Джимми, потирая руки. – Ты и никто другой. Ради всего святого, где тебя носило? Ты что, вздумал меня уморить? Я был напуган до полусмерти.

– Ты мог бы догадаться, что рано или поздно я появлюсь, – сухо ответил Харви.

Это же надо было изречь такую глупость! Но в тот момент он ни за что на свете не смог бы произнести ничего умного. Он никогда… никогда не предполагал, что кто-то так обрадуется встрече с ним. Похоже, все-таки это настоящая дружба.

– Ну да, конечно! – воскликнул Коркоран, плюхаясь на скамейку рядом с Харви. Радость встречи по-прежнему сияла в его повлажневших глазах. – Ты у нас парень что надо, умеешь всех напугать. Как я тебя искал! Обшарил каждый уголок в городе. Сверху донизу, слева направо, вдоль и поперек. Прочесал окрестности. Ей-богу, я уж подумал, что тебя тоже унесла река.

Харви поднял глаза. Наступила пауза. Коркоран потупился. Казалось, он пожалел о том, что сболтнул.

– Ты же не знаешь… – произнес он другим тоном. – Не знаешь, что случилось со Сьюзен.

– Сьюзен? – удивленно переспросил Харви.

Джимми поколебался, потом мрачным и приглушенным голосом рассказал о смерти Сьюзен Трантер.

– Тела так и не нашли, – закончил он тихо. – Она где-то там, на дне моря, бедняжка. Ох, я сильно огорчился. У нее всегда было что-то такое во взгляде, какая-то грусть, ожидание беды. Она слишком рьяно пыталась добиться своего, слишком упорно. Думаю,