Блистательные годы. Гран-Канария - Арчибальд Джозеф Кронин

во всем кошмарном архаичном смысле этого понятия. Добрый, очаровательный, благожелательный, и мухи не обидит. Он не мог, нет, просто не мог враждовать ни с кем в мире. И он никогда не бывал серьезен. Да, вот в чем дело – серьезность была для него чем-то невозможным. Он не спорил. Если ему возражали, он, рассмеявшись, менял тему и забывал об этом навсегда. Что касается ревности, то он совершенно не был способен ревновать. Сначала это сбивало Харви с толку. Но теперь он с абсолютной уверенностью осознал причины легкомысленного равнодушия Филдинга. Любовь не имела для него смысла. Он был привязан к Мэри, и только. Как часто Харви собирался с силами, чтобы бросить Филдингу прямо в лицо, твердо, оскорбительно: «Послушайте, я люблю вашу жену!»

Но от этого не вышло бы ни малейшего толка. Филдинг не возмутился бы: «Черт возьми, что вы имеете в виду?» Даже не рассердился бы: «Какая наглость!» Рассмеялся бы и ответил с безукоризненной невозмутимостью: «Дружище, я нисколько не удивлен. Мэри очаровательна. Попробуйте вот это блюдо. Оно турецкое, но не очень острое». В его неумолимом добродушии было что-то устрашающее. Сей факт поразил Харви с убийственной убедительностью. О, все это сводило с ума. Уж лучше биться головой о кирпичную стену, чем задыхаться под мягкой податливой подушкой.

– …И это, – заключил Филдинг, – доставило бы мне настоящее удовольствие. Дождаться, когда мне стукнет восемьдесят, и стукнуть жизнь в ответ. Причем одной левой, заметьте. Шучу. Тут нужно будет постараться. Нечеловечески сложная задача. – Он затушил сигарету, с улыбкой склонился к Мэри. – Все хорошо, юная шалунья? Не слишком устала? Тебе тепло?

Ее лицо, прячущееся в мехе воротника, казалось еще меньше, чем обычно.

– Да, спасибо, Майкл, – безучастно ответила она.

– Потерпи, осталось недолго. – Он посмотрел в иллюминатор и, вскочив, воскликнул: – Ого, пусть меня повесят, если это не так, – мы почти на месте! – Он вытянул шею, с ликованием на что-то показывая, но никто не проявил к этому интереса. – Это церковь Святой Екатерины, а за ней Вентнор. И форты снаружи, и Хаслар. Право, это великолепно! Боже, Стэнфорд выключает двигатели. Я… я должен с ним поговорить. – И, бросив взгляд на часы, он побежал в кабину, чтобы выяснить, что да как.

Прошло пять минут. Вентнор разрастался внизу, потом ускользнул, оставшись слева по борту. Гидросамолет сделал круг. Пролив Солент – сначала серебристая полоска между островами Великобритания и Уайт – становился все шире, пока самолет снижался. Поблескивающая поверхность незаметно приблизилась, потом пассажиры ощутили довольно значительный удар. Самолет заскользил по воде, развернулся носом к волнолому. Два белых плюмажа вспенились под его поплавками, пока он, колыхаясь, бороздил поверхность. Пропеллер постепенно замедлялся, затем с комичной неторопливостью остановился вовсе. Самолет проплыл еще десять ярдов к причалу. Наступила тишина, почти оглушающая. Стэнфорд вышел из кабины, стягивая перчатки. За ним следовал Филдинг. Пилот был долговязым парнем с темными непокорными волосами.

– Итак, – объявил он довольно спокойно, – на этом все.

Элисса послала ему кокетливый взгляд, прикрыв веки.

– Вам не жаль, что поездка закончилась?

Он улыбнулся, в уголке рта блеснул золотой зуб.

– Нет!

– Нет, – передразнила Элисса. – И это все, чего я смогла от вас добиться. Вы бездушный человек. И нос у вас измазан маслом.

Филдинг схватил Мэри за руку.

– Смотри, – возбужденно вскричал он, – там Старый Мартин!

От берега стремительно стартовала моторная лодка, вошла в порт и направилась прямо к ним. Пока Стэнфорд возился с люком, отворяя его, катер приблизился и закачался на волнах сбоку.

Харви ждал в конце салона, наблюдая с холодным, бесстрастным лицом, как Филдинг, Элисса и Мартин говорят одновременно, а Мэри молчит. Слабо улыбается Мартину, но молчит, молчит. Харви последним пожал руку Стэнфорду, последним спустился в катер. Он остро, болезненно осознавал все происходящее.

– Я так и думал, что встречу вас со стороны Саутси, сэр Майкл, – заметил Старый Мартин, перекрикивая гудение мотора. – Это намного удобнее, чем было бы в Хасларе.

– Великолепно, Старый Мартин.

– Думал, так будет легче ее милости… – Слуга напряг голосовые связки до предела, засипел и умолк, счастливо кивая и помаргивая выцветшими голубыми глазами.

Это был невысокий, высохший, хилый человечек с длинным носом и детским выражением на лошадином лице. «Джентльмен на службе у джентльмена, – все так же мучительно осознал Харви. – Трепещет от преданности и желания услужить. И так всю жизнь. Старый добрый феодальный дух».

Они поднялись по зеленым ступенькам Старого пирса, впереди вырастали рядами высокие дома, едва слышно дребезжали трамваи. Толпа зевак таращилась на угодливого – ужасно угодливого – служаку, а тот пятился шаг за шагом и бормотал:

– Осторожно, миледи. О прошу вас, осторожнее.

Их ждала машина. Сверкающий, надменный, огромный «роллс-ройс». Конечно же, сдержанного темно-синего цвета. У дверцы стоял мужчина, застывший, как фигура из Музея мадам Тюссо. Он захлопнул дверцу с нежнейшим щелчком, быстро сел за руль. Машина двинулась с места, унося пассажиров, утопающих в дорогих коврах. Водитель снова превратился в экспонат музея и, следуя указаниям Старого Мартина, неощутимо и неслышно переключал передачи.

Город пронесся мимо, автомобиль выехал на Чичестер-роуд, и перед глазами развернулась живописная сельская местность, как книжка с прелестными картинками.

– Что скажете, не такая уж и скучная наша Англия? – торжествовал Филдинг. – Впрочем, подождите до Суссекса, до наших скромных владений.

Да, на живых изгородях набухли почки, маленькие квадратные поля отливали зеленью, под деревьями красовались коттеджи – все аккуратное, ухоженное, сверкающее, как хорошенькая новенькая булавка. Но Харви не замечал симпатичных картинок. Ужасен пейзаж за окном или прелестен – его не заботило. «Зачем, – думал он с бешенством, – я поехал сюда? Зачем позволил себя уговорить?» Куда подевались все его защитные реакции, его грубость, сарказм, ледяное безразличие?

Он сидел рядом с Мэри – настолько близко, что ощущал малейшее ее движение. На такой рассадке настоял Филдинг.

«Сиди спокойно, идиот!» Это было мучительно. Сердце билось как колокол. Мэри смотрела прямо перед собой, но щеки заметно порозовели. Ни разу не встретиться… ни разу по-настоящему не встретиться с ней взглядом… какой это был голод…

– Горячие булочки с маслом перед камином! – воскликнул Филдинг. – Это тоже вовсе не так скучно. – Он сидел впереди на откидном сиденье, сыпал громогласными замечаниями, оглядывал окрестности с видом собственника, будто отсутствовал по меньшей мере год. Снова обернулся. – Осталось чуть-чуть. О небо, вернуться домой – это бесценно. Ты не устала, старушка моя смешная? Устроим в честь твоего возвращения нашу всегдашнюю вечеринку.

Она как будто шевельнулась.

– Ты ведь не собираешься приглашать толпу гостей, Майкл? – прошептала она.

– Боже правый, нет! – запротестовал тот. – Как