Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

— Да, убит, — повторил начальник полиции, — и мы должны найти того или тех, кто убил его.

— Кого же вы подозреваете? — спросил Тефер.

— Похитителей фиакра или того, кто руководил этим похищением.

— Мы найдем их… — пробормотал Тефер, чтобы скрыть волнение. — Куда мы отправимся прежде всего?

— В Баньоле.

Тефер сильно побледнел, но его бледность продолжалась одно мгновение и не была замечена.

«Ну, — подумал он, — надо быть смелым. Сегодня вечером я спасусь или погибну, и если погибну, то увлеку в моем падении герцога и мистрисс Дик-Торн».

Все трое сели в карету и поехали в Баньоле.

Начальник полиции взял с собой различные донесения по делу фиакра номер 13 и по дороге просматривал их.

— Прежде всего мы пойдем к полицейскому комиссару, — сказал он.

С этой стороны Тефер ничего не боялся, так как комиссар его не знал.

По приезде в Баньоле начальник полиции прямо прошел к комиссару.

Тефер в первый раз слышал о молодой женщине, найденной без памяти в одной из каменоломен. Его это поразило, и он задавался вопросом, кто она. Но успокоился, думая, что спасение Берты маловероятно. Без сомнения, речь шла о простой случайности, вызванной неблагоразумным любопытством.

Нарочно или по забывчивости, комиссар ни слова не сказал о билетике, найденном в кармане жертвы и так презрительно отброшенном им.

Начальник полиции заглянул в донесение, которое держал в руках, и спросил:

— Обратили вы внимание на платье бедной женщины?

— Да, оно было в самом печальном виде: разорвано и запачкано.

— Не было ли на нем следов огня?

— Нет… по крайней мере, я не думаю.

Этот ответ успокоил Тефера.

— А что было у нее на ногах: башмаки или ботинки?

— Ботинки.

— Не была ли на одном оборвана пуговица?

— Признаюсь, я не обратил на это внимания.

— Добросовестное донесение должно заключать в себе все: ваше было более чем не полно.

Комиссар опустил голову.

— Где дом Сервана? — спросил начальник полиции.

— Очень близко отсюда, но бедняга ничего вам не скажет.

— Почему?

— Он умер!

— Умер?… — вскричали в один голос Тефер и комиссар.

— Да, скоропостижно. Агент Плантад сильно напугал его, говоря о преступлениях, совершенных в его доме. Он слег в лихорадке, а вчера вечером умер от воспаления мозга.

Тефер вздохнул свободнее. Единственный человек, который мог бы узнать его, не существовал, и он считал себя совершенно вне опасности.

— Какое несчастье, — прошептал патрон. — Но последнее слово еще не сказано: мы осмотрим сгоревший дом.

Трое посетителей, в сопровождении комиссара Баньоле, отправились на холм патронного завода по дороге, которая от дождя стала почти непроходимой. В некоторых местах широкие и глубокие лужи почти совершенно загораживали дорогу, и надо было обходить их.

— Не оступитесь в трещину каменоломни, — сказал комиссар Баньоле. — Во время грозы было несколько обвалов. Вот один из них.

Несмотря на все свое самообладание, Тефер вздрогнул. Они стояли перед пропастью, в глубине которой под слоем земли лежал Плантад.

Начальник полиции и комиссар подошли, заглянули в глубину и поспешно отступили.

Осмотр развалин дома Сервана не привел ни к чему.

Затем были опрошены несколько жителей Монтрейля, но их ответы не объяснили ничего, и в семь часов вечера, после бесполезного следствия, все снова уселись в экипаж.

Тефер торжествовал: тайна становилась непроницаемой.

— В госпиталь Святого Антуана, — сказал начальник полиции кучеру.

Новое беспокойство овладело бывшим инспектором. Но по приезде в госпиталь он был снова успокоен сведениями, полученными в конторе. Девушка, найденная в каменоломне в Баньоле, называлась Элизой Дюшмен и жила не в Париже; ее падение было следствием случайности, и ее двоюродный брат, Пьер Дюшмен, взял ее домой.

«Берта Леруа умерла, — думал Тефер, — я спасен…»

Несмотря на неудачу, начальник полиции не отчаивался.

Целая толпа агентов была пущена в дело. Тефер только улыбался, так как, по его мнению, розыски не могли привести ни к какому результату.

«Ищите! Ищите, дети мои, — думал он, — ищите — вы не найдете ничего!»

Этьен Лорио работал без отдыха.

Рене Мулен продолжал свои странствования по Парижу, не находя Жана Жеди, который был в Гавре.

С утра Этьен отправлялся в павильон на Университетскую улицу, виделся с Бертой, прописывал ей лекарство, затем отправлялся в Париж, к больным, а вечера проводил опять у Берты, в обществе Рене Мулена. Возвращаясь домой, молодой доктор запирался у себя в кабинете и по нескольку раз перечитывал дело моста Нельи.

Интерес, который оно ему внушало, имел две причины. Тщательно изучив его, он был убежден, что убийство доктора из Брюнуа имело таинственную связь с сумасшествием Эстер Дерие. Он не сомневался, что Берта Монетье была дочерью Поля Леруа, казненного за преступление, которого он не совершал.

Постоянные розыски неизвестных убийц, которыми занимались Рене Мулен и Берта… могущественные враги, завлекшие Берту в западню, скрывавшиеся во тьме и наносившие ужасные удары… мистрисс Дик-Торн, испуганная живой картиной «Убийство на мосту Нельи»… — все эти обстоятельства для него имели таинственную связь.

«Берта — дочь казненного, я не сомневаюсь в этом, — думал он, — ее отец был невиновен. Бог свидетель, что я, не краснея, дал бы свое имя девушке, которая носит имя мученика».

Затем он задумывался и спрашивал себя: «Будет ли иметь успех операция, которую я задумал?… Верну ли я рассудок Эстер Дерие? Мне кажется, что в тот день, когда благодаря мне Эстер выздоровеет, пробьет час правосудия».

На другой день после того, как Тефер ездил в Баньоле в сопровождении начальника полиции, Этьен дал знать Рене Мулену, что не может быть завтра утром у Берты.

Доктор отправился в Шарантон на час раньше обычного. Его помощник с несколькими докторами ждал его, желая присутствовать при его интересной и любопытной попытке. Директор госпиталя также должен был прийти.

Доктора редко относятся дружелюбно друг к другу. Почти все собравшиеся смеялись над претензиями Этьена и предсказывали ему полнейшее фиаско, результатом которого должна была быть смерть пациентки.

Менее доброжелательные обвиняли его в том, что он слишком полагается на себя.

Его собственный помощник отвел его в сторону и тихо спросил:

— Уверены ли вы в себе?

— Да, — ответил Этьен, — почему этот вопрос?

— Потому что все сомневаются в успехе.

— Это их право, но я надеюсь скоро доказать, что они ошибаются.

— Директор будет присутствовать при операции.

— Я очень рад, так как сам попросил бы его об этом.

— Надо дать ему знать, что вы приехали?

— Да, прошу вас.

Помощник отдал приказ сторожу, тогда как Этьен Лорио обменялся несколькими словами со своими собратьями.

Все поздравляли его с тем, что он решился на такой опыт, но их лица мало соответствовали словам и выражали насмешливое сомнение.

Наконец старший доктор и директор Шарантонского госпиталя вошли в комнату.

— Итак, мой дорогой собрат, — сказал он Этьену, — сегодня утром мы увидим вас в деле?

— Да.

— Вы все обдумали?

— Уже давно. Я имел честь сказать вам, как только больная поступила ко мне, что, по моему мнению, она может быть вылечена. С той минуты я постоянно наблюдал за нею, и мое мнение осталось то же.

— Позвольте вам заметить, что знаменитые доктора, имевшие большой опыт, напрасно пытались вылечить эту женщину.

— Я знаю, что я — ничто в сравнении с теми знаменитостями, но тем не менее надеюсь преуспеть там, где они потерпели поражение.

— Не забывайте, что Эстер Дерие — сумасшедшая уже двадцать лет.

— Я убежден, что она не была бы никогда сумасшедшей, если бы двадцать лет назад сделали то, что я хочу сделать сегодня утром.

— Берегитесь совершить неосторожность!

— Этим именем называли многие опыты, имевшие успех.

— Я от всей души хочу, чтобы сегодня было точно так же, хотя не очень на это рассчитываю, — ответил директор. — Мы будем сопровождать вас.

В это время Этьен надел классический передник, а его помощник взял футляр с хирургическими инструментами.

Все отправились в комнату Эстер.

В последнее время в состоянии больной не произошло ни малейшего изменения. Она стояла у окна и смотрела на желтеющие деревья сада, стук отворившейся двери заставил ее повернуться. Ее кроткое лицо, очень мало изменившееся, несмотря на то, что волосы начали седеть, не выражало ни удивления, ни волнения.

Когда Этьен подошел к ней, она, казалось, узнала его и протянула руку. Ее спокойствие показалось доктору хорошим предзнаменованием.