Лягушки - Владимир Орлов

На сбор, в актовый зал школы по соседству, пригласили силовиков, краеведов, охотников. Ещё кого-то. Выяснилось, что и двух ясновидящих. А главное — на сцене зала восседали шесть акынов, в лисьих шапках с рыжими хвостами, и с домбрами в руках. "Джамбулы", — шепнула Свиридовой Роза Екимбаева, тридцатилетняя репортёрша местной светской хроники, влюбленно взглядывавшая на Звезду. Она и вела сбор, и попросила Наталью Борисовну повторить с подробностями историю интеллектуального путешествия московского литератора Ковригина в Аягуз. Свиридова кое-что рассказала. Ко вчерашнему добавила предположение (или догадку), что Ковригин, возможно, ради полного духовного восхождения обзавёлся не свойственными ему прежде одеждами. "А он точно в Аягузе?" — снова поинтересовались. Полная дама с шалью в красных яблоках на пологих грудях встала и, закрыв глаза, замерла минут на пять. Это была ясновидящая Алиса. "Он здесь, — сказала Алиса, — он в степи, он идёт…" Вторая ясновидящая с удивлением посмотрела на Алису, но слов, в частности о том, куда он идёт, не произнесла. Сейчас же вперемешку зазвучали соображения разной силы и разумности. Вспомнили, что на днях ушёл куда-то одинокий верблюд старика Абсалямова, а из юрты неподалёку пропали две чистые тетради в клеточку. Не связано ли это с нравственными поисками литератора А. Ковригина? Новость о пропавших тетрадях, естественно, взволновала и обрадовала Свиридову. Следопыт-кинолог, приведший в школу черного лохматого пса ростом с медведя, попросил Свиридову дать ему на время какую-либо вещь Ковригина, и пёс умно помахал поднятым хвостом. Но никакой вещи Ковригина Свиридова не имела. Ну, хотя бы фотографию… И фотографии не нашлось. Да и не могла найтись. Вот если только журнал "Под руку с Клио", сообразила Свиридова. Кинолог-следопыт вздохнул, но журнал принял, и они с псом незамедлительно удалились в степь. А Свиридова отругала себя и свою вечную бестолковость. Суетилась, шныряла (теперь-то она считала, что шныряла, но зачем?) от одного будто бы влиятельного человека к другому, а выяснить, остались ли в Синежтуре вещи Ковригина или документы его, не удосужилась, ей и в голову это не пришло. Бросилась в аэропорт и улетела. Но если бы и выяснила, что вещи и документы остались, что бы ей следовало делать? Попытаться забрать их? Какое она имела на это право? Кто она? Опекунша Ковригина? Его доверенное лицо? Родственница его? Или даже его жена?.. Последнее соображение чуть ли не испугало Свиридову, но оно тут же было отменено словами аягузского краеведа о пути Абая.

Так, размышлял краевед, уже установлено, что разыскиваемый Ковригин идёт. Но куда? Ковригин якобы намеревался пройти путём Абая. Но места пребывания и вдохновений поэта и просветителя Абая Кунанбаева находятся к северу от Аягуза и ближе к Семипалатинску. Стало быть, Ковригин и направился к аулам Абая, туда и должно было отсылать по следу кинолога с собакой. А если нужно, то и с журналом "Под руку с Клио".

При новом упоминании Абая взволновались акыны, и было заметно, что им не терпится. Роза Екимбаева, из светской хроники, с церемониями, но и категорично предупредила акынов, на казахском, естественно, что каждому из них предоставляется по две минуты, не более, и ждать от них будут не букеты образов и сравнений, а пусть и цветастую, но всё же полезную для поисков Ковригина информацию. Возникли трудности с очередностью музыкально-поэтических номеров, но выяснилось, что список, кто из аягузских акынов важнее и талантливее кого, давным давно составлен и утверждён чуть ли не Брежневым, в должности… неважно, в какой он пребывал тогда должности в Алма-Ате. При этом и длина седых бород соответствовала списку.

В распеве первого акына Свиридовой послышалось слово "Шанхай" и прозвучало некое шипение. Роза Екимбаева переводила, и Свиридова поняла, что акын прославляет Шанхайское соглашение (слова "шос", "шос", "шос" и образовали некое шипение) и просит глав Шанхайских государств оказать заблудшему литератору Ковригину посильную гуманитарную помощь.

Второй акын поэтическим даром расположился ближе к местным реалиям жизни. Он удивлялся пpoзорливости одинокого верблюда старика Абсалямова. И был убеждён, что лохматого пса надо было посылать не к аулам Абая, а по следу пропавшего верблюда. Третий по очереди акын под звуки домбры пропел оду чистым листам тетрадей в клеточку. Пятый акын оказался бестолочью, явно более двух минут он бренчал, подвывая, о красотах московской гостьи, сравнивал их с яркостью весенней степи и обещал, что если он станет моложе, то увезет красавицу на жеребце-ветре в свою юрту на Джунгарское джай-ляу и там накормит бешбармаком. Свиридовой бы разбить эту домру, эту балалайку, эту бандуру о башку степного графомана, но она усмиряла себя в стараниях выразить уважение к аксакалу, да и слушать о собственных красотах, притом на чужом языке, было Свиридовой приятно.

Песнопения четвертого и шестого акынов показались Свиридовой странными. А в публике они вызвали оживление. Песнопения были выслушаны с аплодисментами. А ясновидящая Алиса встала, поправила шаль на груди и заявила:

— Он идёт к Джаркенту.

Вторая ясновидящая опять с удивлением посмотрела на Алису и молча распустила черную косу. Возможно, это был жест несогласия или даже протеста, но роспуск косы на общее мнение не повлиял. Шёпотом или звонким звуком теперь раздавалось в зале: "К Джаркенту! Конечно, к Джаркенту!" Роза Екимбаева переводила Свиридовой слова песнопений в некоей растерянности. В словах этих не было упоминаний ни о пропавшем Ковригине, ни о пути Абая, не было и каких-либо подсказок о неизвестном Свиридовой Джаркенте, и лишь мимоходом воспевался одинокий верблюд старика Абсалямова. Зато речь в них шла о природных явлениях последних дней в районе Аягуза, как будто бы пустяковых. Однако публика сразу же уловила в них важнейшие смыслы. "Эти Джамбулы, — сказала Екимбаева, словно бы извиняясь перед Свиридовой, — поют о своём, а толковать их берутся кто как хочет… Прежде отряжались целые бригады переводчиков и толкователей…" — "Что это за Джаркент?" — спросила Свиридова. "Городок на границе с Китаем. Джаркент-Жаркент… Бывший Панфилов… Но до него от нас километров двести. Какие интересы там могут быть у вашего… то есть у Ковригина?" — "Не знаю, — сказала Свиридова. — И они ведь не пели про Джаркент". Под сомнением у неё был теперь не только Джаркент, но и сам Аягуз. Не подшутили ли над ней чистильщики обуви в Синежтуре? И что за харя наблюдала за ней из-за колонны в ресторане "Лягушки"? Единственно, что приободряло Свиридову, так это пока не отмененные сведения о двух тетрадях в клеточку. "Они пели, — сказала Роза Екимбаева, — о сдвиге ветра, о смещении полетов птиц, о вставшей траве, о кувырканиях в воздухе кондоров, о небесной музыке, о скором прилёте нездешнего корабля с железными боками и с пивом в буфете…" — "Ну, насчёт корабля это понятно, — рассудила Свиридова, — в соседней области — Байконур. А небесную музыку исполняли, случайно, не на африканских вувузелах?" Екимбаева расстроилась, чуть ли не расплакалась, пробормотала: "Небесную музыку издавала свирель, большая, как оркестр…" — "Извините, Роза! — спохватилась Свиридова. — Я не хотела вас обидеть… Просто я в унынии. И не могу понять, при чём тут Джаркент?.." — "В зале, — сказала Екимбаева, — растолковали так. Увядшая, засохшая уже трава встала, и будто бы стебельки её потянулись на юго-запад, а там Джаркент. Птицы обычно облетали Джаркент, а нынче они охотно планируют к нему. И ветер туда дует. И кондоры, коих прежде здесь и не видели, кувыркаются и балуются в воздухе, будто опьяненные небесной музыкой, именно к юго-западу от Аягуза. Тут и ясновидящими не надо быть, чтобы ощутить, куда идёт Ковригин и где происходят его нравственный подъём и духовное просветление".

— Ну, если всё так… — задумалась Свиридова.

— Всё именно так, замечательная Наталья Борисовна! — воскликнула Екимбаева.

— Ну, если всё так, — уже решительно сказала Свиридова, — надо мне поскорее добывать какой-нибудь вездеход и отправляться вдогонку за Ковригиным. Просветление просветлением, а условия контракта торопят.

— С вездеходом проблем не будет, — сказала Екимбаева. — И надо подобрать толкового проводника.

Сбор можно было признать завершённым, и Свиридова поблагодарила всех, принявших в нём участие. Особенно акынов с их замечательными музыкально-поэтическими импровизациями. Акыны четвёртой и шестой бороды, выслушав Свиридову, стояли гордые и будто бы победившие в сегодняшнем айтысе.

В редакции Свиридову ждали новости. Сетями газетчиков был отловлен и доставлен в редакцию свидетель продвижения на юго-запад сухими тропами Ковригина. Про Ковригина свидетель ничего не слыхал, а встреченного путешественника называл Дервишем. Сам свидетель, дунганин из предгорного кишлака, свежий хозяин чайханы, тоже путешествовал, имея под собой разумного осла, посетил родственников с намерением узнать семейные секреты приготовления лагмана и корейской моркови, по дороге домой уже добрался до Сарканда, это между Джаркентом и Аягузом.