Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина - Владимир Набоков

XIII

   И долго, будто сквозь тумана,   Она глядѣла имъ во слѣдъ....   И вотъ одна, одна Татьяна! 4 Увы! подруга столькихъ лѣтъ,   Ея голубка молодая,   Ея наперстница родная,   Судьбою вдаль занесена, 8 Съ ней навсегда разлучена.   Какъ тѣнь, она безъ цѣли бродитъ;   То смотритъ въ опустѣлый садъ....   Нигдѣ, ни въ чемъ ей нѣтъ отрадъ,12 И облегченья не находитъ   Она подавленнымъ слезамъ —   И сердце рвется пополамъ.

Строфа XIII (2371, л. 5–5 об.) датирована 19 февр. [1828 г.] в верхней части черновика (л. 5; год указан согласно Томашевскому, Акад. 1937, с. 661).

6 родная. Здесь тонкая двусмысленность, так как основное значение слова «родной» — «кровнородственный», но оно может значить «милый», а Ольга была Татьяне «милой» «родственницей».

Между прочим, эта страстная увлеченность младшей сестрой — новость для читателя, который будет удивлен, добравшись до главы Восьмой, почему Татьяна более не вспоминает Ольгу.

XIV

   И въ одиночествѣ жестокомъ   Сильнѣе страсть ея горитъ,   И объ Онѣгинѣ далекомъ 4 Ей сердце громче говоритъ.   Она его не будетъ видѣть;   Она должна въ немъ ненавидѣть   Убійцу брата своего; 8 Поэтъ погибъ... но ужъ его   Никто не помнитъ, ужъ другому   Его невѣста отдалась.   Поэта память пронеслась12 Какъ дымъ по небу голубому,   О немъ два сердца, можетъ быть,   Еще грустятъ... На что грустить?

XV

   Былъ вечеръ. Небо меркло. Воды   Струились тихо. Жукъ жужжалъ.   Ужъ расходились хороводы; 4 Ужъ за рѣкой, дымясь, пылалъ   Огонь рыбачій. Въ полѣ чистомъ,   Луны при свѣтѣ серебристомъ,   Въ свои мечты погружена 8 Татьяна долго шла одна.   Шла, шла. И вдругъ передъ собою   Съ холма господскій видитъ домъ,   Селенье, рощу подъ холмомъ12 И садъ надъ свѣтлою рѣкою.   Она глядитъ — и сердце въ ней   Забилось чаще и сильнѣй.

Пушкин пишет в заметке (Болдино, 1830 г., черновик — в МБ 2387 А — тетрадь, сшитая из отдельных страниц после смерти поэта в жандармерии — л. 22; впервые опубл. в 1841 г.):

«Критику 7-ой песни в Сев<ерной> Пчеле[72] пробежал я в гостях и в такую минуту, как было мне не до Онегина… Я заметил только очень хорошо написанные стихи и довольно смешную шутку об жуке. У меня сказано:

Был вечер. Небо меркло. ВодыСтруились тихо. Жук жужжал.

Критик [Фаддей Булгарин] радовался появлению сего нового лица и ожидал от него характера, лучше выдержанного прочих».

2 Жук жужжал. Имеется в виду майский жук — насекомое, одно из двух разновидностей Melolontha, летающих неловко, с тупым упорством в сумерки вдоль сельских дорог в мае и июне. Некоторые поэты путают его жужжание или шум с гулом сумеречных бабочек, жужжащих с наступлением ночи над цветами; у Шекспира же подразумевается (см. ниже) навозный жук (Geotrupes sp.); но почему мисс Дейч сочла возможным преобразовать жесткокрылое насекомое в прямокрылое («Слышался сверчков стройный хор») — непостижимо, особенно если учесть, что майский жук — распространенный компонент описания сумерек в английской поэзии. Когда Булгарин иронично приветствовал пушкинского жука как нового персонажа, он был неправ: это на самом деле очень старый персонаж.

Шекспир, «Макбет» (1623), III, 2, 42–43:

И сонный жук к Гекате полетит.

Уильям Коллинс, «Ода к вечеру» (1746), строки 11–14:

Или где жук трубитВ свой небольшой, однако же зловещий горн,Сколь часто он на сумеречной тропе вздымает егоБлиз странника, живущего средь суетного гула…

Томас Грей, «Элегия, написанная на сельском кладбище» (1751) строка 7:

…жук кружит в своем гудящем полете…

Джеймс Макферсон, «Песни в Сельме» («королевская резиденция» Фингала; 1765):

Вечерние мошки на слабых крылах носятся,жужжа, над полями.

Роберт Саути, «К созерцанию» (написана в Бристоле в 1792 г., опубл. в 1797 г.), строки 26–28, 31:

Или веди меня туда, где дола тихого средиВ сребристом свете слабый ручеек течет;Я буду медлить…........................................................И слушать монотонный сонный лет жука…

Крабб ошибочно переносит «жужжание жука» в «свет и тень» осеннего вечера («Прогулка к собору» в «Повестях усадьбы», 1819).

Юный Жуковский в знаменитом первом, восхитительно мелодичном, выполненном ямбами варианте перевода греевской элегии (1802) постарался на славу (строка 7):

Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает…

Во втором варианте (1839) Жуковский использовал дактилический гекзаметр без рифмы:

…изредка только промчитсяЖук с усыпительно-тяжким жужжаньем…

(Жуковский здесь находится под влиянием Саути).

Однако в переводе элегии, выполненной Шатобрианом («Сельские могилы», Лондон, 1796), Melolontha grayi претерпевает следующее превращение:

On n'entend que le bruit de l'insecte incertain

<He слышно ни звука, кроме гуланеопределенного насекомого>

— действительно, очень неопределенное насекомое; но в этом случае Век Хорошего Вкуса запрещал употреблять «специфическое и низкое» слово «hanneton» <«майский жук»>. Сорок лет спустя великий французский писатель оплатит этот отказ отличным переводом «Потерянного рая».

8–14; XVI, 1–7 Все это ошеломляюще напоминает фрагмент поэмы Козлова «Княгиня Наталья <Борисовна> Долгорукая» (известна с 1827 г., опубл. в 1828 г.) ч. I, строка 11–32. Пушкин лишь несколько подправил описанное слепым поэтом приближение Натальи к ее бывшему жилищу (строки 11–13, 24–26, 28–32):

Она идет, и сердце бьется;Поляна с рощей перед ней,И вот в село тропинка вьется….........................................Но, чем-то вдруг поражена,Стоит уныла и бледна.В ее очах недоуменье…Нейдет в него [селенье], нейдет назад,Кругом обводит робкий взгляд.«О, если там!.. а мне таитьсяВелит судьба… быть может… нет!Кому узнать!..».

Поэма Козлова в двух частях состоит из ямбических четырехстопников с нерегулярной рифмой и строфами разной длины; она вызывает в памяти несчастья, по природе более готического, нежели славянского типа, дочери графа Бориса Шереметева, фельдмаршала Петра I. В одном из эпизодов тень ее мужа является ей и, чтобы показать, что муж был обезглавлен, снимает голову, как шапку.

См. также коммент. к главе Седьмой, XXIX, 5–7 и XXXII, 13–14.

Как сказано в моих «Заметках о стихосложении» (см.), текст Пушкина в строфе XVI, 2–6 представляет собой самую длинную во всем произведении последовательность строк с отсутствием скольжения (в одной строфе); влияние, видимо, нечистой совести.

13 сердце в ней. Поскольку слово «сердце» имеет ударение на первом слоге, а «ее» или «его» — на втором, сочетание «его [ее] сердце» не может быть употреблено в русской ямбической или хореической строке. Отсюда — неловкое «сердце в нем», или «в ней», чему есть несколько примеров в «ЕО».

XVI

   Ее сомнѣнія смущаютъ:   «Пойду ль впередъ, пойду ль назадъ?...   Его здѣсь нѣтъ. Меня не знаютъ... 4 Взгляну на домъ, на этотъ садъ.»   И вотъ съ холма Татьяна сходитъ,   Едва дыша; кругомъ обводитъ   Недоумѣнья полный взоръ.... 8 И входитъ на пустынный дворъ.   Къ ней, лая, кинулись собаки.   На крикъ испуганный ея   Ребятъ дворовая семья12 Сбѣжалась шумно. Не безъ драки   Мальчишки разогнали псовъ,   Взявъ барыню подъ свой покровъ.

14 барыню. Я думаю, что «барыня» может быть опечаткой вместо «барышни», фр. «la demoiselle».