Это смертное тело - Элизабет Джордж

Он рассказал о Фрейзере Чаплине и о том, что необходимо разбить его алиби.

Не плюет ли он против ветра, спросила Барбара.

Линли ответил, что, когда сомневаешься, нужно начать все сначала. Он завернул что-то об окончании путешествия в его начале и о начале путешествия в его конце. Барбара поняла, что он привел какую-то сумасшедшую цитату, а потому сказала: «Да. Хорошо. Ладно» — и, прекратив разговор, занялась своим делом. Дело, решила она, лучший способ излечить беспокойство, вызванное у нее разговором с Линли.

Роб Хастингс был дома. Он приводил в порядок свой «лендровер», а для этого снял с него все, что можно, кроме двигателя, шин, руля и сидений. То, что прежде было внутри, лежало теперь на земле возле автомобиля, и Хастингс разбирался с этим. «Лендровер» у него был не в идеальном состоянии. Судя по деталям машины, Хастингс использовал ее как передвижной дом.

— Готовите к лету? — спросила его Барбара.

— Что-то вроде того.

Заслышав шум двигателя машины Барбары, примчался веймаранер. Хастингс приказал псу сидеть, и он тотчас послушался. Пес тяжело дышал и явно был доволен тем, что у них появился гость.

Барбара попросила Хастингса показать его кузнечные инструменты, и он, разумеется, спросил, зачем ей это. Она хотела было отмахнуться от его вопроса, но решила, что реакция Хастингса на правдивый ответ будет более полезной. Она сказала, что орудие убийства, прикончившее его сестру, было, судя по всему, изготовлено вручную, хотя и не уточнила, что это было за орудие.

Хастингс застыл, уставившись на Барбару.

— Вы думаете, что я убил родную сестру?

— Мы ищем человека, имеющего доступ к кузнечному оборудованию или к инструментам, сделанным кузнецом. Все, кто имеет к этому отношение и кто знал Джемайму, должны быть проверены. По-другому не бывает.

Хастингс опустил глаза. Он признал справедливость такого подхода.

Когда он показал ей свои инструменты, Барбара заметила, что ими долгие годы не пользовались. Она мало понимала в кузнечном деле, но все, что у него было, имело отношение к периоду его обучения. Было заметно, что никто ничего здесь не трогал с тех самых пор, как он сложил все в сарае. Все было убрано и поставлено одно на другое, так что между предметами не оставалось места. На тяжелой скамье были разложены щипцы, ручники, зубила, наконечники и пробойники. С одной стороны лежала груда использованных металлических болванок, к скамье приставлены две наковальни. Было здесь несколько старых труб, трое тисков и нечто похожее на шлифовальный станок. Никакой маскировки и в помине не было. Толстый слой пыли красноречиво свидетельствовал о том, что к этому не притрагивались годами. Барбара тотчас это увидела, однако не торопилась и внимательно все оглядела. Наконец она кивнула и поблагодарила агистера.

— Прошу прощения. Я была обязана это сделать.

— А чем ее убили? — еле выговорил Хастингс.

— Прошу прощения, мистер Хастингс, но я не могу…

— Это был кровельный инструмент? Наверняка это так. Это был инструмент кровельщика.

— Почему?

— Потому что это он. — Хастингс посмотрел на широкую входную дверь своего старого сарая, и его лицо окаменело.

— Мистер Хастингс, Гордон Джосси не единственный кровельщик, с которым мы говорили во время расследования. У него есть такой инструмент, само собой. Но такой инструмент есть и у Ринго Хита.

Хастингс задумался.

— Хит учил Джосси.

— Да. Мы с ним говорили. Я считаю, что нужно проследить каждую связь и, если там ничего нет, вычеркнуть из списка. Джосси не единственный…

— А что насчет Уайтинга? — спросил он. — Что с этой связью?

— Связью его с Джосси? Мы знаем, что там что-то есть, но и только. Мы над этим работаем.

— Да уж поработайте. Уайтинг не раз являлся в дом к Джосси и вел с ним беседу один на один.

Хастингс рассказал Барбаре о Мередит Пауэлл, подруге Джемаймы со школьных времен, и о том, что Мередит поведала ему о поездках Уайтинга к Джосси. Эту информацию она получила от Джины Диккенс.

— Джосси был в Лондоне в день гибели Джемаймы. Разве это не еще одна связь? Джина Диккенс нашла железнодорожные билеты и квитанцию из гостиницы.

Барбара невольно раскрыла глаза и выдохнула.

— Как давно вам стало это известно? У вас была моя визитка. Почему вы не позвонили мне в Лондон, мистер Хастингс? Или сержанту Нкате? У вас и его визитка была. Любому из нас…

— Потому что Уайтинг сказал, что все под контролем. Он сказал Мередит, что информация отправлена в Лондон. К вам, в Скотленд-Ярд.

Грязный коп. Она не удивилась. С самого начала Барбара чувствовала, что с Закари Уайтингом что-то не так. С того момента, как он взглянул на рекомендательные письма Гордона Джосси, в которых была его характеристика как студента Технического колледжа Уинчестера. Он тогда проговорился насчет того, что Джосси был подмастерьем кровельщика. Надо будет поговорить об этом со старшим суперинтендантом.

Ну слава богу, подумала она, взволнованно глядя на карту Нью-Фореста. Ей надо только поехать назад через Берли. Оттуда — прямая дорога в Линдхерст. Возможно, подумала она, это единственная прямая дорога во всем Хэмпшире.

Барбара отправилась в путь. Ее мысли крутились как бешеные. Гордон Джосси в Лондоне в день смерти Джемаймы. Закари Уайтинг неоднократно наносил ему визиты. У Ринго Хита есть кровельные инструменты. Джина Диккенс дала информацию старшему суперинтенданту. И теперь еще Мередит Пауэлл… с ней они непременно бы пообщались, если бы чертова тупица Изабелла Ардери не приказала им немедленно вернуться в Лондон. Изабелла Ардери. «Мне сказала Изабелла». Барбара снова вспомнила о Линли — это было последнее, о чем она хотела думать, — и усилием воли заставила себя вернуться к Уайтингу.

Прикрытие. Вот что это такое. Она уже думала о том, что бейсболка и черные очки являются прикрытием, и теперь это стало очевидно. А что сказать о другом? Темная одежда, темные волосы. Господи, да ведь Уайтинг лыс, как новорожденный, но если он наденет парик? Для него это детская игра.

Мысли Барбары шарахались из стороны в сторону, и она почти не обращала внимания на дорогу. Она увидела развилку, на которую не обратила внимания на карте, и повернула налево. Оказалось, что она приехала к пабу «Голова королевы» на окраине Берли. Как только дорога стала сужаться, она поняла свою ошибку: ей надо было свернуть направо. Барбара въехала на широкую автостоянку позади паба, чтобы развернуться, и начала прокладывать себе дорогу между туристских автобусов. В этот момент зазвонил ее мобильник.

Она достала его, открыла и рявкнула:

— Хейверс.

— Выпьем сегодня, детка? — сказал мужской голос.

— Что за черт?

— Выпьем сегодня, детка? — Голос звучал очень напористо.

— Выпьем? Что за черт?.. Это инспектор Барбара Хейверс. Кто со мной говорит?

— Я понимаю. Так что, выпьем, детка? — Он заговорил сквозь зубы: — Выпьем, выпьем, выпьем?

Наконец Барбара сообразила. Это был Норман Как-его-там из Министерства внутренних дел, ее агент, которого ей любезно предоставила Доротея Харриман и ее подружка Стефани Томпсон-Смайт. Он произнес пароль. Они должны встретиться у банкомата на Виктория-стрит. У него для нее что-то есть и…

— Черт возьми! — воскликнула она. — Норман, я в Хэмпшире. Скажите мне по телефону.

— Не могу, милая. — Его голос звучал легкомысленно. — Я совершенно завален работой. Но вечером абсолютно свободен. Как насчет нашего с тобой привычного водопоя? Может, уговорю тебя на джин с тоником? В нашем с тобой обычном месте?

Барбара лихорадочно раздумывала.

— Норман, послушайте, я могу послать туда кого-то еще… через час. Это мужчина. Он скажет «джин с тоником», хорошо? Благодаря этому вы его и узнаете. Через час, Норман. У банкомата на Виктория-стрит. «Джин с тоником», Норман. Кто-нибудь там непременно будет.

Выражение «задержание к удовольствию царствующего монарха» является в Соединенном Королевстве эвфемизмом пожизненного заключения, которое присуждают человеку, совершившему убийство. Но этот закон применяют к убийцам старше двадцати одного года. В случае с Джоном Дрессером убийцами были дети.

Это, как и сенсационный характер преступления, не могло не оказать впечатления на судью Энтони Кэмерона, когда он обдумывал приговор.

Обстановка, в которой происходило рассмотрение дела, была враждебной, среди толпы, собравшейся возле Королевского суда, слышались истерические выкрики. В самом здании чувствовалось напряжение, но открытого проявления агрессии по отношению к трем мальчикам не было. Первоначальные вспышки гнева к троим преступникам, выражавшиеся в сборищах возле их домов, а потом и в неоднократных попытках нападения на бронированные фургоны, привозившие мальчиков в здание суда, вылились в организованные демонстрации, кульминацией которых стал «Молчаливый марш» — безмолвное шествие двадцати тысяч людей, прошедших от «Барьеров» к зданию Доукинс, где они с молитвой зажгли свечи и выслушали прерывающийся панегирик Алана Дрессера своему малышу. «Смерть Джона не может остаться незамеченной», — сказал в заключение Алан, и эти слова стали лозунгом общества.